Михаил Логинов - Битва за Кремль
— Добрый вечер, дорогие мои, хорошие, — сказал он толпе, непривычно многочисленной и кучной для такого помещения. — Простите, долго поговорить не выйдет. За мной бегут дураки с пистолетами, могут и вас задеть. Пропустите, пожалуйста.
Сотни граждан, как свезенная провинциальная молодежь, так и обычные транзитники, взглянули с удивлением. Не без труда, толкаясь и опрокидывая чужой багаж, расступились перед стремительно идущим Столбовым — вид у него был решительный, шаг — широкий. Коридор, возникавший перед ним, то и дело замыкался сзади.
Расступились, правда, не все.
— Михаил Викторович, — чуть не крикнул дяденька из Ирхайска, — скажите, наш завод сохранится?
— А что он выпускает? — на миг остановился Столбов.
— Катки, грейдеры, прочую дорожную технику.
— Тогда выживет. Дороги будем строить в первую очередь.
В ту же секунду в главный зал ворвалась группа преследования — четверо крупных мужиков в черных куртках и натянутых на глаза вязаных шапочках-балаклавах. На миг замерли: работу среди такого человеческого моря они не практиковали точно. Кто-то одним прыжком заскочил на ящик мороженщицы, сшибив на пол миску с мелочью и образцы товара (тетка отскочила, взвизгнув). Вытянулся на носках, оглядел зал:
— Вот он!
Сразу не рванулись — лидер группы стоял с мобилой, координировал с начальством.
— Он в толпе, что делать? «Вытащить?» Понял. — И скомандовал: — Взять!
Все четверо ворвались в толпу, как овчарки в овечье стадо. Пихались, отшвыривали ногами багаж. Коротко, злобно, сберегая дыхание, рявкали: «Прочь!» Пассажиры путались друг в дружке, пытались отскочить, но не могли, падали. Обычный вокзальный гомон перекрыл удивленный вой.
Столбов уже прошел почти половину зала и остановился. В дверях главного входа показались двое ребят такого же телосложения и экипировки. Они не задыхались — подъехали на машине.
Между тем на пути прорывной четверки оказалась та самая тетка, что потратила зарплату на билеты. Секунду назад она голосила со всеми от всеобщего страха. Но когда спецназовцы оказались рядом, взвыла еще громче, толкнула свою огромную сумку под ноги одному и, не переставая орать, ухватила за руку другого. Получила по затылку, но то ли в шоке, то ли в злости не выпустила руку и, свалившись, увлекла на пол свою добычу, да еще сдернула с него черную шапку-маску.
Возня с теткой заняла две-три секунды. Когда спецназовцы были готовы рваться вперед, перед ними была не просто толпа, а скорее стена.
— Беритесь за руки! — громко, без истерики скомандовала девушка со значком-свечой на груди.
Люди так и делали. Выталкивали вперед багаж — клетчатые ручные и колесные сумки. Одна из тетенек сунула ребенка в руки оробевшему мужу и шагнула чуть впереди остальных. Из «нашиков» кто-то от страха и недоумения рвался к дверям, кто-то, напротив, шел вперед.
Спецназовцы без куража и разбега столкнулись с толпой. Несколько крепких ударов руками и ногами (инстинктивно целили в мужиков, щадили баб, если те не хватали их за рукава). Спотыкались на нокаутированных телах, рвались вперед, профессионально не ощущая ответных слабых ударов. А потом, не сговариваясь, отскочили, чтоб не завязнуть в толпе. Теперь без балаклав были уже двое.
Командир группы вытащил пистолет, поднял, прицелился в толпу. Она ахнула, отшатнулась. Но напор задних рядов, спешащих к схватке, был так силен, что разбежаться не удалось.
Другой спецназовец выстрелил вверх. С потолка полетело белое крошево.
— А на всю Россию патронов хватит? — раздался истеричный женский визг.
Командир пристально смотрел на толпу. Ситуация была столь непривычной, что переклинило весь его профессиональный автоматизм. Если бы перед ними была шеренга в камуфляже или офисных охранных костюмах, сработали бы все инстинкты — как лучше пнуть, как выстрелить.
Но сейчас перед ними стоял Курский вокзал. Много парнишек и девчонок, а среди них обычные пассажиры — тетки средних и пожилых лет, дедушки. Дешевые китайские и турецкие куртки, контрафактные изношенные ботинки, лица, утомленные дорогой. Россия.
— Эй, внучек, — между тем сказал дедушка в расстегнутом пальто и с парой орденов, приколотых к серому пиджаку, — ты пукалку убери. Или мне дай, я с ней обращаться умею. — Шагнул к парню.
Тот отшатнулся, вытянул руку, но пистолетом грозить не стал.
— Товарищи киллеры, — издали крикнул Столбов, — на базу не возвращайтесь. Для заказчика вы жмурики.
Командир поднял пистолет, вытянул на двух руках, пытаясь прицелиться в Столбова. Кто-то попятился, а другие, подбадривая соседей криком, подняли руки. Миг — и возник лес, целиться сквозь который было нельзя.
В дверях вокзала появились новые герои — Таня, Батяня и четверо его людей. Татьяна, когда выбегали из офиса, успела захватить несколько пикетных накидок «Веры» — белые плащи с красными свечами. Батяня ругнулся, но теперь накидки пригодились — толпа расступалась.
— Это свои, — крикнул Столбов. — Дорогие мои, не держите дураков, пусть уходят.
Командир группы спорить не стал. Проще всего было пробиться к тоннелю, уводящему в метро и на пути. Так и сделали.
— Спасибо, славные люди, — опять крикнул Столбов, уже прикрытый охранниками, — извините, что не на все вопросы ответил. Приходите на выборы!
* * *— Ну и как было дальше? — спросила Таня.
— Я залез на перрон, прямо с путей. В зал ожидания. А там — муравейник. Тысячи полторы. Народ сам соорудил живой щит, ну, это ты видела.
Они говорили в машине, несущейся к штабу. Столбов благоразумно не сел в автомобиль Батяни, поэтому пока избежал упреков. Татьяна сразу налегла с вопросами и мелкой медпомощью — ладонь ободрана. Пришлось отвечать и терпеть.
— И сколько статей УК нарушил за время прогулки?
— Ни одной. Разве мелкую порчу имущества в здании с неопределенной формой собственности да еще уничтожение незаконно установленной техники.
— А именно?
— Хватит! — отрезал Столбов. — Интервью прекращено. Пока на главный вопрос не ответишь. То, что в эсэмэске, — правда?
— Дурак? — натурально обиделась Татьяна. — Разве такими вещами шутят?
— Тогда кто? Парень или девчонка?
— Не знаю. И знать не хочу. Читала: УЗИ для плода как вертолет над головой. Не смертельно, но сам понимаешь.
— Еще как понимаю. Забирала вертушка, бывало.
Столбов повернулся к Татьяне, взглянул ей в лицо. Потом поцеловал.
— Не сердишься? — серьезно и виновато спросил он.
— Уже нет. Тем более мне нельзя теперь, — ответила Таня.
— И хорошо. — Тон Столбова вернулся к прежнему, командному. — Теперь не сердишься, ходишь медленно и плавно, ешь белки, овощи и прочую положенную лабуду. Бережешь себя!
— Есть, товарисч главноуправляющий России, — ответила Татьяна.
* * *Утром в субботу Столбова разбудил телефонный звонок. Звонил Премьер:
— Здравствуйте, Михаил Викторович.
— Здравствуйте, — вяло и сонно ответил Столбов, — рад с вами познакомиться. В одной стране живем, наконец-то пообщались.
— Давайте сразу к делу, — сказал Премьер. — Результаты завтрашнего голосования — непредсказуемые. Но сюрпризы и неприятности, как я думаю, никому не нужны. Поэтому лучше договориться уже сейчас и спокойно ждать результатов.
— Мудрая мысль, — зевнул Столбов. — Ваши предложения?
— Если большинство в Думе возьмет «Единая Россия»…
— Не возьмет, — перебил Столбов.
Премьер не возмутился, но спокойно договорил:
— …в этом случае занимайтесь чем хотите, никто вас не тронет.
— Хорошо. Теперь реалистичный вариант, — сказал Столбов. — Пост посла в Германии вас устроит?
Молчание можно было признать и обдумыванием, и копящимся гневом: «Да как такое можно предложить?!» Но Премьер сказал другие слова:
— А гарантии?
— А вы узнайте у Боброва, какого человека я вчера простил. Тогда других гарантий вам не потребуется, — сказал Столбов. — Тогда вы поймете, что я действительно простил всех.
Эпилог
Вроде бы выборы надоели России, но вот эти стали исключением. И явка оказалась высокой, хотя начальство особенно к урнам не гнало, и интерес к результатам такой, какого прежде не бывало. Поэтому и в три часа ночи по всей стране, в городах-миллионниках, малых городках и поселках, светились окна, будто в программе был финал футбольного чемпионата.
Примерно в 3.15 Россию облетела волна эсэмэсок и звонков: переключайте, Столбов выступает.
И действительно, в студии, в прямом эфире, появился Столбов.
— Ну что, дорогие мои, хорошие. Голоса сосчитаны на сорок пять процентов. Данные не расходятся с честными экзит-пулами больше чем на один процент.
