Роберт Сойер - Вычисление Бога
— Вот и я возражаю, — быстро сказал Холлус. — Благодарю вас за гостеприимство, но…
Он перевёл взгляд на оператора:
— Послушайте! Вы представляете средства массовой информации; позвольте мне сделать заявление.
Холлус с секунду помолчал, пока индеец как следует выравнивал камеру, а потом посмотрел в объектив:
— Я рассчитываю получить беспрепятственный доступ к полной коллекции ископаемых останков, — громко сказал он. — В обмен на это я поделюсь информацией, которую собрал мой народ — когда сочту это своевременным и справедливым. Если найдётся другой музей, который предложит мне то, что я запрашиваю, я с радостью окажусь там. Просто…
— Нет-нет! — торопливо сказала Кристина, рванувшись вперёд. — Нет, это не понадобится. Разумеется, мы окажем любую помощь, какая только потребуется.
Холлус отвернул от камеры стебельки глаз:
— Так, значит, я могу проводить свои исследования на тех условиях, которые меня устраивают?
— Да, — ответила Кристина. — Да — всё, что пожелаете.
— Правительство Канады, тем не менее, требует… — заговорил белый агент КСБР.
— Я могу просто отправиться в Соединённые Штаты, — сказал Холлус. — Или в Европу, Китай, или…
— Господи, да дайте же ему делать, что он хочет! — выкрикнул один из завсегдатаев музея, мужчина средних лет.
— Не хочу пытаться кого-либо напугать, — сказал Холлус, рассматривая по очереди одного агента, а затем второго, — но у меня нулевой интерес в том, чтобы стать знаменитостью или чтобы меня загнали в угол документалисты или секретные службы.
— Честно говоря, у нас совершенно однозначный приказ, — произнёс белый агент. — Вам придётся пройти с нами, без вариантов.
Стебельки качнулись назад, так что покрытые кристаллическим веществом шарики глаз уставились вертикально вверх на мозаику из более миллиона деталей венецианского стекла, покрывающую потолок свода Ротунды. Возможно, это был форхильнорский эквивалент закатывания глаз. На верхней точке потолка в квадрате были выложены слова «… чтобы все люди знали дело Его» — как мне говорили, цитата из Книги Иова.
Через мгновение стебельки вновь качнулись вперёд, и каждый глаз уставился на своего агента.
— Послушайте, — сказал Холлус. — У нас ушло больше года на то, чтобы удалённо, с орбиты, изучить вашу культуру. Мы не такие идиоты, чтобы являться сюда уязвимыми.
Пришелец опустил руку в складки ткани, обёртывающей тело (в мгновение ока в руке второго агента КСБР тоже оказался пистолет), и вытащил многогранный объект размером с мячик для гольфа. После этого Холлус быстрым шагом, бочком-бочком подобрался ко мне и протянул его мне. Я взял его в руку; объект оказался тяжелее, чем выглядел.
— Это устройство — голографический проектор, — объяснил инопланетянин, — только что помеченный биометрическими показателями доктора Джерико. Проектор будет работать только в его присутствии. На самом деле, если его попробует активировать кто-либо другой, я могу запустить его самоуничтожение — довольно зрелищное, надо сказать. Поэтому настоятельно рекомендую не пытаться его отобрать. Кроме того, проектор будет работать лишь в местах, которые я одобрил — таких, например, как в стенах этого музея.
Холлус немного помолчал, а затем добавил:
— В настоящий момент я присутствую здесь через сеанс связи. Настоящий я по-прежнему внутри посадочного модуля у соседнего здания; единственная причина, по которой мне захотелось опуститься на поверхность — лично проконтролировать передачу проектора, который сейчас в руках у доктора Джерико. Проектор использует голографию и микроманипулируемые силовые поля, позволяя создавать впечатление личного присутствия и дать мне возможность обращения с физическими объектами.
При последних словах Холлус — или его изображение — замер на несколько секунд, словно настоящий Холлус в этот момент был занят чем-то другим.
— Вот, — сказал он. — Сейчас мой корабль возвращается на орбиту, со мной на борту.
Несколько человек торопливо выбежали наружу через стеклянные двери вестибюля, судя по всему, чтобы поймать взглядом улетающий космический корабль.
— Нет никакого способа заставить меня подчиниться, и у вас нет никакого способа физически мне навредить. Не хочу показаться грубым, но контакт между человечеством и моим народом пройдёт на наших условиях, а не на ваших.
Многогранник в моих руках коротко пискнул два раза в различных тональностях. Проекция Холлуса с секунду поколыхалась в воздухе, а затем исчезла.
— Разумеется, вам придётся передать это устройство нам, — сказал белый агент.
Я почувствовал, как по жилам побежал адреналин.
— Простите, — сказал я, — но вы видели, что Холлус дал его лично мне. Не думаю, что у вас есть право его отобрать.
— Но это инопланетный артефакт, — сказал чёрный агент КСБР.
— И? — сказал я.
— Я хочу сказать, он должен находиться в распоряжении официальных лиц.
— Я тоже работаю на правительство, — вызывающе сказал я.
— Имею в виду, он должен находиться в распоряжении сотрудников безопасности.
— Это ещё почему?
— Э-э-э… да потому!
Я никогда не считаю «потому» за аргумент даже в разговоре с шестилетним сыном; не собирался принимать его за аргумент и сейчас.
— Я не могу его отдать — вы сами слышали, что сказал Холлус о возможности взрыва. Думаю, он совершенно ясно выразился о том, что будет дальше — и у вас, джентльмены, в этом не будет никакой роли. А посему… — сказал я, посмотрев в глаза белому агенту — тому, с французским акцентом, — позвольте сказать вам «адью»!
3
Это началось восемь месяцев назад, с кашля.
Я его проигнорировал. Словно последний идиот, я проигнорировал то, что было под самым носом.
Я учёный и должен был вести себя умнее.
Но я сказал себе, что это лишь результат работы в пыльной атмосфере. Для отделения камня от ископаемых останков мы используем зубные свёрла. Конечно, при этом мы надеваем маски — в большинстве случаев (не забывая надевать также и защитные очки — в большинстве случаев). И всё же, несмотря на систему принудительной вентиляции, в нашем воздухе подчас висит немалое количество тонкой каменной пыли; она слоями скапливается на книгах и бумагах, на простаивающем оборудовании.
Кроме того, в удушающей жаре прошлого августа я увидел в воздухе Торонто дымку — инверсионный слой. По новостям прошли предупреждения о повышенном уровне загрязнения. Я подумал, что кашель может прекратиться, если мы выберемся за город. Мы уехали в наш коттедж — и на какое-то время кашель, казалось, прекратился.
Но затем мы вернулись на юг, и кашель появился снова. Тем не менее я практически не обращал на него внимания.
До тех пор, пока не увидел кровь.
Самую малость.
Когда я просмаркивался в зимнее время, в соплях зачастую была кровь. Она объясняется сухостью воздуха. Но сейчас-то была не зима — в Торонто стояло душное лето. И сейчас из меня исходили не сопли: я извергал мокроту, вырвавшуюся глубоко из груди, снятую с нёба кончиком языка и переносимую на платок, чтобы от неё избавиться.
Мокрота со сгустками крови.
Я отметил про себя этот факт, но в следующие две недели ничего подобного не повторялось. Поэтому я просто выбросил всё из головы и больше не вспоминал.
До тех пор, пока кровь не появилась снова, в конце сентября.
Удели самочувствию больше внимания, я бы заметил, что кашель становится хроническим. Я глава палеонтологического отделения; думаю, мне следовало бы хоть что-нибудь предпринять. Нужно было пожаловаться техническому отделу на сухость воздуха, на висящую в воздухе минеральную пыль.
Во второй раз в мокроте крови было много. А на следующий день — ещё больше.
На третий день — ещё больше.
Так что в конце концов мне пришлось выбрать время для визита к доктору Ногучи.
* * *Симулякр Холлуса оставил нас в 16:00, примерно. Обычно я работаю до 17 часов, поэтому я вернулся в свой кабинет — ввалился в него, если сказать точнее, — и несколько минут просидел, ничего не делая, совершенно потрясённый. Телефон надрывался, поэтому я его отключил; похоже, все мировые средства массовой информации вознамерились поговорить со мной — с человеком, беседовавшим с пришельцем наедине. Я попросил Дану, секретаря отдела, переводить все звонки на кабинет доктора Дорати: общение с прессой — стихия Кристины. Затем я включил компьютер и принялся набирать строчку за строчкой. Я сообразил, что обо всём, что сегодня услышал, увидел и узнал, я обязан составить как можно более подробные записи. Как заведённый, я безостановочно строчил в течение часа, после чего покинул здание КМО через служебный выход.
Снаружи музея собралась толпа — по счастью, у главного выхода, за полквартала от служебного. Я немного порыскал глазами в поисках каких-либо признаков того, что сегодня здесь приземлялся космический корабль, и не увидел ничего. Затем я торопливо спустился по бетонным ступеням на станцию метро «Музей», стены которой были выложены светлой ядовито-жёлтой плиткой.
