Роберт Уилсон - Смерть в Лиссабоне
Антониу ждал, пока двор опустеет, чтобы можно было помочь Алексу выйти на свободу, которой они оба были лишены вот уже девять лет. Долго идти им не пришлось: их даром довез рыдавший от счастья таксист.
Таксист высадил их возле бара Алекса рядом с парком. Вделанная в стену кафельная плита вывески сохранилась. Под изображением маяка Бужиу виднелась надпись «У маяка». Алекс стукнул в освещенное окно соседнего дома. Ответил усталый старушечий голос.
— Это я, дона Эмилия, — сказал он.
Беззубая женщина в черном открыла дверь, вглядываясь в темноту подслеповатыми глазами. Увидев Алекса, она потянулась к его лицу узловатыми скрюченными пальцами, расцеловала его в обе щеки, крепко-крепко, словно возвращая этим из небытия. Потом вытащила из кармана и протянула ему ключ от бара с такой быстротой и готовностью, как будто ждала этого момента все девять лет.
Алекс отпер дверь, и Антониу усадил его на металлический стул возле деревянного столика. Они зажгли свечи.
— За стойкой должно быть что-то, — сказал Алекс. — Настоялось, должно быть, за это время.
Антониу отыскал бутылку агуарденте и два запыленных стакана. Подул в них, смахивая пыль, плеснул бледно-желтый напиток. Они выпили за свободу. Алкоголь снова вызвал у Алекса приступ кашля.
— Завтра же пойдем к нотариусу, — сказал он.
— Зачем это?
— Хочу быть уверен, что, когда я умру, заведение перейдет к тебе.
— Эй, друг, к чему такие разговоры…
— Но с одним условием.
— Послушай, перестань, ты…
— Налей-ка еще и выслушай меня, — сказал Алекс.
— Слушаю.
— Ты должен будешь переменить название бара. Пусть он будет называться «Красное знамя». Чтобы помнили.
2 мая 1974 года Жоакин Абрантеш, Педру, Мануэл и Пика обедали в ресторанчике в центре Мадрида. Они договорились, что Мануэл вылетит в Сан-Паулу и откроет там отделение «Банку де Осеану и Роша», а Жоакин и Педру отправятся в Лозанну, чтобы оттуда следить за обстановкой в Португалии. Пика спросила, почему нельзя следить за этим из Парижа, но никто на ее слова не обратил внимания.
3 мая 1974 года самолет, которым Мануэл Абрантеш летел из Мадрида в Буэнос-Айрес, поднялся с аэродрома на побережье Западной Африки. Тридцать шесть бывших агентов МПЗГ сдались новой власти, пройдя регистрацию и таможенный контроль.
32
Вторник, 16 июня 199… отделение полиции Салданья, Лиссабон.
Утром в офисе кипела работа, но меня это не касалось. Секретарша Нарсизу ждала меня в коридоре и тут же провела к начальнику, но тот, разумеется, был занят. Обещанные ею пять минут превратились в двадцать.
В половине девятого я предстал перед Нарсизу. Он тоже стоял, ухватившись обеими руками за край стола так, словно собирался швырнуть им в меня. Лицо его, редко отражавшее какие-либо чувства, на сей раз выражало гнев.
— Вы до сих пор не представили мне исправленный рапорт.
— За все утро у меня не было даже возможности сесть за стол.
— Вы не представили также докладную насчет вчерашнего происшествия.
— По той же самой причине, сеньор инжинейру.
— Но слухи о нем до меня дошли, — сказал он. — Мне стало известно, какую рискованную операцию вы и аженте Пинту вчера проделали, в результате чего пожаром были уничтожены улики.
— Нам не повезло.
— Что вы выяснили у пожарных?
— Пока ничего.
— Я прослушал запись допроса подозреваемого, допроса настолько вопиюще некомпетентного, что я начинаю сомневаться, достаточно ли серьезно подошли вы к заданию.
— Мы занимаемся этим делом со всей тщательностью, сеньор инжинейру.
— В котором часу вы ушли вчера с работы?
— Примерно в четверть пятого. Ушли, чтобы допросить людей на автобусной остановке на Дуке-де-Авила, где в последний раз видели девушку, когда она села…
— Но на работу после этого вы не вернулись.
— Я послал в управление аженте Пинту.
— А сами куда направились?
— Потом я ничего не предпри…
— Вас видели входящим в дом на Руа-Актор-Таборда.
— Там живет учительница жертвы.
— Сколько времени вы там провели?
Молчание.
— Не слышу ответа, инспектор.
— Четыре часа.
— Четыре часа. И что же вы обсуждали в течение четырех часов?
— Это был частный визит.
Нарсизу и бровью не повел. Он это предвидел.
— Вы имеете представление о том давлении, какому я подвергаюсь?
— Полагаю, значительному.
— Вы просили меня поручить инспектору Абилиу Гомешу выяснить, где находился доктор Акилину Оливейра в момент смерти его жены.
— Это было всего лишь одно из соображений.
— Он ужинал в резиденции министра внутренних дел.
Я заткнулся. Никаких комментариев относительно дружбы адвоката и министра от меня не требовалось. Нарсизу хмуро уставился на свой письменный стол.
— Я отстраняю вас от этого дела, — негромко сказал он. — Отныне его поведет Абилиу Гомеш. А вам я поручаю съездить в Алькантару и выяснить обстоятельства смерти человека, найденного в мусорном контейнере клуба на задах верфи номер один.
— Но, сеньор инжинейру Нарсизу, вы же не…
— При расследовании дела Катарины Соузы Оливейры вы проявили вопиющий непрофессионализм. «Следователь заводит шашни со свидетельницей», — ехидно провозгласил он, словно читая заголовок в «Корейю да Манья». — Так что берите аженте Пинту и отправляйтесь в Алькантару!
Грызя ногти, я удалился в кабинет. Там я нашел записку Карлуша со служебным телефоном Лоуренсу Гонсалвеша и адресом его работы на Авенида-Алмиранте-Рейш. Я попробовал позвонить, но никто не ответил. Я недоумевал, почему Нарсизу, только накануне похвалив меня, спустя двадцать четыре часа с позором отстранил от дела. Как раз тогда, когда я чего-то добился. Карлуш вошел и сел напротив меня.
— Возникли сложности, — сказал он.
— Я знаю.
— Дорожная полиция отказывается предоставить сведения.
— Нас отстранили от дела.
— Неужели и они уже в курсе?
— Возможно.
Я позвонил одному своему приятелю из дорожной полиции, часто меня выручавшему. Он попросил не вешать трубку. Через пять минут он сказал мне, что завис компьютер. Я дал отбой.
— Имеются и внутренние сложности, — сказал я.
Карлуш глядел на меня, растерянный, несчастный, как ребенок. Я вкратце пересказал ему беседу с Нарсизу.
— И что это означает?
— Это означает, что если раньше мы плавали по мелководью, то теперь под нами темная глубина.
Карлуш приблизил ко мне лицо, застывшее, каменно-серьезное:
— Что вы имеете в виду?
— Я и сам не знаю.
В порту Алькантары было жарко и влажно. Труп из контейнера уже подняли, и люди затыкали носы. Фотограф, сделав снимки, отбыл, и судебно-медицинский эксперт, незнакомая мне женщина, натягивала перчатки, готовясь приступить к осмотру. Я взглянул на тело — молодой человек лет восемнадцати, смуглокожий и худощавый, с черными вьющимися волосами, в одних трусах, бордовых, с улыбающейся рожицей в паху. Я тронул ноги. Мягкие. Убийца снял с него ботинки, или это успел сделать уже кто-то другой, позже. Эксперт приблизилась ко мне.
— Двое служащих ночного клуба заканчивали уборку помещения, — сказала она. — В пять утра они вскрыли контейнер, а в семь, когда закрывали, чтобы вывезти, там был труп. Они же сообщили, что парень этот занимался проституцией. Можно мне подвинуть тело?
Я кивнул. Действовала она ловко. Я проинструктировал Карлуша, и мы стали ждать первых выводов эксперта.
— Причина смерти, — через несколько минут сказала она, — сильное мозговое кровоизлияние, вызванное множественными ударами по голове. Его просто забили до смерти. Мне надо будет взять у него кровь на ВИЧ-инфекцию, которая могла явиться причиной убийства. Я осмотрела его задний проход — доказательства гомосексуализма очевидны. После работы в лаборатории я смогу представить вам более полную картину.
Оставив Карлуша, я направился к железнодорожному вокзалу Алькантары и, дожидаясь поезда, вновь позвонил моему приятелю из дорожной полиции:
— Что, твой компьютер еще не починили?
— Прости, Зе, — сказал он.
— Он и впредь будет ломаться всякий раз, когда я позвоню?
— Не могу сказать.
Я позвонил по домашнему телефону адвоката. Ответила служанка. Я сказал, что хотел бы переговорить с ней. Она сказала, что находится одна дома.
Я сел на кашкайшский поезд и в десять утра уже шел по старой части поселка, направляясь к дому адвоката. Я позвонил. Открыла служанка, но за ее спиной по коридору шел ко мне адвокат.
— Спасибо, Мариана, — сказал он и распорядился, чтобы она принесла нам кофе.
В кабинете он остался стоять возле стола, не приглашая меня сесть.
