Клайв Касслер - Шпион
— Да.
— Мне казалось, было темно?
— Луна осветила его лицо.
— Как близко к нему вы были?
Эддисон вытянул большую морщинистую руку:
— Будь я ближе, мог бы этими пальцами сжать его горло.
— А что в нем показалось вам японским?
— Глаза, рот, нос, губы, волосы, — ответил старик.
И снова Белл осторожно проявил скептицизм.
— Кое-кто говорит, что эти два народа очень трудно различить.
— Кое-кто никогда не был в Японии.
— А вы были?
Эддисон распрямился на своем стуле.
— Я стоял в гавани Урага вместе с командором Мэттью Перри, когда он открыл Японию для американской торговли.
— Это было шестьдесят лет назад!
Если старик не выдумывает, Эддисон даже старше, чем кажется.
— Пятьдесят семь. Я был главным марсовым на паровом фрегате Перри «Саскуэханна». И греб в шлюпке, когда командором впервые высадился на берег. Отвез старика в Йокосуку. Япошки нам все уши прожужжали.
Белл улыбнулся.
— Похоже, вы действительно можете отличить японца от китайца.
— А я что говорю.
— Можете рассказать, где поймали нарушителя?
— Почти поймал.
— Помните, как далеко это было от оружейного завода?
Эддисон пожал плечами.
— Тысяча ярдов.
— Полмили, — задумчиво сказал Белл.
— Пол морской мили, — поправил Эддисон.
— Даже дальше.
— Сынок, бьюсь об заклад, вы гадаете, связан ли япошка с взрывом в лаборатории мистера Ленгнера.
— А вы думаете, связан?
— Не могу знать. Говорю же, япошка был в тысяче ярдов от завода.
— Как велика верфь? — спросил Белл.
Старик погладил подбородок и посмотрел вдаль.
— Думаю, что от стен верфи до реки не меньше ста акров.
— Сто акров.
Почти с молочную ферму на северо-востоке.
— Много цехов, плавилен, плацев. Плюс, — многозначительно добавил старик, — дома и сады — там я застал нарушителя.
— А что, по-вашему, он там делал?
Джон Эддисон улыбнулся.
— Я не думаю, а знаю.
— И что же он там делал?
— Он бродил возле офицерских домов. Дочери командующего — очень милые барышни. А япошки, они женщин любят.
5
Бывали дни, когда даже молодой гений вроде Гровера Лейквуда был рад покинуть свою лабораторию, чтобы очистить голову от мыслей о сложности наведения пушки с движущегося корабля на движущуюся цель. Специалист по прицелам и точности стрельбы дни и ночи ломал голову над тем, как компенсировать следствия качки, ускорений, отклонений от курса и изгибов траектории. Захватывающая работа, тем более трудная, что Лейквуду приходилось придумывать, как сделать так, чтобы с его расчетами справлялись обычные умы в разгар боя, когда гремят орудия, море бушует и стальные осколки разлетаются в дыму.
В свободное время он играл с фантастическими формулами, связанными с перекрестным огнем: он представлял себе, что его корабль вместо бортового залпа стреляет вперед, и пытался при этом принять во внимание растущую дальнобойность корабельных орудий и все более ровные траектории летящих с огромной скоростью снарядов. Иногда, чтобы избавиться от мыслей, ему приходилось переворачиваться вверх тормашками, словно опустошая солонку.
Такую возможность давало ему скалолазание. День, посвященный скалолазанию, состоял из поездки по железной дороге в коннектикутский Риджфилд, затем через штат Нью-Йорк на взятой напрокат машине до Джонсон-парка в округе Уэстчестер и, наконец, пешей двухмильной прогулки к далекому холму, под названием «гора Агар», — а заканчивалось все это долгим, трудным подъемом по вертикальной стене на вершину холма. Два часа в поезде давали возможность смотреть в окно и наблюдать, как местность из городской становится сельской. Езда в машине по разбитым дорогам требовала полного внимания. Прогулка наполняла грудь свежим воздухом и заставляла кровь течь быстрее. А подъем на стену требовал абсолютной сосредоточенности, чтобы избежать долгого-долгого падения вниз, черепом на камни.
Необычайно теплый весенний день привел в парк множество гуляющих. Целеустремленно шагая вперед, одетый в твидовую куртку, брюки и ботинки, Лейквуд миновал совершавшую моцион пожилую даму, обменялся радушным «Доброе утро!» с несколькими гуляющими и с завистью посматривал на пары, державшие друг друга за руки.
Лейквуд привлекателен, у него хорошая сильная фигура и добродушная улыбка, но работа шесть или семь дней в неделю, притом что он часто и ночевал в лаборатории, не давала ему возможности знакомиться с девушками. А племянницы и дочери, встречи с которыми устраивали ему жены инженеров, почему-то оказывались непривлекательными. Обычно это его не беспокоило. Он был слишком занят, чтобы чувствовать одиночество, но время от времени при виде молодой пары думал: «Когда-нибудь и мне повезет».
Он углубился в парк и наконец оказался один на узкой тропе в густом лесу. Заметив движение впереди, он разочаровался, поскольку надеялся получить холм в полное свое распоряжение и мирно, спокойно сосредоточиться на подъеме.
Человек впереди остановился и сел на упавший ствол. Подойдя ближе, Лейквуд увидел, что это девушка — миниатюрная и очень красивая, одетая для подъема на скалу в брюки и шнурованные ботинки, как и он сам. Из-под шляпы выбивались рыжие волосы. Когда она неожиданно повернулась к нему лицом, ее волосы вспыхнули на солнце, словно пламя при разрыве артиллерийского снаряда.
Похожа на ирландку, с белой, как бумага, кожей, маленьким курносым носом, беспечной улыбкой и блестящими голубыми глазами, и Лейквуд неожиданно вспомнил, что видел ее и раньше… Прошлым летом… Как же ее зовут? Надо вспомнить, где они встретились… Да! На пикнике, устроенном капитаном Лоуэллом Фальконером, героем испано-американской войны, которому Лейквуд докладывал о своих достижениях в дальности стрельбы.
Как же ее зовут?
Он был достаточно близко, чтобы помахать рукой и поздороваться. Она с бойкой улыбкой смотрела на него, и по ее взгляду было ясно, что и она его узнала. Но удивилась не меньше.
— Забавно встретить вас здесь, — осторожно сказала она.
— Здравствуйте, — ответил Лейквуд.
— В прошлый раз это было на берегу?
— На Файер-Айленде, — сказал Лейквуд. — На пикнике капитана Фальконера.
— Конечно, — с облегчением ответила она. — Я знала, что где-то вас видела.
Лейквуд напряженно вспоминал, подгоняя себя: «Лейквуд! Если ты способен отправить двенадцатидюймовый снаряд весом пятьсот фунтов в дредноут, идущий со скоростью шестнадцать узлов, и сделать это с корабля, качающегося на десятифутовых волнах, неужели ты не в состоянии вспомнить имя этой Девушки Гибсона».[3]
— Мисс Ди, — сказал он, щелкнув пальцами. — Кэтрин Ди. — И — ведь матушка правильно воспитала его — снял шляпу, протянул руку и сказал: — Гровер Лейквуд. Как приятно снова с вами встретиться.
Когда она радостно улыбнулась, узнавая его, солнце с ее рыжих волос словно переселилось в глаза. Лейквуд подумал, что умер и оказался в раю.
— Какое удивительное совпадение! — сказала она. — Что вы здесь делаете?
— Карабкаюсь, — ответил Лейквуд. — Поднимаюсь на скалы.
Она посмотрела на него словно бы недоверчиво.
— Вот это совпадение!
— О чем вы?
— Я здесь тоже за этим. Это тропа к холму, на который я собираюсь подняться. — Мисс Ди подняла бровь, такую светлую, что она была почти невидима. — Вы следили за мной?
— Что? — Лейквуд покраснел и начал заикаться. — Нет, я…
Кэтрин Ди рассмеялась.
— Я вас поддразниваю. Я знаю, что вы за мной не следили. Да и как вы могли узнать, где меня найти? Нет, это удивительное совпадение. — Она снова наклонила голову. — Нет, правда… Помните, как мы разговаривали на пикнике?
Лейквуд кивнул. Они тогда говорили не так долго, как ему хотелось бы. Она как будто знала всех на яхте капитана и переходила от одного к другому, болтая со всеми. Но он помнил этот разговор.
— Мы решили, что нам обоим нравится на свежем воздухе.
— Хотя мне и приходится на солнце носить шляпу: у меня слишком белая кожа.
В тот летний день белая кожа была особенно заметна. Лейквуд помнил круглые сильные руки, обнаженные почти до плеч, красивую шею, лодыжки.
— Давайте?
— Что?
— Поднимемся на скалу.
— Да! Да, давайте поднимемся.
Они пошли по тропе, соприкасаясь плечами там, где она сужалась. И всякий раз, когда их плечи соприкасались, Лейквуда словно ударяло током, и он изумился до крайности, когда она спросила:
— Вы по-прежнему работаете на капитана?
— О да.
— Кажется, я припоминаю — вы что-то говорили о пушках.
— Во флоте их называют не пушками, а орудиями.
— Правда? Я не знала, что есть разница. А кто называет? Разве вы сами не во флоте?
