Хилари Боннер - Дикое правосудие
Джоанна резко свернула в сторону, чтобы не наехать на велосипедиста. До нее вдруг дошло, что она не может сосредоточиться на дороге, — она словно вся замерла в ожидании. Эмили притихла рядом на пассажирском сиденье, положив для верности ей на колено руку. В первое же мгновение Джоанна поняла только одно: эта новость имеет огромное значение.
— Расскажи подробнее, — попросила она, стараясь не выдавать волнения.
— Полиция получила еще одну анонимную наводку, — сказал молодой репортер. — Они обыскали дом Томми, и прямо в яблочко!
— А Томми?
— Никто не может с ним связаться. Вероятно, он уже дает показания следствию. Но ни Скотланд-Ярд, ни кто-либо из официальных лиц пока ничего определенного не говорят.
— Значит, заявления еще не было. А ты откуда узнал?
— Знакомый из Ярда поделился слухами.
— Тим, слухами? И насколько им можно верить?
— Стопроцентно. У меня надежный источник.
Больше ему нечего было рассказать ей. Но Джоанне и этого было достаточно. Сам по себе мотив — это еще не основание для приговора. Но какой мотив-то! Всего несколько минут назад она и мысли не допускала, что кто-то из О’Доннеллов способен сексуально оскорбить другого члена семьи.
И эта бомба разорвалась, как раз когда Джо пыталась убедить себя, что убийство Джимбо организовал человек, который играл в ее жизни такую большую роль. Получается, Майка Филдинга действительно подставили и все это время он говорил правду?
Расследованием убийства Джимбо О’Доннелла занимался Тодд Маллетт. Он считал своей «территорией» все, что имело отношение к его жертве. Поэтому именно Тодд получил ордер на обыск и возглавил бригаду, явившуюся в дом Томми О’Доннелла. Маллетт не любил анонимные наводки, а эта по убийству О’Доннелла была уже вторая.
Первая наводка, которая привела к файлам в компьютере Майка Филдинга, теперь казалась всего лишь отвлекающим маневром. Маллетт задал себе тот же вопрос, что и Джоанна: может, Филдинг в самом деле стал жертвой хитроумного компьютерного мошенничества, как он всегда и заявлял?
И снова на сцене появились компьютеры, и не в одной роли. Но, с другой стороны, как может быть иначе в наши дни? Наводка пришла в виде письма, набранного в редакторе Word 97 и распечатанного на лазерном принтере фирмы «Эпсон». Анонимнее не бывает. Давно прошли те времена, когда по тексту машинописного письма можно было выйти на владельца пишущей машинки. На почтовом штемпеле значилось «Центральный Лондон».
«Зайдите в компьютер дочки Томми О’Доннелла, — предлагал анонимный автор, — там вы найдете ее дневник, который уже нашел ее отец».
И полиция тоже нашла его — в корзине на рабочем столе. Дата указывала, что его отправили туда уже после ее смерти. Точнее, через несколько месяцев. Но всего лишь за несколько дней до исчезновения Джеймса Мартина О’Доннелла.
Направляясь к дому Томми, Маллетт спрашивал себя, окажется ли там ее компьютер. Однако комната девочки с постерами рок-кумиров современных подростков на стенах и CD-дисками, грудами лежащими на полке, выглядела совсем так, как скорее всего она и оставила ее, решив свести счеты с жизнью. Даже на кровати все так же валялись небрежно брошенные джинсы и футболка. Тодд слышал, что ее родители в память о ней решили ничего не менять в комнате дочери, но реальность оказалась намного более гнетущей.
«Хорошо, хоть дневник не уничтожили, и на том спасибо», — подумал он. Чтение завораживало даже опытного полицейского.
С самого начала Тодд считал, что со смертью Каролины связана какая-то тайна. Он никогда не верил в сказку про экзамены. Не такой семейкой были О’Доннеллы. Преступники — да, но на земле они стояли крепко и детей своих любили. Томми О’Доннелл возлагал на образование большие надежды и хотел, чтобы его семья занялась законным бизнесом и у нее было будущее. С трудом верилось, что своим строгим обращением он довел дочь до самоубийства.
А вот насилие со стороны ее дяди — это другое дело. Беда пришла изнутри этой семьи, где все и вся переплетались так тесно.
Дневник, который Каролина вела с одиннадцати лет и прекратила совсем незадолго до смерти, изо дня в день подробно описывал сексуальные преступления, которые ее дядя Джимми совершал по отношению к ней. Теперь причина, почему тринадцатилетняя девочка решила расстаться с жизнью, высвечивалась совсем по-новому.
«Дядя Джимми присматривал за мной, пока папа и мама были в ночном клубе. Он пришел ко мне в спальню и лег ко мне в кровать. Он целовал меня и ласкал и все время спрашивал, приятно ли мне, и еще говорил, что это наша маленькая тайна. Мне было неприятно, но он продолжал».
Еще одна запись:
«Он с силой раздвинул мне ноги и настойчиво пытался попасть туда. Было очень больно. Но он не остановился.
Не знаю, зачем я пишу все это. Мне некому рассказать. Я чувствую себя такой грязной. Мне очень стыдно».
Стыдно. Удивительно, как часто дети чувствуют стыд, подвергаясь сексуальному насилию. Именно на этом чувстве и играют педофилы.
При мысли, что пришлось пережить этой маленькой девочке, Маллетт вздрогнул. Подлинность дневника ни на секунду не вызывала сомнения. Тодд работал в службе по защите детей. Он принимал заявления и даже сам видел подобные дневники. Нет ничего необычного, что ребенок хочет записать то, что с ним случилось, когда чувствует, что не может рассказать об этом никому из окружающих. Возможно, это давало некоторое облегчение. И эти печальные излияния трагических событий всегда оказывались безошибочно подлинными.
Вероятно, Томми тоже сразу понял: все, описанное в дневнике, — правда. Сексуальные предпочтения Джимбо всегда выглядели подозрительными. На протяжении всей его жизни время от времени всплывали истории о его извращенных «подвигах». У него уже было осуждение за изнасилование, а затем — дело Анжелы Филлипс. Но О’Доннеллам всегда удавалось прикрыть Джимбо, сохранить видимость, что он тут ни при чем. Вероятно, Сэм в конце концов и сам поверил в это. А вот Томми, как считал Тодд, никогда не верил. Но, разумеется, никому из них и в голову не пришло, что Джимбо обратит свой извращенный взгляд на кого-то из членов семьи — изнасилует собственную племянницу. Какими бы монстрами ни были О’Доннеллы, но о своих они заботились.
Сэм, конечно, вне подозрений. Глава клана О’Доннеллов умер вскоре после ареста Майка Филдинга, но Тодд знал, что в течение предыдущих месяцев Большой Сэм перенес несколько ударов разной тяжести. О’Доннеллы старались держать это обстоятельство в тайне, но новость все-таки просочилась. Когда старый Сэм умер — отмучился, как сказала бы матушка Тодда, — ему устроили пышные похороны. Запряженный лошадьми катафалк с гробом проследовал по улицам Лондона, и народу собралось столько, как будто подданные пришли отдать последние почести особе королевской крови. «Да, такие нынче времена», — безрадостно подумал Тодд.
И в результате Томми с общего согласия возглавил семейный клан.
Для Маллетта не составляло труда понять, что чувствовал Томми О’Доннелл, читая дневник дочери. У Тодда самого были дети, умные, замечательные, счастливые, и, насколько он знал, на их долю никогда не выпадало ничего такого. Не говоря о том, что они были живы. Да, Тодду не нужно было долго объяснять, какие чувства переполняли Томми О’Доннелла.
Тодд был законопослушным, добропорядочным гражданином. Полицейским. Но он знал, что способен убить своими руками любого, кто совершил бы против его детей такое преступление. А если бы этим человеком оказался его брат, то его гнев был бы еще страшнее. Брат Томми О’Доннелла делал с племянницей такое, что невозможно было выразить словами. И девочка, получив тяжелую психическую травму, покончила с собой.
Тодд не сомневался, что Томми наверняка с радостью придушил бы своего братца. Наверное, это было первое, что пришло ему в голову. Но, как и его отец, Томми понимал, что при любых обстоятельствах руки должны оставаться чистыми. Поэтому его вторым инстинктивным желанием было не только отомстить, но и раз и навсегда оградить от неприятностей и разбирательств себя и остатки своей семьи. А уж тот, кто родился О’Доннеллом, отлично знал, как это сделать. Томми не стал мстить собственноручно и даже не захотел воспользоваться услугами постоянного громилы О’Доннеллов. Он хладнокровно нанял чужака.
Особое значение имела и дата, когда дневник отправили в корзину, — ровно за неделю до того, как исчез Джимбо. За это время Томми разработал план, тщательно продумал, что должен именно киллер проделать с Джимбо, который предал его таким чудовищным образом.
Чем дальше Тодд читал дневник, тем больше приходил к убеждению, что Лодочника нанял именно Томми. Но разумеется, абсолютно никаких доказательств не было, и вряд ли они могли быть. Сейчас существенным оставался вопрос, кто еще, кроме Томми, мог знать об этом дневнике и сообщить о нем в полицию. Наверное, наперсники бывают даже у преступников. И иногда их лояльность не выдерживает. С другой стороны, получалось так, что кто бы анонимно ни указывал на Томми, на самом деле оказывал огромную услугу Филдингу. Возможно, некто близкий к Томми, но задолжавший Филдингу. По большому счету Тодд знал, насколько слабы шансы предъявить Томми О’Доннеллу обвинение, не говоря уж о том, чтобы успешно судить его. Но тем не менее его вызвали на допрос.
