Джордж Грин - Присяжный заседатель
— А что происходит с самой скульптурой? — спрашивает Энни. — После этого ее что, выбрасывают?
— С какой стати? Это двести тысяч долларов!
— На самом ведь деле она столько не стоит.
— Еще как стоит. Ведь за нее именно столько и заплатили. Вы не учитываете того, что я посылаю в Японию действительно талантливые произведения — смелые, перспективные, оригинальные. Я работаю с художниками, у которых есть талант, но нет имени и карьеры. Именно в этих делах я и незаменим. Хорошая рецензия в журналах «Арт-форум» и «Флэш-арт», приличная мастерская, экспозиция на Базельской ярмарке, подборка иллюстраций в журнале «Документа». И пусть вас не смущает японская махинация — она лишь восстанавливает справедливость. Так или иначе, вас все это не касается — это моя работа, предоставьте ее мне. Ваше дело — сидеть в студии и создавать свои ящики.
В глазах Энни вспыхивает искорка.
— Ах, значит, и для меня все-таки дело найдется? Большое спасибо. Послушайте-ка, мистер Лайд…
— Зовите меня просто Зак.
— Послушайте…
— Могу я называть вас Энни?
— Можете называть меня как угодно, но я не желаю иметь ничего общего с подобными, подобными…
— Грязными делишками, хотите вы сказать? Вы обиделись? Представьте себе, что Рафаэль говорит своему покровителю: «Извините, ваше высочество, но мне ничего от вас не нужно, потому что вы жестокий тиран, который любит варить своих врагов живьем в кипящем масле. Бог с ней, с мировой славой и памятью потомков, я предпочитаю безвестность».
— Я хочу сказать…
Он останавливает ее жестом.
— Энни, для чего, по-вашему, я это делаю? Из-за денег? Мне такой доход не нужен. У меня есть свое дело, и на жизнь мне хватает.
Возвращается официант. Хочет спросить Лайда еще о чем-то, но тот отмахивается от него и говорит:
— Дэвид, давай не сейчас, ладно?
Официант испаряется.
Зак Лайд наклоняется к своей спутнице.
— Я занимаюсь этим для того, чтобы художник мог спокойно работать, чтобы вы могли создавать свои ящики и не ломать голову над тем, как прокормить ребенка. Это понятно? Пускай у вас в голове будет сумбур, хаос, что угодно. Главное — не тратьте время на добывание хлеба насущного. Только представьте себе — вам будет совершенно наплевать на идиотов, распоряжающихся в мире искусства. Вы работаете, и голова у вас ни о чем не болит.
Он резко отворачивается, глубоко вздыхает, покачивает головой.
— Впрочем, дело ваше. Это ваша жизнь, ваша карьера. Можете сидеть на своих ящиках. Чек возвращать не нужно — это знак моего восхищения. Желаю вам всяческого благополучия.
Он оборачивается, ищет взглядом официанта.
— Мистер Лайд, — тихо говорит Энни.
— Зак.
— Зак, вы очень убедительны. — Энни пытается улыбнуться. — Просто… Все это так неожиданно. О Господи, мне трудно свыкнуться с этой мыслью. Я вовсе не хотела вас обидеть. — Она смотрит на тарелку, где лежит свернутая трубочкой лососина. Улыбается. — Здесь очень вкусно кормят, но, к сожалению, я больше не могу есть.
— Ничего. Вам пора. Вы ведь участвуете в процессе, правильно?
— Да-да, там-то и есть настоящая жизнь, а это все фантазии. — Она качает головой. — Жаль, что нужно ехать. Мы могли бы еще о многом поговорить.
— Ничего, у нас будут и другие встречи.
— Когда?
— За ужином.
— Что-что?
— Давайте поужинаем сегодня вместе.
Оливер едет на велосипеде. Голова задрана, взгляд устремлен куда-то на верхушки деревьев. Мать не выдерживает, кричит:
— Оливер, смотри на дорогу!
Тогда сын опускает глаза и видит, что чуть не врезался в бровку тротуара. Вдвоем они едут вдоль берега озера. Заворачивают за угол — там здание старой библиотеки, перекресток Ивовой улицы с Церковной улицей. Когда Оливер хочет затормозить, он пользуется не ручным тормозом, а педалями. Пропустив машины, мать и сын пересекают перекресток и выезжают на травянистую велосипедную дорожку. Оливер оборачивается.
— Мам, ты мне купишь новый велосипед?
— Отстань, — говорит она.
— Настоящий новый «мангуст», а?
— Оливер, помолчи.
— Да нас же никто не слышит.
— Все равно. Ты мне надоел.
Они проезжают мимо бронзовой статуи Ханни Стоунлей, героини американской революции. Героиня сидит на бронзовом коне и разевает свой бронзовый рот в беззвучном крике.
Оливер не унимается:
— А как насчет «Пауэрбука»?
— Это еще что такое?
— «Пауэрбук»? Это компьютер с вмонтированной игровой приставкой.
— Понятно.
— Так купишь или нет?
— Не куплю. А если ты заикнешься хоть кому-нибудь о наших успехах, я вмонтирую тебе игровую приставку прямо в глотку.
— Ну мама!
— Что?
— Это совсем не смешно.
— А я и не собиралась тебя веселить.
— Довольно глупое замечание..
— Ничего, переживешь.
— Ха-ха-ха! — иронически кривится сын. — Игровая приставка у меня в глотке — надо же до такого додуматься!
Он приподнимается и с силой жмет на педали. С озера дует легкий ветерок.
— Ха-ха-ха! — орет Оливер во все горло. Мама стала знаменитой. Мы купим коттедж на берегу, где сейчас живут Диллсы, и Джулиет будет приходить, чтобы поплавать в нашем бассейне.
— Мама, крути педали! — кричит он, обернувшись назад.
Вот они уже едут по Семинарскому переулку. Мимо, тоже на велосипеде, проносится Шон Карди. Вежливо кланяется, сигналит своим скрипучим звонком. Оливеру немножко стыдно, что его видели вместе с мамой, как маленького. Но ничего, у Шона Карди своих проблем тоже хватает. Во-первых, он отличник. Во-вторых, его мамаша заведует погребальной конторой. Не позавидуешь. Поэтому Оливер кивает однокласснику с неприступным видом и сгибается над рулем велосипеда так, словно это не велик, а настоящий мотоцикл. Ничего, скоро мама ему и в самом деле купит спортивный «харлей-дэвидсон». А что такого? Если вокруг дома будет большой участок, мне и водительские права не понадобятся, думает он. На чем хочу, на том и гоняю. Теоретически рассуждая, я мог бы получить «харлей-дэвидсон» уже завтра. Недельку потренируюсь, а потом приглашу Джулиет, чтобы она сидела у меня за спиной.
Дом уже близко. Мать и сын проезжают мимо вылизанного газона мистера и миссис Целлер, которые как раз гуляют со своей болонкой. Оливер от души презирает всех троих. Вот показался и их собственный заросший двор. Оливер резко сворачивает вправо, срезая нос Энни. Спрыгивает у вяза, берет велосипед «под уздцы» и вдруг замирает на месте. С крыльца на него скалится человеческий череп.
— Елки-палки, — ахает Оливер. — Это еще что такое?
Вопрос идиотский — и так видно, что это такое: череп, подвешенный к дверной ручке. Сзади подходит мама. Ахает.
На черепе табличка, где большими буквами написано: «Оливер Лэйрд».
Прежде чем Оливер успевает опомниться, ему в висок и в ухо ударяет холодная струя. Мальчик оборачивается и получает следующий заряд прямехонько между глаз. Убийца сидит на дереве и стреляет из водяного пистолета. Это, разумеется, Джулиет.
— Ты покойник, — объявляет она, целясь в него из своего оружия. Глаза у Джулиет зеленые, волосы рыжие. Она — лучшая подруга мамы.
— Падай, ты убит, — требует она, снова прицеливаясь.
— Это нечестно! — возмущается Оливер.
— Смерть не бывает честной.
— Но я не вооружен!
Он разевает рот пошире, чтобы заорать во всю глотку, но получает следующий заряд.
— Твой жизненный путь окончен, Оливер.
Он пожимает плечами, выпускает из рук велосипед и медленно заваливается на бок, а потом, картинно раскинувшись, падает. При этом не спускает глаз со своей «убийцы». Джулиет спрыгивает с дерева. Рост у нее за метр восемьдесят, телосложение почти мужское, если не считать некоторых смущающих спокойствие Оливера округлостей. Когда Джулиет сплетничает о чем-нибудь с мамой или возится с Оливером, она расслабляется, вид у нее домашний и уютный. Но мальчику приходилось видеть, как она кокетничает с молодыми людьми — один раз в ресторане и еще один раз в шашлычной. В такие моменты Джулиет распрямляется в полный рост и слегка откидывает голову назад. Разговаривая с представителями противоположного пола, она чуть-чуть покачивается и в эти моменты больше всего похожа на готовящуюся к броску кобру. Как бы Оливеру хотелось, чтобы Джулиет когда-нибудь поплясала свой змеиный танец перед ним! Лежа на земле, он спрашивает:
— Чья черепушка-то?
Джулиет целует маму в щеку, но оружие по-прежнему направлено на Оливера.
— Твоя, неудачник. Видишь, там написано? — Потом спрашивает маму. — Что это за потрясающие новости, достигшие моего слуха?
— Неужели черепушка настоящая? — вмешивается Оливер. — Где ты ее раздобыла?
Он вскакивает и снимает череп с двери.
— Подарил один ординатор из нейрохирургии.
