Уоррен Мерфи - Последний бой
Но Чиун сложил руки и замолчал. Почтовый ящик был арендован много лет назад, когда Чиун предлагал свои услуги наемного убийцы-ассасина, чтобы таким образом поддержать существование старых, больных и бедных жителей своей маленькой деревни Синанджу в Северной Корее. Но угроза безработицы миновала, и Чиун продолжал работать на Смита, однако абонемент не ликвидировал, хотя и скрывал от Римо, какую он получает почту.
Стюардесса вернулась. Нет, Римо не хочет ни кофе, ни чая, ни спиртного. Не хочет и почитать журнал «Тайм».
– Сэр, – сказала стюардесса, – я никогда ни одному пассажиру не говорила ничего подобного, но вы, видно, считаете себя кем-то особенным. Наверняка вы считаете, что любая женщина готова броситься к вам в постель, не так ли?
Ее бледные щеки зарделись, короткие светлые волосы сердито взъерошились. Римо уловил тонкий аромат ее духов. Он пожал плечами.
– Я бы не легла с тобой даже на спор, приятель. Даже на пари!
– О, – только и сказал Римо.
Она ушла, унося подушку и журналы, но тут же вернулась. Она хотела извиниться. Она никогда так не разговаривала с пассажирами. Она просит прощения. Римо ответил, что все нормально, у него нет претензий.
– Со мной никогда такого не было.
– Забудьте об этом.
– Хотелось бы. Но не получается. Может, подскажете как, я все сделаю.
– Забудьте об этом, – повторил Римо.
– Пошел ты... – сказала она.
И тогда Чиун, видя удивленные взгляды пассажиров, поднял изящную руку с длинными ногтями на точеных пальцах.
– Драгоценный цветок, не мучь свое нежное сердце. Разве могут полевые мыши знать цену изумруда? Не отдавай свое сокровище тому, кто не достоин его.
– Вы чертовски правы, – сказала стюардесса. – Вы очень мудры, сэр, очень.
– Что я такого сделал? – пожал плечами Римо.
– Грызи свой сыр, мышка, – сказала стюардесса и с торжествующей улыбкой покинула их.
– Что на нее нашло? – спросил Римо.
– Я отдал лучшие годы своей жизни дураку, – заметил Чиун.
– Я не захотел заигрывать с ней, так что же?
– Была задета ее гордость, и она не могла уйти без ответа.
– Я не обязан угождать каждой встречной!
– Ты обязан не обижать тех, кто не причинил тебе никакого вреда.
– С каких это пор Мастер Синанджу стал носителем любви и света?
– Я всегда им был. Но слепцу этого увидеть не дано, он может лишь ощутить тепло, сопутствующее свету. О, как хорошо Ки-Ган раскусил тебя!
– Попробовал бы он хоть раз помешать тебе смотреть телесериалы. Ты бы одарил его любовью и светом...
Глава третья
Смит поглядывал на часы и терпеливо ждал, когда Римо и Чиун появятся у стойки регистрации пассажиров международных линий.
– Вы как раз вовремя, – сказал он Римо, а Чиуну коротко кивнул. Это можно было принять за поклон, если не знать, что Смиту подобные вещи, как и любые проявления обходительности, были совершенно чужды. Для этого требовалась хотя бы минимальная фантазия, что в случае со Смитом было совершенно исключено.
Донсхеймская больница была, наверное, самой современной во всем Чикаго. Находилась она в красивом предместье города в районе Хикори-хиллз, в стороне от грабежей, стрельбы и поножовщины, привычных для самого города, которому отчаянно требовалось такое сверхсовременное сооружение, как Донсхейм, и потому согласно законам природы и политики не имевшего шанса когда-либо его получить.
Смит, обойдя больницу по чистой бетонной дорожке, окаймленной зеленой травой, уперся в серую дверь без ручки, но с замочной скважиной. Он выбрал ключ из связки, висевшей у него на цепочке, и вставил его в отверстие.
– Конспиративная квартира? – поинтересовался Римо.
– В некотором роде, – ответил Смит.
– Все в мире, в некотором роде, является чем-то, – философски заметил Римо.
– Только императору ведомы секреты его императорских дел, – отозвался Чиун, для которого каждый, кому служил Дом Синанджу, был императором.
Откровенный разговор наемного убийцы-ассасина с императором являлся нарушением сложившейся традиции, в соответствии с которой, как учил Чиун, император не должен знать, о чем думает наемный убийца. Таков был кодекс, выработанный веками.
И все же Римо и Смит были американцами, а потому некоторые принципы Синанджу Римо до конца принять и понять не мог, точно также, как не понимал Чиун открытости отношений Римо со Смитом.
Резкий запах в больничном коридоре заставил Римо вспомнить о страхе, который он испытывал, прежде чем научился подчинять нервы собственной воле. Смит отсчитывал двери. Восьмую он открыл уже другим ключом. В помещении было очень холодно. Смит зажег свет и, дрожа от холода, застегнул пальто на верхнюю пуговицу. Римо и Чиун спокойно стояли в легкой осенней одежде. Восемь больших металлических квадратных ящиков, снабженных ручками, были аккуратно поставлены у стены. Резкий желтый свет, отражавшийся от их поверхности, резал глаза.
В центре помещения на белом скользком кафельном полу находились три пустых стола размером семь футов на три, покрытые белым пластиком. Ни дезинфекция, ни постоянное мытье, ни холод не могли заглушить запах тлена, распространяемый скоплениями кишечных бактерий в мертвых телах.
– В третьем, – сказал Смит.
Римо подкатил ящик к столу.
– Уильям Эшли, тридцать восемь лет, умер от переохлаждения, – сказал Смит, глядя на вздувшийся труп.
На подбородке темнела щетина. Выпученные глаза были прикрыты веками, освещенными рассеянным светом. Плечи распухли, словно у Эшли были мускулы штангиста, а бедра раздулись, будто на них были надеты хоккейные доспехи.
– С помощью рентгеновских снимков мы установили, что все четыре основных сустава в плечах и коленях раздроблены. В легких скопилась жидкость в результате переохлаждения. Он был найден обнаженным на полу в холодном замке в горах Шотландии. Двигаться Эшли не мог из-за перебитых конечностей. Короче, он умер от того, что в его легких скопилась жидкость, и он, собственно говоря, захлебнулся, – сказал Смит и, засунув от холода руки в карманы, продолжал: – Это был один из наших служащих. Мне нужно, чтобы вы ответили – знаком ли вам такой способ убийства?
– Жестокость выражается в разных формах. Несправедливо в этом обвинять Дом Синанджу, – сказал Чиун. – Мы действуем тихо и быстро, как известно, и в нашей быстроте выражается милосердное отношение к жертве. Мы добрее самой природы, всегда были и будем такими.
– Никто не обвиняет Дом Синанджу, – сказал Смит. – Я просто хочу знать, знаком ли вам способ убийства. Мне известно, что наши методы конспирации выглядят для вас странно, но этот человек работал на нас, чего не знал, как и большинство служащих.
– Очень трудно добиться, чтобы слуга хорошо знал свое дело, – сказал Чиун. – Я уверен, что благодаря мудрости императора Смита вскоре ленивые слуги будут знать, что им делать и на кого они работают.
– Э... как раз наоборот, – сказал Смит. – Мы не хотим, чтобы они знали, на кого работают.
– Гениально! Чем меньше знает неблагодарный и глупый слуга, тем лучше. Вы очень мудры, император Смит. Это делает честь вашей расе.
Смит прочистил горло, и Римо улыбнулся. Он был единственным человеком, посредством которого эти двое могли нормально общаться друг с другом. Смит пытался объяснить, что существование КЮРЕ угрожает престижу Америки, а Чиун считал, что император должен всегда напоминать своим подданным, сколь он силен, и что, чем он сильнее, тем лучше.
– В любом случае, – сказал Смит, – это дело беспокоит меня. Обстоятельства смерти весьма загадочны. Возникают вопросы, на которые я хотел бы получить ответ.
– Нельзя винить Дом Синанджу в каждом проявлении насилия, – сказал Чиун. – Где это случилось?
– В Шотландии, – сказал Смит.
– О, знаменитое королевство! Сотни лет туда не ступала нога Мастера Синанджу. Там живут честные и добрые люди. Как и вы, о император Смит! Они полны благородства.
– Я только хочу знать, знаком ли вам способ убийства? Обратите внимание: кожа не повреждена, но все суставы раздроблены.
– Не все, а три, – заметил Римо, – и все потому, что убийцы не знают своего дела.
– У меня есть рентгеновские снимки, – возразил Смит. – И врач, осматривавший тело, сказал, что раздроблены все четыре сустава. Я точно помню.
– Он ошибся, – сказал Римо. – Разбиты оба плеча и правое бедро. Удары нанесены не больно-то чисто. А вот над левой ногой поработали так, как надо. Сустав разъединен, но кости целы.
Смит сжал губы и вынул из кармана серый конверт. Снимки были уменьшены до формата обычной фотографии. Смит поднес снимки к свету.
– Потрясающе! Вы правы, Римо, – сказал он.
– Его хорошо учили, – вставил Чиун.
– Так вам знаком такой способ? – спросил Смит.
– Конечно. Это дело рук дилетанта, – ответил Римо. – Он нанес удачный удар в левую ногу, а потом схалтурил, изувечив правую ногу и оба плеча.
