Гэвин Лайл - Успеть к полуночи
— Говорят вам, не хочу!
Глоток виски свинцом лежал у меня в желудке, во рту был мерзкий привкус.
— Сколько времени вы уже не пили? — тихо спросил я.
Он лишь тяжело вздохнул.
— Сколько? — повторили.
— Не волнуйтесь, со мной все будет в порядке. Ну конечно, волноваться не о чем. За исключением того, что телохранитель оказался алкоголиком. Только и всего.
Теперь я хотя бы знал, почему он не стал дожидаться пенсии от американской службы безопасности.
— Так сколько? — злобно переспросил я.
— Почти сорок восемь часов. Я делал это и раньше. Я выдержу.
Странное дело — послушать их, так они все могут выдержать: сорок восемь часов, неделю или несколько недель.
— И теперь вас начнет колотить?
— Нет, это уже прошло и не начнется, пока я снова не выпью.
Его спокойное заявление, что он будет продолжать пить, просто потрясло меня. Я открыл было рот, чтобы сказать ему несколько простых и выразительных слов, но передумал. Мне от него требовалось только одно: чтобы следующие двадцать часов он оставался трезвым, а потом это уже будут его личные проблемы.
С другой стороны, хорошо, что он не обещал оставаться трезвым всегда. Когда алкоголик вдруг вспоминает, сколько тянется это «всегда», то тут же хватается за бутылку. Но вот потерпеть еще один день — это можно; начинать пить раньше ему просто не имело смысла.
Несколько минут мы стояли молча. Волны с шумом разбивались о берег, но ровный стук дождевых капель слегка приглушал гул прибоя. Я вновь помигал фонарем и спросил:
— У вас уже была первая амнезия? Он издал звук, который при желании можно было принять за смешок.
— Вы имеете в виду полную отключку памяти? Думаете, такие вещи можно запомнить?
Другого ответа я и не ожидал, но спросить стоило.
Первая амнезия, первый раз, когда вы не помните, что за чертовщина приключилась с вами прошлым вечером, говорит о многом. С этого момента вы начинаете катиться под гору и пути назад нет, во всяком случае, так утверждают врачи.
— Просто поинтересовался, — объяснил я.
— Если вы так интересуетесь, — проворчал он, — то должны знать, что никто не любит трепаться на эту тему.
Значит, он не поленился выяснить, на какой стадии болезни находится. Иногда они это делают. Когда наблюдаешь за тем, как сам катишься по наклонной плоскости, это помогает слегка притормозить. Меньше усилии, чем пытаться совсем бросить пить.
— Выходит, вы кое-что об этом знаете? — удивился он.
— Кое-что. Порой на войне выпивка была не редкостью, особенно на такой работе. Однажды я прочел об этом все, что смог достать. Хотел узнать, могут ли представлять опасность для конспирации такие люди.
— Ну и как?
Я пожал плечами, но, сообразив, что он меня не видит, сказал:
— Некоторые могут, другие — нет. Так или иначе, но войну мы выиграли.
— Да уж, я в курсе… Смотрите, свет!
— Что?!
Он показал на море.
— Туда смотрите. Нам сигналят. Я посветил фонарем. В ответ замигал тусклый огонек. Я посмотрел на часы: начало третьего.
— Вряд ли это Маганхард, — возразил я. — Почти без опоздания.
— А вам когда-нибудь приходило в голову, насколько серьезно относится к делу по-настоящему крупный бизнесмен? — язвительно спросил Харви. — И что он всегда может нанять опытных профессионалов.
Мы посмотрели друг на друга.
— Нет, — ответил я. — Глядя на нас с вами, не сказал бы, что это приходило мне в голову. Но уж если нас наняли, то, может быть, стоит постараться?
Глава 5
Лодка ударилась о берег с резким протяжным скрипом. Несколько человек прыгнули в воду и ухватились за борта, удерживая ее в ровном положении. Следующая волна захлестнула их по пояс.
Мы остались стоять на берегу: во-первых, для этого наняли их, а во-вторых, мы уже достаточно промокли за этот вечер. Лодка представляла собой довольно широкий китобойный бот, обладавший хорошей остойчивостью для плавания в таком прибое. Он был не менее двадцати пяти футов в длину, что уже само по себе говорило о внушительных размерах яхты.
Один из прибывших подошел ко мне и сказал на ломаном английском:
— Рыба кусается.
Я попытался вспомнить нужный пароль. Вообще-то такие вещи хороши на переполненной народом улице, когда знаешь, что кажущаяся безобидной фраза ничего не выдаст, даже если ее подслушает посторонний. Здесь же пароль выглядел полной бессмыслицей, но Мерлен настаивал.
Наконец я вспомнил:
— И птицы поют.
Человек удовлетворенно кивнул и зашагал к лодке. Я посмотрел на Харви: он что-то засовывал под плащ.
Тем временем кто-то спрыгнул с лодки и медленно направился к нам. Подойдя поближе, он представился:
— Я — Маганхард.
— Кейн.
— Ловелл.
— Нас двое и на борту двадцать килограммов багажа. Насколько мне известно, у вас должен быть «ситроен».
Судя по его тону, он не спрашивал, все ли в порядке: он был в этом уверен. Уж чего мы не ожидали, так это подобного отношения. Серьезный клиент, как правильно предположил Харви. Впрочем, удивило меня не только это.
— Вас двое?
— Со мной секретарь, мисс Элен Джармен. — Маганхард стоял, дожидаясь, не скажу ли я что-нибудь еще. Насколько мне удалось разглядеть его в темноте, это был плотный человек в очках и без шляпы, в темном пальто, обтягивавшем квадратные плечи. Его голос своим ровным металлическим тембром напоминал испорченный диктофон.
Кто-то еще поднялся на галечную гряду и остановился рядом с Маганхардом.
— Все в порядке?
Чистый холодный голос, несомненно, принадлежавший англичанке. Еще никому не удавалось сымитировать чопорную манеру выпускницы привилегированного женского колледжа, а может быть, просто никто не хотел.
Это была высокая темноволосая девушка в черном пальто, мягко поблескивавшем под дождем.
— Полагаю, что да, — тем временем ответил Маганхард. — Багаж сгрузили?
Она оглянулась, и в этот момент из темноты вынырнул матрос с двумя чемоданами. Маганхард молча прошел мимо нас, поднимаясь по склону. Харви похлопал меня по плечу и, быстро нагнав его, пристроился чуть позади и справа, где и полагается быть телохранителю.
Я же, как и надлежало шоферу, пропустил всех вперед и занял место в конце процессии.
Матрос поставил чемоданы, точнее, большие саквояжи из лошадиной кожи, на багажник «ситроена». Маганхард кивнул, и тот пошел обратно к морю.
Харви, поглядывая по сторонам, стоял рядом с Маганхардом, закрывая его собой от возможного выстрела. Ответная стрельба — всего лишь незначительная часть работы телохранителя, главное — защитить клиента от пуль.
— Харви, где вы хотите сесть? — спросил я.
— На переднем сиденье.
— Может быть, там захочет сидеть мистер Маганхард, — тут же возразила девушка.
— Может быть, — согласился я. — В таком случае он будет разочарован. Места распределяет Харви.
— Мистер Ловелл, вы телохранитель? — спросил Маганхард.
— Да.
— Я говорил месье Мерлену, что телохранитель мне не нужен. Одного шофера вполне достаточно. Я не люблю стрельбу.
— Я и сам ее не люблю, — бесстрастно ответил Харви. — Вот только мы с вами — это еще далеко не все.
— Никто не собирается меня убивать, — продолжал упорствовать Маганхард. — Это вздорная идея месье Мерлена. Единственная опасность исходит от полиции.
— Я тоже слышал эту версию, — перебил я. — Но когда сегодня вечером мы забирали машину в Кемпере, там был труп.
Дождь тихо барабанил по крыше «ситроена».
— Вы хотите сказать, что его убили? — после короткого замешательства спросил Маганхард.
— Именно. Этот человек должен был доставить нам машину.
— Труп в этой машине? — простонала мисс Джармен.
— Сейчас его там уже нет.
— Что вы с ним сделали? Я промолчал.
— Дорогая моя, — вмешался Маганхард, — неужели вам в самом деле интересно, что эти люди делают с трупами?
Тем не менее мне показалось, что он тоже потрясен.
— Если мы все-таки сядем в эту машину, — скучным голосом сказал Харви, — то я хочу, чтобы Маганхард сидел на заднем сиденье справа, у меня за спиной.
На этот раз они без возражений сели в машину на указанные места. Мне показалось, что Маганхарду и впрямь не по себе.
* * *Миновав Трегеннек, я включил фары, но движение продолжал на второй скорости: мне не хотелось, чтобы складывалось впечатление, будто мы торопимся. Уже одно то, что в такое время суток кто-то едет со стороны моря, выглядело довольно подозрительно.
Только когда мы проехали Плонеур-Ланверн, я перешел на третью. Струи дождя непрерывно стекали по ветровому стеклу, но тотчас же стирались «дворниками». Стараясь найти более удобное положение, я привалился к дверце.
Через некоторое время Харви первым нарушил молчание.
