Эрик Гарсия - Ящер-3 [Hot & sweaty rex]
– Прости, – говорю я, и Нелли ловит мою подсказку, пододвигая своих солдат к бокам Гленды. Они тяжело над ней нависают. Гленду начинает немного потряхивать – ее рука дрожит, пока она вытирает единственную слезу.
– Значит, все будет так?
– Да, – говорю я. – Так.
– Я могла бы свалить из города. Пожить немного в Европе.
Нелли качает головой. Да, это мое личное дело – оно связано с Джеком, с Норин, с моим собственным благополучием. Но это также дело Нелли – его дальнейшее существование будет зависеть от того, верно ли мы поступим сегодня вечером.
– Прости, Глен, – повторяю я. – Ты представить себе не можешь…
Солдаты лезут к себе в карманы, вытаскивают оттуда подходящие под их размеры пистолеты и направляют стволы Гленде прямо в лоб. От одного вида обезьяньего оружия меня начинает бить озноб, и прежде чем они успевают сделать следующий ход и закончить работу, я поднимаю руку.
– Погодите, – говорю я, Гленда чуть не падает от облегчения. – Только не так.
Нелли недоуменно наклоняет голову, но я делаю шаг вперед. В груди у меня тяжело. Это опять воздух? Или влажность?
– Отойдите, – приказываю я солдатам.
Нелли кивает, и солдаты отодвигаются в сторонку, а я тем временем встаю позади Гленды, левой рукой обнимая ее за грудь, притягивая поближе к себе. Мой человеческий перед прижат к ее заду, и так мы какое-то время стоим, пока я зарываюсь лицом в ее волосы.
Ничего тяжелее мне никогда в жизни делать не приходилось, и я ей об этом говорю.
– Тогда не делай, – просто советует Гленда.
Но я все-таки выпускаю свой средний коготь, самый острый и чистый.
– Я должен, – шепчу я.
Гленда закрывает глаза, когда я провожу когтем по ее мягкому загривку, негромкое воркование слетает с ее губ, пока она цепенеет в моей хватке…
И вдруг я останавливаюсь. Мое тело становится легче, грудь быстро освобождается. Словно тот твердый сгусток, который последние две недели окутывал мое сердце, начинает стремительно исчезать. Я пытаюсь мысленно потянуться к себе внутрь, вновь ощутить тот успокоительный лед, тот стальной гнев, который я испытывал, сидя на пляже Форт-Лодердейла и держа на руках обмякший поликостюм Норин, но его там и в помине нет. Я медленно, но верно возвращаюсь к самому себе.
– Давай назад, – говорю я Нелли.
На мгновение мне кажется, что он улыбается.
– Ты уверен? Это твое решение.
– Уверен. Давай обратно к берегу.
Хагстрем заводит мотор и направляет судно назад к твердой земле. Всю обратную поездку Гленда не говорит ни слова, но и не пытается выскользнуть из моей хватки.
Пока мы приближаемся к пристани, отдельные доски которой торчат наружу, точно тропки по болотной воде, я шепчу Гленде в самое ухо:
– Беги. Спрыгивай с катера, беги прочь и не останавливайся. Когда они окажутся вне моего поля зрения, я уже не смогу их остановить.
Гленда кивает и обеими руками сжимает мою ладонь. Последние двадцать футов мы преодолеваем, крепко обнявшись, и оба думаем – не в последний ли раз мы так близко друг к другу, пока все еще бьются наши сердца? Как только мы достигаем пристани, Гленда соскакивает с катера и уносится в ночь, исчезая под пологом пальм и мангров.
После ее бегства Нелли садится на край катера, болтая ногами в черной воде. Я тяжело плюхаюсь рядом с ним – последние силы уходят.
– Ты не наш, Винсент, – негромко говорит Нелли. – И никогда не был.
– Я знаю.
– Пожалуй, пора тебе возвращаться домой.
– Угу. Я тоже так думаю. – Я смотрю на Эверглейды – на эту спокойную, мирную гладь, под которой таится столько опасности. – Кому-то надо кошку кормить.
20
Фрэнк Талларико опять у себя в солярии – сидит в плетеном кресле. Рядом с ним служанка – похоже, девушка с фабрики звезд, миниатюрная азиатка, неотличимая от своих соплеменниц. Она обмахивает Талларико большим полинезийским веером, движет рукой взад-вперед, гоняя теплый воздух конца лета по в иных отношениях душному помещению.
– Извини за жару, – говорит Фрэнк, приветствуя меня в своем доме. – Кондиционер еще вчера сдох, и его до сих пор не починили.
Я кидаю перед ним на стол целую сумку флоридских апельсинов, и Талларико одобрительно кивает.
– Отличный гостинец, – говорит он. – Я, как ты знаешь, хороший цитрус очень ценю. Я так понимаю, ты прекрасно провел время в Майами?
Нет причины ходить вокруг да около – я сюда не для болтовни пришел.
– Я знаю, что вы сделали.
– Что ж, – говорит Фрэнк. – Чертовски подходящий способ начать разговор. А травки не хочешь?
Он щелкает пальцами, и еще одна служанка прибывает с уже знакомым подносом. Я мотаю головой, и Фрэнк снова щелкает пальцами с таким видом, словно он вдруг припомнил что-то чрезвычайно важное.
– Ах да, все верно. Ведь это как раз ты с травами справляться не можешь, так?
– Все это было подстроено, – продолжаю я, вдруг сознавая, что на долю секунды мне действительно не захотелось этой травы. Просто она оказалась не так важна для меня в великой схеме вещей. Миг спустя желание возвращается, но та доля секунды – это уже нечто, на чем можно строить какое-то будущее. – Весь план с самого начала состоял в том, чтобы впутать меня в это дело.
Фрэнк Талларико пожимает плечами:
– Утомляешь ты меня, Рубио. Ты что, пришел сюда истории мне рассказывать?
– Только одну. Историю о том, как вас расстроил тот факт, что Дуганы стали использовать ваших девушек с фабрики звезд для собственных нужд.
– Это было омерзительно, – фыркает Талларико. – Он мне все про это рассказал. Отрезать им хвосты, использовать как морских свинок. Даже попытался убедить меня в том, что нам следует получать из этих девушек какое-то лекарство, а потом продавать его с тем, чтобы ставить на ноги калек. А то, как я веду дела…
Я решительно не хочу вступать в дискуссию касательно морального аспекта проблемы – до смерти боюсь, что в итоге мы с Фрэнком окажемся здесь солидарны. Я не забываю того, что делали Джек и Норин, но, с другой стороны, мои конечности никогда мне не отказывали. Я никогда не бывал так прижат к стене.
– И из-за этого вы решили затеять гангстерскую войну?
Талларико ковыряет в носу. Я для него явно не важнее комнатной мухи.
– Этим девушкам требовалось шесть-семь недель, чтобы снова встать на ноги. И хвост под повязкой жутко чешется. Дуган хотел забрать их всех себе – для своего маленького научно-исследовательского проектика. Хотел меня купить. Этого ни в коем случае нельзя было допустить.
Вот тебе, Винсент Рубио, и урок этики. Я принимаю эстафету.
– А как лучше всего единым махом избавиться от всех этих Дуганов и от собственного досадного братца? Вынудить Эдди выйти из себя и начать всех мочить. Обе стороны подвергаются истреблению, а потом туда приходите вы, весь в белом, и заполняете вакуум. Только вам требуется катализатор. Что-то, чтобы начать игру с обоих концов. Тогда вы проводите небольшое расследование и обнаруживаете одного частного сыщика, который знал Джекки Дугана еще когда того звали просто Джеком. К тому же он велоцираптор – еще и лучше, чтобы разыграть расистскую карту. А что совсем замечательно, так это что у него есть подкупная подружка-гадрозавриха, которая задолжала кучу денег вашим деловым партнерам в Нью-Йорке.
Фрэнк смеется, разводя руками.
– Однако мне масса времени потребовалась, – похваляется он. – Я три разных сценария проработал, пока ты не подвернулся.
– И моя ситуация показалась вам такой идеальной, что пройти мимо просто было нельзя.
– Идеальной? Не знаю. Но она вполне подходила. – Фрэнк откидывается на спинку кресла и сладко потягивается. Девушка с фабрики звезд увеличивает частоту своих махов. – Вот, значит, как? Ты пришел мне сказать, что ты всю мою большую и гнусную схему вычислил? Что ты типа такой долбаный гений?
Я тяну руку вниз и поднимаю бархатный саквояжик, с которым я сюда пришел. Тот самый саквояжик, который мне вручили, когда я в первый раз покидал дом Фрэнка Талларико. Охранники тут же ко мне направляются, но Фрэнк машет рукой, отгоняя их, и я кидаю саквояжик ему на колени.
– Двадцать тысяч долларов, – говорю я ему. – Пересчитайте, если желаете. Они все на месте.
Фрэнк даже не думает прикасаться к деньгам.
– Но ты сделал свою работу, – говорит он. – Ты просто роскошно ее сделал. Правда, до сих пор даже об этом не знал.
Я делаю шаг вперед – вплотную к плетеному креслу.
– Я не хочу на вас работать. Я даже не хочу думать, что я когда-то на вас работал. Я возвращаю вам деньги, потому что я никогда их не брал. Я ездил в Майами провести отпуск, и все, что там случилось, случилось потому, что я этого хотел.
– Вот, значит, с чем ты пришел? – спрашивает Фрэнк.
– Вот, значит, с чем я пришел, – отвечаю я, уже в каком-то футе от него.
Талларико пожимает плечами:
– Если это поможет тебе, Рубио, лучше спать по ночам, то на здоровье. А лично я доволен. Я получил все, что хотел, и вернул себе кое-какие ресурсы. Теперь у меня есть все, что требуется. Южная Флорида созрела для захвата, и я даже с расстояния в три тысячи миль смогу все это провернуть. Дуганов больше нет, а Хагстрему элементарно не хватит живой силы и мозгов, чтобы меня переиграть. – Тут он подается вперед и широко ухмыляется. Та же самая ухмылка, которая заставляла жирную ряху Эдди казаться слишком большой, заставляет лисью мордочку Фрэнка казаться слишком маленькой.