Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]
Этвуд широко улыбнулся. Никогда не терпящий неудач Мароник промахнулся!
Правда, ненамного, но промахнулся. Не исключено, что девушку, как живого свидетеля, можно будет использовать против Мароника. Этвуд пока еще не знал, каким образом, но решил, что, пожалуй, будет лучше, если Мароник будет по-прежнему считать, что девушка убита. Ее можно будет использовать в игре позже. А пока Мароник должен направить все свои усилия на поиски Малькольма.
Он понимал, что Мароник специально настоял на том, чтобы их встреча состоялась у него дома, стремясь этим еще больше втянуть его, Этвуда, в свои дела. Мароник наверняка постарается сделать так, чтобы его посещение не прошло незамеченным для кого-нибудь из соседей, которые позже могут дать показания полиции, если обстановка ухудшится и изменится не в его пользу.
Действуя таким образом, Мароник попытается гарантировать на будущее лояльность Этвуда. Этвуд усмехнулся. Он сумеет отыскать способ, как свести на нет эти действия Мароника. Может быть, девушка сыграет не последнюю роль в этом деле. Если…
— Ну, я пошла, дорогой.
Этвуд повернулся к говорящей — полноватой, седоволосой женщине, одетой в дорогой и хорошо сшитый костюм. Он встал с кресла и проводил жену до дверей.
Как всегда, оказавшись рядом с женой, он по привычке бросил взгляд на ниточки шрамов на ее шее и у самых корней волос, где хирург путем пластической операции подтянул кожу лица и омолодил его на несколько лет.
Этвуд улыбнулся, подумав, насколько эта операция и бесконечные часы, проведенные женой в модном, шикарном салоне красоты, сделали ее более привлекательной для ее любовника, о существовании которого он знал.
Элейн Этвуд было пятьдесят, то есть она была на пять лет моложе мужа и на двадцать четыре года старше своего любовника.
— Я, может быть, останусь у Джейн после концерта, дорогой. Ты хочешь, чтобы я позвонила тебе?
— Нет, дорогая. Если ты не вернешься до полуночи, я просто буду знать, что ты заночевала у нее. Не беспокойся обо мне. Передай привет Джейн.
Они вышли из дома. Этвуд равнодушно прикоснулся губами к напудренной щеке жены. Направляясь к автомобилю, стоящему на асфальтовой дорожке перед домом (американская спортивная модель, а не «мерседес»), она, видимо, думала о любовнике и той длинной ночи, которая их ожидала. Этвуд же, не успев закрыть входную дверь, продолжил свои размышления о Маронике.
Малькольм видел сцену прощания на крыльце дома, но с такого расстояния не мог разглядеть лиц. Отъезд жены Этвуда придал ему дополнительную уверенность. Он подождет еще полчаса, прежде чем начнет действовать.
Прошло пятнадцать минут из отпущенных Малькольмом тридцати, когда он увидел, что по асфальтовой дорожке к дому идут два человека. Их фигуры были едва различимы в сгущающейся темноте. Если бы они не шли, а стояли без движения, Малькольм вряд ли вообще заметил их. Единственное, что он сумел разглядеть, — это высокий рост и неестественную худобу одного из них. Что-то знакомое показалось Малькольму в фигуре высокого человека, но он никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах он видел его. Двое, позвонив у двери, скрылись в доме.
С помощью бинокля Малькольм мог бы увидеть их автомобиль. Они оставили его, съехав с асфальта, прямо за воротами и остаток пути до дома прошли пешком. И хотя Мароник стремился к тому, чтобы его посещение дома Этвуда не осталось незамеченным, вместе с тем он не хотел, чтобы тот имел возможность хорошенько рассмотреть их машину.
Малькольм сосчитал до пятидесяти, а затем начал потихоньку двигаться к дому. Триста метров. В темноте он с трудом различал ветви и корни деревьев, которые так и старались зацепить его за ноги и заставить с шумом упасть. Он продвигался медленно, не обращая внимания на царапающиеся ветки и колючки кустарника. Когда до дома осталось полпути, Малькольм ударился о какой-то пень, порвал о него брюки и расшиб колено. Он с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от боли. Сто метров. Слегка прихрамывая, Малькольм сделал быстрый рывок через низкорослый кустарник и высокую траву и присел на корточки у каменной ограды. Он достал тяжелый пистолет из-за пояса и взял его в руку, пытаясь одновременно перевести дыхание. Ушибленное колено болезненно ныло, но он старался не думать о боли. За каменной оградой начинался двор, в котором с правой стороны стоял полуразрушенный сарай для садовых инструментов. Между ним и домом виднелось несколько кустов вечнозеленых растений.
Малькольм взглянул на небо. Луна еще не появилась. По небу плыли редкие облака, и ярко светились звезды. Он ждал, затаив дыхание и уверяя себя, что не слышал никаких подозрительных звуков в окружавшей его темноте. Он перемахнул через невысокую ограду и стремительно добежал до ближайшего куста. Пятьдесят метров.
Какая-то тень бесшумно отделилась от сарая и быстро исчезла в темноте.
Малькольму следовало бы заметить это движение, но, к сожалению, он этого не сделал.
Еще один короткий бросок, и он уже в каких-нибудь двадцати пяти метрах от дома. Свет окон освещал почти весь зеленый газон, отделяющий Малькольма от следующего куста. Окна в доме были расположены низко. Малькольм не хотел, чтобы кто-нибудь, бросив случайно взгляд в окно, заметил, как он бежит по газону. Он лег на живот и пополз. Десять метров. Сквозь открытые окна он слышал неясные голоса. Он не придал значения каким-то посторонним шорохам, убедив себя, что это всего лишь игра воображения или же просто шум листвы.
Малькольм глубоко вздохнул и начал пробираться к кусту, растущему под открытым окном. Не успел он пару раз ступить, как за спиной услышал звук стремительно приближающихся шагов. И в то же мгновение затылок его раскололся от пронзительной боли.
Вторник
(Ночью)
Среда
(Ранним утром)
Сознание вернулось к Малькольму как-то сразу. Веки его дрогнули, и он ощутил смутное чувство реальности. Внезапно он почувствовал, что его должно вырвать. Он рывком потянулся вперед, вверх, и его голова оказалась над предусмотрительно подставленным кем-то ведром. Когда его перестало выворачивать, он с усилием открыл резавшие от боли глаза, пытаясь сообразить, где он находится.
Малькольм поморгал, чтобы очистить запотевшие линзы. Он сидел на полу шикарно обставленной гостиной с небольшим камином в противоположной стене.
Два человека сидели в креслах посреди гостиной между ним и камином. Тот, который убил Уэнди, и его спутник. Малькольм снова поморгал. Справа от себя он различал неясный контур еще одного человека, очень высокого и худого.
Когда он повернулся, чтобы рассмотреть его внимательнее, кто-то сзади рывком развернул его снова лицом к двоим неизвестным. Он попытался пошевелить руками, но они были крепко связаны у него за спиной шелковым галстуком, который не оставляет следов на запястьях.
Более пожилой из сидящих напротив улыбался, очевидно, очень довольный собой.
— Ну что же, Кондор, — сказал он, — добро пожаловать в мое «гнездо».
Второй оставался почти безучастным, но Малькольму показалось, что в его холодных глазах он заметил любопытство, смешанное с наслаждением.
— Мы потратили немало времени, чтобы разыскать вас, дорогой Малькольм, — продолжал пожилой, — но теперь, когда вы здесь, я даже рад тому, что наш друг Мароник не застрелил и вас тоже в тот раз на холме. Я бы хотел задать вам несколько вопросов. На некоторые из них я уже знаю ответы, а на некоторые — нет. Сейчас самое время получить эти ответы. Вы согласны со мной?
У Малькольма пересохло во рту. Худой человек поднес стакан воды к его губам. Закончив пить, Малькольм посмотрел на сидящих и с трудом произнес сдавленным голосом:
— У меня тоже есть кое-какие вопросы. Я согласен обменять их на ваши.
Когда пожилой заговорил, он улыбнулся:
— Мой дорогой, вы, очевидно, не понимаете ситуации. Меня не интересуют ваши вопросы. Мы вовсе не собираемся тратить на них время. С какой стати я должен отвечать на ваши вопросы? Это совершенно ни к чему. Совсем наоборот, говорить придется вам. Катлер, он уже полностью пришел в себя или ты слишком сильно ударил его?
Человек, державший Малькольма, ответил густым голосом:
— Думаю, он уже очухался.
Быстрым рывком своих сильных рук он повалил Малькольма на пол.
Одновременно с этим худой зажал ему ноги, а Мароник сдернул с него брюки и ввел иглу шприца в напряженную мышцу бедра, впрыскивая прозрачную жидкость прямо в вену. Так дело пойдет быстрее, и очень мало шансов, что патологоанатом сумеет заметить крошечный след от укола на внутренней стороне бедра.
Малькольм понял, что его ждет. Он попытался воспротивиться неизбежному.
Усилием воли он заставил свой мозг нарисовать кирпичную стену, почувствовать ее запах и фактуру на ощупь, самому превратиться в кирпичную стену. Он потерял всякое ощущение времени, но все же добился того, что кирпичи стали осязаемыми. Он слышал, как ему задавали вопросы, но он превращал все звуки в кирпичи для своей стены.
