Майкл Коннелли - Последний койот
— В вашей статье о смерти Фокса вы упоминали его имя. И если мне не изменяет память, Конклин утверждал, что никогда не встречался с Фоксом.
— Да, но это была ложь. Я специально так написал.
Босх удивился:
— Что значит «специально»? Вы намеренно включили в текст статьи это ложное утверждение?
— Совершенно верно. На тот случай, если бы этим господам вдруг захотелось пересмотреть условия сделки. Я написал, что Конклин не знал Фокса, хотя имел доказательства обратного. И Конклин с Миттелем это понимали. Так что, если бы после выборов они решили лишить меня обещанного места, я мог вновь привлечь внимание общественности к этой истории. То есть заявить о том, что Конклин, хотя и утверждал обратное, все-таки знал Фокса лично. Потом я мог бы добавить, что он, привлекая Фокса к работе в своем избирательном штабе, знал и о его криминальном прошлом. Это, конечно, не нанесло бы ему особого вреда, поскольку к тому времени он уже был бы избран окружным прокурором, но могло основательно повредить имиджу. Это была своего рода страховка с моей стороны. Понимаете?
Босх согласно кивнул.
— Какие у вас имелись доказательства, что Конклин лично знал Фокса?
— У меня были фотографии.
— Какие фотографии?
— Один фотограф-любитель сделал их для газеты «Таймс» на балу в честь Дня святого Патрика за два года до выборов окружного прокурора. Их было две. На них Конклин и Фокс, сидящие за одним столом. Это были пробные снимки, но я…
— Что значит «пробные»?
— Это значит, что они никогда не были опубликованы, потому что были сделаны непрофессионалом. Но я имел обыкновение просматривать такие снимки, поступавшие в фотолабораторию «Таймс» от любителей и общественных организаций, чтобы иметь представление о расстановке сил в городе и знать, с кем общаются городские шишки вне своих кабинетов. Однажды я обратил внимание на пробные снимки, где был запечатлен Конклин в компании с человеком, лицо которого показалось мне знакомым. Я только не мог вспомнить, откуда его знаю. Должно быть, по той причине, что никак не ожидал встретить Фокса в таком месте и в подобной компании. Это была совершенно чуждая ему сфера. Потом, когда Фокс был убит, и мне сказали, что он работал на Конклина, я вспомнил об этих фотографиях, отправился в фотолабораторию и изъял их из пачки старых пробных снимков.
— Они, значит, сидели за одним столом и наблюдали за танцами?
— На этих фотографиях? Да, именно этот момент фотограф и запечатлел. Кроме того, они улыбались, и сторонний наблюдатель с полной уверенностью мог бы утверждать, что эти люди знают друг друга. Но они не позировали специально для фотографа, и снимки, похоже, были сделаны без их ведома. Возможно, их не стали публиковать еще и по этой причине. В любом случае качество снимков было далеко не идеальное, и для раздела светских новостей они не подходили.
— Рядом с ними был кто-нибудь еще?
— Насколько я помню, две женщины.
— Покажите мне эти фотографии.
— Их у меня нет. Я их выбросил, когда понял, что они больше не представляют для меня никакой ценности.
— Только не пытайтесь меня обдурить, Ким! Эти фотографии всегда представляли для вас большую ценность, и вы отлично об этом осведомлены. Возможно, вы еще живы только потому, что они у вас есть. Идите и принесите их. В противном случае я отвезу вас в участок, где ваши показания будут официально зафиксированы, после чего, получив ордер на обыск, вернусь сюда и перетряхну вашу квартиру снизу доверху.
— О Господи! Ну хорошо… Подождите. Я принесу вам одну из этих фотографий.
Ким встал со стула и поднялся по винтовой лестнице на второй ярус своего жилища. Босх проследил за ним взглядом, а потом посмотрел на собаку, которая была облачена почти в такой же свитер, что и ее хозяин. С верхнего яруса донесся звук открываемой двери встроенного шкафа, потом приглушенный расстоянием хлопок. Босх решил, что Ким, пытаясь достать с верхней полки коробку, уронил ее на пол. Через несколько секунд послышались тяжелые шаги хозяина дома, спускавшегося по лестнице. Вернувшись в гостиную, Ким подошел к дивану, на котором сидел Босх, и протянул ему черно-белую фотографию восемь на десять, пожелтевшую по краям от времени.
— Второй снимок хранится в депозитной ячейке моего банка, — сказал он. — Там оба эти господина видны лучше. Нет никаких сомнений, что рядом с Конклином находится Фокс.
Босх молча всматривался в снимок. Это была моментальная фотография, сделанная со вспышкой. Лица сидевших за столом людей заливал ослепительно яркий свет, от чего они казались белыми как снег. Человек напротив Конклина, по утверждению Кима, был Фоксом. На скатерти перед ними стояло с полдюжины пустых стаканчиков для виски, рассчитанных на одну порцию. Конклин улыбался, жмурясь от яркого света. Фокс, слегка повернув голову, смотрел в сторону от камеры. Черты его лица были смазаны. Босх подумал, что узнать его на этой фотографии мог только хороший знакомый. Похоже, ни Фокс, ни Конклин не подозревали о нацеленном на них объективе. Вполне возможно, в тот вечер фотовспышки полыхали непрестанно.
Но с куда большим вниманием, нежели мужчин, Босх рассматривал запечатленных на фотографии женщин. Рядом с Фоксом стояла дама в темном облегающем платье, с собранными на затылке кудрями. Наклонившись, она шептала ему на ухо. Это была Мередит Роман. Напротив них, по левую руку от Конклина сидела Марджери Лоув. Босх подумал, что в этом ракурсе постороннему человеку узнать ее было крайне затруднительно. Конклин курил. Его поднятая рука с зажженной сигаретой наполовину загораживала лицо матери. Казалось, она подглядывает за объективом камеры из-под его локтя.
Босх перевернул фотографию и посмотрел на ее обратную сторону. Там стоял фирменный штамп газеты «Таймс» и было написано: «Фото Бориса Луговера». Фотография датировалась мартом 1961 года. Иначе говоря, снимок был сделан за семь месяцев до смерти Марджери Лоув.
— Вы когда-нибудь показывали этот снимок Конклину или Миттелю? — спросил Босх.
— Да, показывал. Миттелю. Когда торговался с ним из-за места главного представителя. Я даже презентовал ему копию. Он сразу понял, что этот снимок свидетельствует о знакомстве его кандидата с Фоксом.
Миттель, кроме того, понял, что этот снимок свидетельствует и о знакомстве Конклина с жертвой убийства. Но Ким об этом не знал. Он не знал многого из известного Босху. С другой стороны, этот снимок помог Киму получить место, которого он добивался. «Удивительно, однако, что он до сих пор жив», — подумал Босх, но сказал другое:
— А Миттель знал, что вы преподнесли ему копию?
— Естественно. Я дал ему это понять. Уж не настолько я глуп, чтобы забыть об этом.
— Конклин когда-нибудь с вами об этом говорил?
— Со мной — нет. Но я не сомневаюсь, что Миттель сказал ему о фотографии. Он ведь говорил с ним о месте, которое я затребовал за свои услуги. Миттель был просто обязан обсудить этот вопрос со своим боссом.
— Пожалуй, я оставлю этот снимок у себя. — Босх помахал фотографией перед носом у Кима.
— Что ж, у меня есть второй.
— Вы поддерживали какие-либо контакты с Конклином в последние годы?
— Нет. Я не общался с ним уже, наверное, лет двадцать.
— Я хочу, чтобы вы позвонили ему и…
— Не имею ни малейшего представления, где он сейчас находится…
— Зато я имею об этом представление. И я хочу, чтобы вы ему позвонили и договорились о встрече на сегодняшний вечер. Скажете, что речь пойдет о Марджери Лоув и Джонни Фоксе. Заодно предупредите, чтобы он никому об этом не говорил.
— Я не могу этого сделать.
— Очень даже можете. Где у вас телефон? Я вам помогу…
— Я хочу сказать, что никуда сегодня вечером не поеду. Вы не можете меня заставить…
— А кто вам сказал, что вы куда-нибудь поедете, Монти? Вместо вас к Конклину поеду я. Итак, где у вас телефон?..
35
Босх подъехал к Центру здоровья на Ла-Брю, припарковал машину на парковочной площадке для посетителей и вылез из своего «мустанга». Дом для престарелых казался темным и нежилым. Только в нескольких окнах верхнего этажа за шторами горел свет. Босх взглянул на часы — было только девять пятьдесят — и направился к стеклянным дверям холла.
Шагая к дому, Босх чувствовал, как сильно бьется сердце. В глубине души, закончив чтение папки с делом тридцатилетней давности, он всегда знал, что когда-нибудь войдет в это здание. И сейчас увидит человека, который, как он считал, убил его мать, а потом использовал свое влияние и связи, чтобы ускользнуть от правосудия. Для Босха Конклин являлся символом всего того, чего сам он никогда не имел — власти, денег, положения в обществе. Хотя люди, с которыми он встречался, расследуя это дело, говорили о Конклине только хорошее, Босх знал, что в душе этого «хорошего человека» кроется некая мрачная тайна. С каждым шагом по направлению к дому для престарелых в нем все сильнее разгоралась злоба.
