Саския Норт - Побег из Амстердама
Геерт постучался и вошел с Вольфом на спине.
— Эй, девчонки, просыпайтесь! На кухне кофе и круассаны!
Мейрел тут же выпрыгнула из кровати. Я продолжала лежать с закрытыми глазами. У меня было похмелье, и я знала: стоит мне встать, как в голове начнется жуткий шум. Виски и две пачки сигарет. Дохлая крыса. Геерт, вернувшийся в мою жизнь.
Дети помчались вниз, а Геерт присел на край кровати.
— Выспалась?
Его каштановые кудри торчали во все стороны, а лицо было землисто-желтым. Пахло табаком.
— А ты не спал, судя по всему, — сказала я.
— Вставай. Я прибрался внизу.
— Хорошо. Я сейчас. Иди пока к детям.
Он пошел вниз, а я вытащила себя из постели. Болели сразу все мышцы. О круассанах лучше было даже не думать. Я хотела, чтобы Геерт ушел. Я хотела читать в пижаме газету, возиться с Мейрел и Вольфом и притворяться, что ничего не случилось. Он еще не завел разговор о полиции, но я была уверена, что он начнет его сразу после первой чашки кофе. А мне так этого не хотелось. С дяденьками полицейскими у меня не было связано радужных воспоминаний.
Мне хотелось поступить так, как я делала всегда, если возникали проблемы: спрятаться и подождать, пока все пройдет само собой. Или сбежать. Сколько раз я ребенком бродила по пляжу до самого захода солнца, мечтая никогда не возвращаться домой. Я играла песком и ракушками, строила шалаш и фантазировала, что это и есть мой дом. Я не возвращалась до тех пор, пока моя мама не успокаивалась и не укладывалась в постель. Еще я пряталась под кухонным столом, за скатертью с красными вишнями, крепко обхватив коленки руками. Там меня никогда не найдут.
Полицейские нашли меня. Я помню их черные кожаные сапоги и белые штанины санитаров, которые приехали за мамой. Ее вопли и успокаивающий голос доктора. Сержант, который пытался выманить меня из-под стола, уверяющий, что все будет хорошо и не надо бояться. Как я могла не бояться, когда на линолеум капала кровь моего отца? Моя родная мама ударила его по голове пепельницей. Я смотрела, как она кусалась и царапалась, когда ее увозили, и ночная рубашка в синий цветочек была вся в красных каплях.
Геерт убирал со стола. Я не смогла съесть ни кусочка.
— Я договорился с Рини, она посидит с детьми. — Он долил мне кофе. — А мы пока сходим в полицию.
— Мы? — я ужасно удивилась и разозлилась на него. — Тебе зачем при этом присутствовать? И вообще с какой стати ты здесь раскомандовался?
— Я только хотел тебе помочь. И я не хочу, чтобы ты была одна. Между прочим, я еще и свидетель, если ты вдруг забыла.
— Послушай. Я обещала сходить в полицию и я схожу. Одна. Очень мило, что ты остался сегодня ночью, но дальше я справлюсь сама.
— К твоему сведению, по этому дому бегает мой сын! И еще одна маленькая девочка, которую я, так уж получилось, люблю больше жизни. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
— Ага, понятно. Теперь новая цель твоей жизни — нас защищать!
Он сел напротив:
— Тебе именно сейчас надо ругаться? Ты не можешь просто принять мою помощь? Почему надо непременно делать все самой? Зная, что тебя могут прикончить! Или навредить детям!
— Я очень боюсь, что на роль героя ты не тянешь. Я не хочу, чтобы ты шел со мной! Я не собираюсь считаться с твоим мнением! Я не хочу, чтобы дети опять поверили, что мы будем вместе! Я не хочу, чтобы ты опять в это поверил!
Геерт поднялся, надел куртку и пошел к двери.
— Как хочешь. Дело твое. Я ушел. Дура долбаная.
Он с шумом захлопнул дверь. Мне было стыдно за свои слова, но я не могла поступить иначе, как отказаться от его помощи. Он меня раздражал. Лучше бы он был депрессивным, зависимым от меня существом, чем ангелом-спасителем. Я знала, что он может играть только одну роль.
Глава 8
В полицейском участке пахло потом. Застоявшийся острый запах наполнял все помещение. Дежурная указала мне на убогий закуток, где надо было ждать, и пообещала, что меня скоро примут. Она даже спросила, с кем мне лучше говорить — с мужчиной или с женщиной. Мне было все равно.
Я присела на пластмассовый стульчик, через два места от толстого лысого мужчины, который клевал носом. Потом пахло как раз от него. Я чувствовала себя здесь очень неуютно, наедине с этим храпящим мужиком, под взглядами десятков глаз со светло-розовых плакатов. Это были лица пропавших детей и преступников в розыске. Вознаграждения за сведения. Было ощущение, что я попала в детективный сериал, и было странно осознавать, что кто-то, чье лицо вполне могло быть на одном из этих плакатов, меня преследовал. Что и моя жизнь может закончиться как скверная черно-белая копия на стене этой грязной душной комнаты.
Я стала придумывать, что этот толстяк здесь делает. Он не может быть подозреваемым, иначе он бы здесь не сидел. Хотя всем, кто обращался к дежурной, она предлагала подождать. Может быть, он как раз и был убийцей, который пришел с чистосердечным признанием.
Здесь можно было вонять перегаром и потом, но курить, конечно, было запрещено. Я вышла на улицу и почувствовала, как в мою спину впился взгляд дежурной. «Погодите, вас вызовут!» — прокричала она мне вдогонку с просторечным амстердамским акцентом. Она, должно быть, решила, что я ухожу; честно говоря, я и сама уже подумывала об этом.
Я услышала, как какой-то мужчина произнес мое имя, и дежурная ответила: «Да, она здесь, курит на улице». Полицейский, лет на пять моложе меня, высунул голову в приоткрытую стеклянную дверь и пригласил меня пройти с ним. Я бросила окурок, затоптала его и последовала за его выбритым затылком, покрытым красными пятнами. Было что-то комичное в его фигуре: наручники слева, огромный пистолет на худенькой заднице справа, голубая рубашка велика в плечах. Он, видно, слишком буквально понял лозунг «Фуражка всем к лицу». Я не могла себе представить, что он заковывает в наручники агрессивных наркоманов, но он проходил по полицейскому участку с таким видом, как будто был Арнольд Шварценеггер собственной персоной.
Мы прошли в скудно обставленный кабинет, и Йохан Виттеброод, как он представился, предложил мне удобный стул и спросил, не хочу ли я кофе или чаю. Потом он извинился и пошел за кофе. Полицейские, смеясь и болтая, проходили по коридору, и я изо всех сил вслушивалась в то, что они говорят, мне казалось, что это очень интересные вещи. Я начинала нервничать все больше и больше.
— Ну что же, госпожа Фос, расскажите, что привело вас в полицию?
Виттеброод непринужденно откинулся на спинку стула, сплетя пальцы на своей чашке. Я нервно помешивала пластмассовой палочкой некрепкий кофе.
— Мне угрожают. Во всяком случае я очень беспокоюсь…
— Хм. И вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет, я не знаю.
— В чем выражаются угрозы?
— Ну, я получаю письма. А вчера мне прислали дохлую, вонючую крысу. Письма я принесла с собой. Крысу, конечно, нет.
С моих губ сорвался нервный смешок, за который мне сразу же стало стыдно. Я вынула письма из сумки и положила их на стол.
— Значит, вы только получали письма? Телефонных звонков, неожиданных посетителей не было?
— Нет.
Виттеброод мельком взглянул на бумаги на столе.
— Госпожа Фос, вот в чем проблема. Угрожать кому-либо — дело наказуемое. Но записать угрозу на бумаге — в принципе нет. Вы, возможно, и воспринимаете письмо как угрозу, но на деле угроза здесь не прямая. Если бы вы знали, сколько народу посылают и получают такие странные письма. Мы не можем расследовать все случаи. Авторы большей части этих писем крайне редко приводят свои намерения в исполнение.
Я начинала злиться.
— Господин Виттеброод, меня совершенно не интересует, что думают по этому поводу авторы большей части этих писем. Я чувствую, что этот человек действительно собирается что-то предпринять. У меня двое маленьких детей, которых я воспитываю одна. Может быть, вы все-таки прочитаете письма, тогда вы поймете, что у меня есть все основания опасаться.
Он взял письма в руки и быстро просмотрел их.
— М-да. Письма ужасные. Я понимаю, почему вы так расстроены. — Он посмотрел на меня с участием. Их там хорошо учили, в этой полицейской школе. — Но должен вам сказать, что мы, к сожалению, ничем не можем вам помочь. Мы назначаем расследование только в том случае, если вам действительно причинили вред или угрожают физически.
— Вы не можете исследовать отпечатки пальцев на этих письмах?
Он приветливо улыбнулся.
— Лучше даже не начинать. Представляете, сколько человек держало в руках это письмо… Почтальон, сортировщик, вы, возможно, ваши друзья и знакомые…
— Письма пришли не по почте. Он сам опускал их мне в ящик.
— Ну давайте попробуем разобраться вместе. Может быть, вы недавно расстались с мужчиной?
— Это к делу не относится. Мой бывший любовник сделать этого не мог.
