С. Гилфорд - Короткий триллер
Так и случилось. Правда, мы не прыгнули, а поехали туда поездом. И я поехал с ними. Потому что стал новым ассистентом Садини.
Все это произошло до того, как я узнал, что он служил Дьяволу. Мне он казался добрым, он спас меня. Однажды, сидя в примерочной, он объяснил мне все: для чего отрастил усы, и как именно причесывал волосы, и почему всегда носил черное — ведь так должны выглядеть на сцене волшебники.
Он показывал мне чудесные трюки с картами, монетами и платками, появляющимися из моих ушей, и с цветной водой, выливающейся из моих карманов. Он заставлял вещи исчезать, и я стал пугаться его, но он убедил меня в том, что все это — фокусы.
На последнем представлении он позволил мне постоять за сценой во время его выступления перед публикой, и я увидел поразительные вещи.
Садини положил Изабель на стол, взмахнул волшебной палочкой, и она взмыла в воздух без всякой опоры. Затем он опустил ее, но она не упала, а лишь улыбалась аплодирующей публике. А затем Изабель подавала ему разные предметы, а он, направляя на них палочку, заставлял их исчезать, взрываться или изменяться. У меня на глазах он вырастил большое дерево из ростка. Потом он поместил Изабель в ящик, служители выкатили огромное стальное лезвие с зубцами, и Садини сказал, что сейчас распилит ее пополам. Вдобавок он привязал ее.
Я едва не выбежал на сцену, чтобы остановить его, но она не испугалась, а рабочие, тянущие занавес, рассмеялись, и я понял, что это — фокус.
Но когда Садини включил электричество и принялся распиливать ящик, я страшно вспотел, потому что видел, как входит в него пила. А Изабель лишь улыбалась, даже когда он распилил ее пополам. Улыбалась — и не умерла!
Потом он накрыл ее покрывалом, убрал пилу и взмахнул палочкой, и Изабель выскочила на сцену без единой царапины. Это было самое замечательное зрелище, которое я когда-либо видел, и поэтому я решил остаться с Садини.
В общем, я поговорил с ним о том, что он спас мне жизнь, и насчет того, что мне некуда идти и я готов работать на него задаром и делать что угодно, лишь бы он взял меня с собой. Я не сказал Садини, что хотел этого лишь для того, чтобы видеть Изабель. Я понимал, что ему это не понравится. Да и ей тоже. Я уже знал, что она была его женой.
Конечно, я наговорил много глупостей, но он все понял.
— Может, ты и сгодишься на что-нибудь, — обнадежил он. — Кто-то должен следить за реквизитом, и это сэкономило бы мое время. А заодно ты мог бы его устанавливать, а потом разбирать.
— Иксни, — сказала Изабель. — Утсни!
Я не понял ее, но он понял. Наверное, это был магический разговор.
— Гуго будет молодцом, — заверил он. — Мне нужен помощник, Изабель. Человек, на которого я мог бы полностью положиться, — ты понимаешь…
— Слушай ты, дешевый…
— Перестань, Изабель!
Она нахмурилась, но Садини взглянул на нее, и она как-то сникла и попыталась улыбнуться.
— Хорошо, Вик. Как скажешь, но помни — это твоя забота, а не моя.
— Согласен. — Он подошел ко мне. — Считай, что с этого момента ты — мой ассистент.
Так оно и случилось.
И тянулось долго-долго. Мы побывали в Толедо, потом в Детройте, Индианаполисе и в Чикаго — о, во многих местах. Но для меня все они были одинаковы. Вначале поездка на поезде, затем Садини с Изабель отправлялись в гостиницу, а я приглядывал за выгрузкой багажа из вагона. Потом укладывал «подпорки» — так называл свой реквизит Садини — и чемоданы и подавал бумажку с адресом шоферу грузовика. Тот подвозил их к заднему входу театра, и я переносил их за сцену, в примерочную.
Спал я в театре, по большей части в примерочной, а питался вместе с Садини и Изабель. Хотя она появлялась редко, поскольку допоздна спала в гостинице и, кроме того, наверное, стыдилась меня. Я не сердился на нее — достаточно было взглянуть разок на мою одежду, глаза и спину.
Правда, Садини вскоре дал мне новую одежду. Он был добр ко мне, этот человек. Часто рассказывал о своих трюках и даже об Изабель. Я не понимал, как такой милый человек мог говорить о ней подобное…
Пусть она недолюбливала меня, да и от Садини старалась держаться подальше, я все равно знал, что она — ангел, прекрасный, как в тех книжках, что показывали мне Сестры. Конечно, Изабель не интересовалась некрасивыми людьми, наподобие меня и Садини с его черными глазами и усами. Не понимаю, зачем она вообще вышла за него, когда могла найти себе красавца, как Джордж Уоллес.
У Джорджа был номер в том же шоу, что и у нас. Он был высокий, белокурый, с голубыми глазами и выступал как певец и танцор. Когда он пел, Изабель обычно стояла за кулисами сбоку и смотрела на него. Иногда они болтали и смеялись, а однажды, когда Изабель собиралась уйти в гостиницу из-за головной боли, я заметил, как они с Джорджем входят в его гримерную.
Пожалуй, мне не стоило говорить об этом Садини, но все слетело с языка, не успел я опомниться. Он очень рассердился и принялся расспрашивать, а потом приказал мне держать язык за зубами и глядеть в оба.
Мне не следовало на это соглашаться, теперь я это знаю, но тогда я помнил лишь то, что Садини сделал мне много добра. Поэтому я начал следить за Изабель и Джорджем, и однажды, когда Садини в перерыве между представлениями отправился в город, я снова увидел их в гримерной Джорджа. На цыпочках я подобрался к двери и заглянул в замочную скважину. И вспыхнул от стыда, потому что Изабель целовала Джорджа Уоллеса, а тот говорил:
— Итак, дорогая, не будем откладывать задуманное. Как только шоу закроется, мы с тобой удираем, направляемся на побережье и…
— Брось свои детские шутки! — зло ответила Изабель. — Я схожу по тебе с ума, Джорджи-мальчик, но свой куш я не упущу. Вик делает сборы и зашибает тысчонку в неделю, а твой номер приносит жалкие гроши. Повеселиться я не прочь, но на большее меня не заманишь.
— Вик! — скорчил гримасу Джордж. — Что имеет этот голодранец? Пару чемоданов с дешевым реквизитом да еще усы. Любой может сделать магический номер — я тоже, будь у меня нужные механизмы. И ты прекрасно это знаешь, черт подери! Мы с тобой могли бы придумать отличный номер, детка. Как тебе эта идея? Великий Уоллес и его труппа…
— Джорджи!
Вскрикнув, она бросилась к двери, и я не успел отскочить. Изабель распахнула ее и увидела меня.
— Какого… — Джордж стоял у нее за спиной и, заметив меня, протянул было руки, но она хлопнула его по пальцам.
— Брось! Я с этим управлюсь.
И она улыбнулась мне, и я понял, что она не сердится.
— Пойдем вниз, Гуго. Я хочу поболтать с тобой.
Я никогда не забуду этого разговора.
Мы сидели у нее в примерочной, наедине. И она держала меня за руку и у нее были такие мягкие, милые ладони… Глядела мне в глаза и говорила своим тихим голосом, похожим на пение и солнечный свет.
— Уж если ты кое-что знаешь, — сказала она, — я просто должна рассказать тебе остальное. Мне не хотелось, чтобы ты узнал это, Гуго. Никогда. Но боюсь, иного выхода нет.
Я кивнул. Я боялся даже взглянуть на нее и поэтому не сводил глаз со столика. На нем лежала волшебная палочка Садини, черная, с золотым наконечником. Она сияла и завораживала своим блеском.
— Да, Гуго. Мы с Джорджем любим друг друга. Он хочет забрать меня отсюда.
— Н-но Садини такой хороший, — возразил я. — Хотя на вид этого не скажешь…
— О чем это ты?
— Ну, когда я увидел его в первый раз, то решил, что он — Дьявол. Но теперь…
Казалось, она затаила дыхание.
— Так ты решил, будто он похож на Дьявола, Гуго?
— Да, — и я засмеялся. — Знаешь, Сестры говорили, что я не очень-то сообразителен. И хотели, чтобы мне сделали операцию на мозге, потому что я многого не понимал. Но я вполне здоров, ты же знаешь. Вот я и думал, что Садини — Дьявол, пока он не объяснил мне свои фокусы. И эта палочка — не настоящая, да и не распиливал он тебя пополам…
— И ты поверил ему! — Она выпрямилась, глаза ее засияли. — О, Гуго, если бы я знала! Когда-то и я думала так же. И, повстречав его впервые, поверила ему. А теперь я его рабыня. Вот почему я не могу сбежать — потому что я у него в рабстве. Точно так же, как он — раб самого Дьявола.
Наверное, я вытаращил глаза, потому что она бросила на меня странный взгляд и продолжала:
— Так ты не знал об этом? И поверил, когда он рассказывал про свои фокусы и про то, как распиливал меня, пользуясь зеркалами!
— Но он и в самом деле пользуется ими. Ведь я распаковываю и устанавливаю их.
— Это делается, чтобы одурачить служителей сцены. Если они узнают, что он — колдун, то запрут его. Разве Сестры не рассказывали тебе о Дьяволе и о том, что он берет души в залог?
— Да, я об этом слышал, но думал…
— Ведь ты веришь мне, Гуго, да? — она снова взяла меня за руку и заглянула в глаза. — Когда он выводит меня на сцену и поднимает в воздух — это колдовство. Одно его слово — и я могу упасть и разбиться насмерть. А когда он распиливает меня, это по-настоящему. Вот почему я не могу убежать и остаюсь его рабыней.
