Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 2.Книга судьбы
— Братья, мы не слышали слово нашего уважаемого брата Сен Ю. Он единственный, кто последний видел воспитанника, общался с ним и может нам что-то весомое сказать.
Сен Ю, с киечком, со степенным достоинством взошел на легкое возвышение. Его упорное лицо с каменным взглядом устало смотрело вдаль через головы присутствующих. Голос не громкий, но глуховатый и твердый.
— Братья, уважаемые патриархи, до чего мы опускаемся, начиная хулить действия в защиту бесправных. Это уже не "Белый лотос". Это "перерожденческий лотос". Это самая натуральная клановщина, вызванная борьбой за выживание в наше переменчивое беспокойное время "Великого кормчего". Много очень сильных слов можно сказать в защиту нашего одинокого русского брата, которого проницательность не подвела. Он догадывался, что начнется наше братское сидение с колючками по его душу. И есть достаточно оснований в поддержку группы во главе с Чемпионом, неутомимым Ваном, которому восемьдесят восемь, но он не впадает в маразм старческого цепененья. Он живет. Он всегда в пути. В движеньи. Оно дает не только свежую кровь, но и свежую мысль. Это две наши самые яркие фигуры настоящего времени. Это наша гордость. Наша жизнь, наполненная полнотой существования. И на этом эпосном фоне, когда мы вправе гордиться, что заветы древних времен нашего «Братства» подтверждены и находят жизнь в наших делах, начинается неуместная интрижка вожачков, которым начинает сниться предметная власть, трогательное богатство, получение всяческих титулков для собственного возвеличивания. «Братству» за две тысячи лет. Но нет примеров в его истории, чтобы за действия, вызванные обстоятельствами, действия, не имеющие наживы, чего-то личностного, кто-то обсуждался, осуждался, порицался. Время расцвета цивилизации очень плохо влияет на спящие умы. Видно, не так уж мудры годы, коль они ставят под сомнения самые светлые чаяния, самые чистые порывы души. «Братство» никогда не сгибалось ни при какой власти; почему сейчас мы глядим на Пекин, как собака на палку? Мы становимся бездуховными, не сострадающими. Это самая тяжелая потеря для нас, нашего братства, нашего единства. Сен Ю уходит в горы к вечному Гуру. Туда, где мысль не ограничивается рамками суждения и предвзятости. Я теперь не боец: но мысль, моя цель не утопает в привилегиях годов. "Син И" — боевая организация, но ее действия никогда не были запятнаны неправедными помыслами. Слабый в Шао никогда не проживал более года, поэтому там всегда оставались личности, не имевшие черных чувств в душе. Тяжело мне сознавать идеи данного собрания, но еще тяжелее мне оставаться в этом кругу.
Прощайте, братья.
Киек Сен Ю, как личное боевое оружие, поддерживал тело гордого аскета. Он медленно шел с высоты и Патриарший Совет ощущал, как отрывается что-то родное, что-то свое, чего нельзя терять, не идя против своей совести. Это выступил монах, который был еще очень молод по сравнению с патриархами, но слова которого были пережиты многими десятками потерь среди братьев: тех кто умер от ран и увечий.
Сен Ю остановил вечный Гуру, неизвестно как и откуда появившийся в свете вечернего неба.
Большой совет молчал. Долго молчал и Гу-ру, пронзительно уставившись на застывшее собрание почтенных старцев. Когда он начал говорить, тягостная волна чувств и стыда опустилась над поляной.
— Вершители слов, никому не нужных. Благодетели идей, растворяющихся в словах. Который раз сии достопочтимые старейшины собрались вместе. На что работает ваш, ниспосланный свыше интеллект?
На сохранение своих душ? Не распластать энергию на незначительные с вашей точки зрения дела и поступки? Боитесь не прорваться с вашей долго накопленной энергией на следующий, высший уровень разума?
Предоставится вам для этого еще много возможностей. Не противопоставляйте свое внешнее состояние внутреннему согласию.
Останьтесь теми, кем вы были в детстве, тогда сможете, сумеете сохранить высокий дух, высокий энергетический потенциал. Не экономите, не бойтесь подать пример молодым, дальним потомкам. Сейчас ваша очередь проявить справедливость, порядочность в решении. Многие из вас помнят собрания Совета в прошлом веке. Никто тогда не спекулировал словом. Человечность, доброта, честь всегда находились на первом месте. Никогда решения не принимались двусмысленными. Никогда не подставлялся под удар брат, тем более не оставлен в беде один на один с невзгодами и властями. И хотя патриаршество "Белого лотоса" было немногочисленно, оно всегда оставалось чистым перед лицом любых испытаний. Люди умирали достойно. Я знаю: они переходили в высшие энергетические уровни-приближались к подножию Абсолюта.
Нельзя обвинять, упрекать, если действиями руководит благая мысль.
И неверно, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Это словоблудие лицемеров, нечистых душой индивидуумов. Брат Рус за свое,
еще не долгое существование не тронул ни одного мирянина-труженика.
Брат Ван уже восемьдесят девятый год чист совестью и делами. Никто из братьев монахов Шао не может быть упрекнут в отстаивании своих личностных корыстных целей. Брат-настоятель Шао, всеми уважаемый Дэ, роком судьбы спас и приютил русского человека. Иной национальности, он стал национальным изгоем в жизни. А ведь не секрет, что в монастырях среднего и северного Китая находится немало монахов русской, польской, немецкой и других национальностей. Не каждому по нутру пришлась непривычно наивная и по-детски отчужденная душа отрока. Но что делать?
Есть еще лики, плюющие в колодец. Есть руки, рвущие цветы. Есть помыслы, разрушающие положительную ауру Земли. Я думаю, и дума моя основана на личном знании каждого брата Большого Совета: если бы отрок попал в другой монастырь, его судьба была бы аналогичной. Ни в ком из вас нет черной извести, налета темной слизи. Взрослый отрок Рус не дошел до Тибета. Не дошел, дабы не подвергать монастыри новым преследованиям. Мне горько от того, что он снова остался один. Я молю господа нашего вседержителя, чтобы душа его сохранила чистоту родниковой воды, доброй энергии. Молю, чтобы на ваши благородные сердца не легла тень неприязненности, неприятия к отроку, рок судьбы которого объединить и помочь в защите наших монастырей. Черные силы подступают к Тибету. Насторожитесь. Первая волна диверсионных групп Гитлера была успешно отбита в тридцатых-сороковых годах. И вы все были участниками обороны монастырей. Сейчас движется новая, более опасная сила черной энергии. И не время сейчас вам мыслить о личном.
Правительство Мао загнало остатки монастырей в дальние горы Тибета, в скалы Гималаев. Неспроста подвергся нападению южный монастырь.
Объединяйтесь. Сохраните к отроку свое отцовское благословение. Пусть наша вера в него придаст ему силы. Всевышний передаст ему часть нашей энергии, любви и сострадания. И он поможет нам. Он лучше знает внешний мир. Знает, откуда исходит опасность. Он добром и сердцем послужит Великому Братству…
Глава одиннадцатая
Маккинрою стоило больших трудов и энергии поднять в короткое время агентурную сеть и через индийские каналы снова выйти на Руса и договориться о встрече в Калькутте. Монах больше нигде не желал встречаться. Место встречи в городе тоже было указано им.
Без десяти минут до назначенного времени эксперт на трех машинах с девятью охранниками подъехал к ресторану. Улица была пустынна, узка, и, на что обратил сразу внимание американец, дома были без окон, заборы высокие. Что-то похожее на мусульманские древние города, когда все окна выходили только во двор. Старая часть города. После подробного донесения, что Динстон сутки провел в Испании, останавливался в Мадриде и с неизвестными лицами ездил в Пиренеи, Маккинрою многое становилось логически ясно, хотя и не все, и не до конца. Предстояло снова срочно слетать к Первому Координатору и под впечатлением новых сведений прояснить ситуацию. Он знал по сведениям, находившимся в анналах ЦРУ, что в горах Пиренеев одна из главных штаб-квартир ордена иезуитов-с кодовым названием "Черная дыра". По всем размышлениям выходило, что без прояснения новой ситуации, опасно было что-либо самостоятельно предпринимать. Такого поворота событий Маккинрой никак не ожидал. Он почувствовал первый раз в жизни опасность. Опасность явную и неизвестную. Вот тебе и Динстончик: оловянный сапожок. Коллега становился опасен и очень. Иезуиты-липкая, достаточная информированная, мстительная организация. Теперь уже не грех было подставить Динстона под монахов-китайцев. Спокойнее.
Полковник злобен, и от него всякое можно было ожидать.
С этими тревожными мыслями эксперт осмотрительно вошел в ресторан.
В отдалении сидела Дина с тремя индейцами. В ресторане было занято еще несколько столиков, но Маккинрой был уверен, что все эти люди, люди индусов, связанных с монахами. Значит Рус где-то рядом и появится в срок. Маккинрой успокоился, присел с двумя охранниками. Заказал легкую закуску, соки. Секундная стрелка по-генеральски точно подошла к назначенной отметке. Ресторан полупустой. Улица пустынна. Маккинрой начинал тревожиться. Посмотрел на Дину. Она тоже с озадачивающей осторожностью поглядывала на эксперта. Тот взглянул на часы.
