Джон Гришэм - Вердикт
Фитч наблюдал за выступлением Дженкла с заднего ряда. Справа от него сидел Лютер Вандемиер, исполнительный директор «Трелко», самой крупной в мире табачной компании. Вандемиер был неофициальным главой Большой четверки и единственным из всех, кого Фитч хоть как-то мог терпеть. Вандемиер, в свою очередь, обладал поразительной способностью терпеть Фитча.
Они обедали в «Мэри Махони», сидя одни за столиком в углу. Пока они были довольны Дженклом, но знали, что худшее впереди. Колонка Баркера в «Магнате» лишила их аппетита.
— В какой степени вы можете влиять на жюри? — спросил Вандемиер, ковыряя вилкой в тарелке.
Фитч не собирался отвечать ему откровенно. Да Вандемиер этого и не ждал. Свои темные делишки Фитч скрывал ото всех, за исключением собственных агентов.
— Как обычно, — ответил Фитч.
— Но, быть может, в данном случае «как обычно» — недостаточно?
— Вы можете что-нибудь предложить?
Вандемиер не ответил, он уставился на ноги молоденькой официантки, принимавшей заказ за соседним столом.
— Мы делаем все возможное, — заверил его Фитч с неожиданной теплотой.
Но Вандемиер был напуган, и не без оснований. Фитч знал, что на него оказывают невероятное давление. Обвинительный приговор не разорит «Пинекс» или «Трелко», но такой результат вызовет полный сумбур и будет иметь далеко идущие последствия. Внутриведомственное исследование предрекало в этом случае потерю двадцати процентов акционеров во всех четырех компаниях, и это будет лишь началом. В выводах того же самого исследования предсказывалось, что при наихудшем развитии событий в течение пяти лет после вынесения такого приговора страдающие раком легких курильщики или их наследники предъявят табачным компаниям около миллиона исков, стоимость лишь судебных издержек по которым составит миллион долларов. Предсказать же, какую сумму придется выплатить по приговорам, никто не решался. Подобный сценарий Судного дня требовал официального подтверждения принципиальной возможности победы в классовой борьбе, в которой на стороне пострадавшего класса должен был выступить любой человек, когда-либо куривший и пострадавший от курения. В этом случае нельзя было исключить и возможность банкротства табачных фирм, а также того, что в конгрессе будут предприняты серьезные усилия, чтобы принять закон о запрете курения.
— У вас достаточно денег? — спросил Вандемиер.
— Думаю, что да, — ответил Фитч, в сотый раз задавая себе вопрос о том, сколько может потребовать его дорогая Марли. — Фонд должен быть в полной готовности.
— Так и есть.
Вандемиер пожевал тоненький ломтик жареного цыпленка.
— Почему бы вам просто не отобрать девять присяжных и не дать им по миллиону монет каждому? — спросил он, тихо рассмеявшись, словно бы давая понять, что шутит.
— Поверьте, я тоже думал об этом. Но это слишком рискованно. Многие могут попасть за решетку.
— Я просто пошутил.
— У нас есть другие способы.
Улыбка сошла с лица Вандемиера.
— Мы должны победить, Рэнкин, вы понимаете? Должны. Сколько бы это ни стоило.
* * *Неделей раньше судья Харкин в ответ на еще одну письменную просьбу Николаса Истера несколько изменил обеденный распорядок, объявив, что два запасных присяжных могут обедать вместе с действующими членами жюри. Николас убедил его, что теперь, когда они все живут в изоляции, вместе смотрят телевизор, вместе завтракают и ужинают, было бы нелепо разделять их во время обеда. Этими двумя дублерами были Хенри Ву и Шайн Ройс.
Хенри Ву сражался в свое время за Южный Вьетнам в качестве пилота. На следующий день после падения Сайгона он посадил свой самолет в Китайском море. Его подобрал американский спасательный корабль и доставил в госпиталь в Сан-Франциско. Понадобился год, чтобы вытащить его жену и детей через Лаос и Камбоджу в Таиланд, а потом и в Сан-Франциско, где семья прожила два года. В 1978 году они переехали в Билокси. Ву купил креветочное судно и пополнил собой растущую армию вьетнамских рыбаков, которые всеми правдами и неправдами просачивались в ряды местных жителей. В прошлом году его младшая дочь была удостоена чести выступать с прощальной речью от имени своего выпускного класса и получила стипендию для обучения в Гарварде. А Хенри купил уже четвертое судно.
Он не предпринимал ни малейших попыток избежать присяжной службы, будучи не меньшим патриотом, чем любой другой, даже полковник.
Николас, разумеется, мгновенно с ним подружился. Он решил для себя, что Хенри Ву должен сидеть вместе с остальными двенадцатью присяжными и присутствовать при обсуждении вердикта.
Теперь, когда жюри томилось в изоляции, Дурвуд Кейбл меньше всего хотел, чтобы процесс затянулся. Он сократил свой список свидетелей до пяти человек и планировал закончить слушание их показаний не более чем в четыре дня.
Трудно найти худшее время для прямого допроса свидетеля, чем первый час после обеденного перерыва. Дженкл занял место в свидетельской ложе и продолжил свои показания.
— Что предпринимает ваша компания, чтобы препятствовать курению малолетних детей? — спросил его Кейбл, и Дженкл бессвязно пытался отвечать на этот вопрос в течение целого часа. Миллион сюда, на одно доброе дело, миллион — туда, на просветительскую кампанию. Только за прошлый год — одиннадцать миллионов.
Порой Дженкл говорил так, словно он почти ненавидел табак.
После очень долгого перерыва на кофе, объявленного в три, Уэндел Рор получил первую возможность нанести удар Дженклу. Он начал со злополучного вопроса, и дела пошли как нельзя хуже.
— Не правда ли, мистер Дженкл, что ваша компания тратит сотни миллионов долларов, чтобы приучить людей к курению, а когда они заболевают от ваших сигарет, вы ни гроша не даете на то, чтобы помочь им?
— Это вопрос?
— Разумеется. Отвечайте же!
— Нет. Это неправда.
— Отлично. Когда в последний раз «Пинекс» оплатил хотя бы грошовый счет за лечение кому-нибудь из своих курильщиков?
Дженкл пожал плечами и что-то пробормотал.
— Извините, мистер Дженкл, я не разобрал. Повторяю вопрос: когда…
— Я слышал ваш вопрос.
— Тогда ответьте на него. Приведите хотя бы один пример того, как «Пинекс» материально помог в лечении одного из тех людей, которые потребляли его продукцию.
— Я не могу припомнить.
— Значит, ваша компания отказывается нести ответственность за свою продукцию?
— Конечно, нет.
— Хорошо. Приведите присяжным один пример того, как «Пинекс» отвечает за собственную продукцию.
— Но наша продукция не причиняет вреда.
— Разве она не является причиной многих болезней и даже смертей? — недоверчиво спросил Рор, широко разводя в воздухе руками.
— Нет. Не является.
— Позвольте мне уточнить. Вы хотите убедить присяжных в том, что ваши сигареты не вызывают болезней и не приводят к смерти?
— Только в том случае, если ими злоупотребляют.
При слове «злоупотребляют» Рор презрительно расхохотался.
— Предполагается, что курильщики ваших сигарет пользуются зажигалками?
— Конечно.
— И что дым от табака и бумаги, возникающий при закуривании вдыхается курильщиком через кончик сигареты, противоположный тому, к которому подносят огонь?
— Да.
— И этот дым попадает в рот?
— Да.
— А потом вдыхается через дыхательные пути?
— Это зависит от желания курильщика.
— А вы вдыхаете дым, мистер Дженкл?
— Да.
— Вам знакомы статистические данные, согласно которым девяносто пять процентов курильщиков вдыхают дым?
— Да.
— А не ошибусь ли я, если скажу, что дым от вашей сигареты вдыхает и кто-то еще, находящийся поблизости от вас?
— Наверное.
— И вы считаете, что люди, вдыхающие дым от вашей сигареты, делают это по собственному выбору?
— Нет.
— А теперь скажите нам, пожалуйста, мистер Дженкл, каким образом люди могут злоупотреблять сигаретами?
— Если они курят слишком много.
— А сколько это — «слишком много»?
— Полагаю, здесь нет общей нормы.
— Но я ведь разговариваю не с отдельным курильщиком, мистер Дженкл. Я разговариваю с исполнительным директором компании «Пинекс», одного из крупнейших производителей сигарет в мире. И я спрашиваю у вас: по вашему мнению, «слишком много» — это сколько?
— Ну, я бы сказал, две пачки в день.
— То есть более сорока сигарет?
— Да.
— Понимаю. А на каких исследованиях вы основываетесь?
— Ни на каких, это просто мое мнение.
— Значит, выкуривать менее сорока сигарет в день невредно. Более сорока — это уже злоупотребление. Вы это хотели сказать?
— Это мое мнение. — Дженкл начал поеживаться и посматривать на Кейбла, но тот демонстративно отвернулся от него. Теория о злоупотреблении была изобретением самого Дженкла. Это он настаивал, чтобы использовать ее.
