Лесли Уоллер - Войны мафии
Итало ожидал бунта Чарли давно – с тех пор, как шпионы донесли ему о романе племянника с этой чокнутой филантропкой, доктором Эйприл Гарнет. Его Чарли, сын, которого не дал ему Бог, – какая глубокая рана!
Долгие годы Итало наблюдал за Чарли с одобрением: членство в правильно выбранном клубе, разумный выбор жены, блестящее образование. Чарли преумножил свое наследство. Было время, когда он едва не решился переменить вероисповедание, но Итало оказал сопротивление, и Чарли остался, как всякий сицилиец, добрым католиком, никогда не заглядывающим в церковь. Сицилийские женщины ходят в церковь, а мужчины считают религию разновидностью рэкета, к которой следует относиться уважительно.
Я сотворил его, думал Итало, я открыл перед Эль Профессоре его судьбу. Мог ли я предположить, что его судьба – женщина по имени Гарнет? Что ради нее он отречется от меня?
Каждый настоящий сицилиец знает, что бывают вспышки ярости, такой неукротимой, что она испепеляет все вокруг. Время такой ярости еще не пришло. Миссия Итало требует сердца из стали. Вот что было так необходимо дуче, как и Итало Риччи, чтобы создать порядок из хаоса. Но стоит однажды нарушить установленный порядок, думал Итало, и все рушится, в этом главная опасность.
Никто в семье не способен был помочь ему справиться с его задачей. Раньше он мог опереться на мозги Эль Профессоре – но с тех пор, как в его душу пробралась эта женщина, он стал бесполезен. А заменить его было некем. Племянница Стефи не уступала Чарли по уму. И Уинфилд, старшая дочка Чарли, унаследовала его хладнокровную интеллектуальную силу. Но женское дело – давать жизнь. Смертью в этом мире распоряжаются мужчины.
Большие темные зеленовато-коричневые глаза Чио Итало, глубоко утонувшие в глазницах, внезапно широко открылись. Сосредоточенная в них сила, над начальственной кривой носа, похожего на саблю, придавала взгляду почти физическую тяжесть. Сосредоточение власти в одних руках, напомнил себе Итало, влечет за собой сужение кругозора, а это очень опасно.
Мишенью в первом происшествии был Чарли. Что же до нападения с вертолета – кто может точно назвать мишень, Чио или Чарли? Нужно будет внушить племяннику, что за оба покушения платила одна и та же рука. Рука безликого общего врага. Уголки губ старика изогнулись в ледяной усмешке.
* * *– Почему на наших вечеринках всегда звучит музыка мафии? – спросила сестру Банни Ричардс.
Две высокие, стройные блондинки и Никки Рефлет образовали очень живописную группу у восточного угла террасы, выходившего на аэропорты, Атлантический океан, а мысля масштабно – на Европу.
– Музыка не имеет принадлежности, – вмешался Никки. – Я сейчас пишу об этом эссе. Музыка – это только ноты. – Он по-английски протянул гласную, и Банни захихикала.
– Не обращай внимания на Банни, – сказала Уинфилд. – Ей все еще кажется, что иностранный акцент – отличный повод для шуток.
Уинфилд кивнула сестре и ее приятелю и, отделившись от них, пошла вдоль восточного парапета к Стефани, болтавшей с одним из своих близнецов. Собственно говоря, Стефи приходилась ей кузиной, а не теткой, но по возрасту была ближе к отцу, Чарли, поэтому всегда напускала на себя немного важный вид.
После ритуального поцелуя Уинфилд сделала шаг назад и вопросительно произнесла, глядя на юношу:
– Кевин?
Светло-каштановые волосы молодого человека были подстрижены коротко, ежиком, над серыми глазами на не вполне сформировавшемся лице. Близнецы учились в той же школе, что и Уинфилд. Но и тогда она не могла различить их по отдельности.
– Я Керри, финансист-подмастерье, – поправил юноша, складывая большой бело-голубой зонтик, который держал над головой матери. – А Кевин, негодник, где-то за границей.
– А... ты – правая рука моего отца!
– Из-за чего и провел утро на лекции ФБР. Экая досада – в субботу!
– Кев и Кер, – произнесла его мать таким тоном, словно сказала: «лед и огонь». Она улыбнулась Уинфилд.
У Стефи были коротко подстриженные черные волосы и длинная изящная шея. Близнецы не унаследовали четкую линию решительного подбородка на красивом лице матери. Стефи сохранила изящную фигуру, с пышной грудью и тонкой талией, и, хотя по возрасту была примерно как Мисси Ричардс, казалась сверстницей своих мальчишек. Никто до сих пор так и не узнал, кто отец близнецов, подумала Уинфилд. Это странным образом делало Стефи еще моложе.
– А ты, Уинфилд? – спросила Стефи. – Тебя кто-нибудь называл Винни, или Вин, или еще как-нибудь?
Аккордеонист теперь бродил от одной группы гостей к другой, наигрывая полную сентиментальной проникновенности «Вернись в Сорренто», а в юго-западном углу террасы мужчина в дурацком костюме с бахромой, в сапогах и с волосами, собранными в хвостик, мурлыкал любовную итальянскую песенку. Это был кузен Тони, воображавший себя продюсером «Риччи-энтертэйнмент».
Уинфилд пожала плечами.
– Меня даже Мисси никогда не называла уменьшительными, потому что Уинфилд это фамильное имя. А папа...
– Эль Профессоре, – перебила Стефи, – редко бывает первооткрывателем.
– Папа настаивал, чтобы Мисси присутствовала на приеме. Невеста всегда ее любила.
Стефи сделала гримаску:
– Не так уж легко любить Мисси.
Уинфилд пожала плечами.
– То, что Мисси здесь, – просто дань папиному имиджу. Ни одному нормальному сицилийцу такое и во сне не привидится. Но для его круга это совершенно нормально. Люди расходятся, разводятся, снова женятся, выходят замуж – и все это просто прибавление семьи, повод рассылать поздравления и приглашения.
– Ни ненависти, ни жалости, ни мести?
Уинфилд резко повернулась к ней, но что-то во взгляде Стефи остановило ее, будто ей рот зажали рукой. Что за проклятье, подумала Уинфилд, горячая сицилийская кровь, которую постоянно приходится охлаждать усилием воли.
Стефи отобрала у Керри зонтик.
– Найди свою девушку и потанцуй с ней.
– За ней увивается Винс.
– Потому я и говорю – иди и танцуй с ней, глупый щенок.
Стефи бросила на Уинфилд выразительный взгляд – «до чего глупы эти мужчины», – когда сын отошел от нее и побрел к толпе танцующих. Керри стал весьма привлекательным, подумала Уинфилд. Он немного «белый воротничок» по складу ума. Его отсутствующий брат, Кевин, казался ей более обаятельным, но он был темной лошадкой и постоянно где-то пропадал, выполняя загадочные поручения Чио Итало.
Во внешности Керри было что-то неуловимо знакомое. Длинные густые ресницы – это от матери. Но короткий, почти курносый нос – это он наверняка унаследовал у безымянного отца, как и твердый, красиво очерченный рот. Уинфилд перевела взгляд на стоящую неподалеку Банни. У сестры был короткий, вздернутый носик. Она снова взглянула на Стефи. Они с Чарли всегда очень дружили, это не секрет ни для кого в семье. Близнецы – почти ровесники Уинфилд. Вполне возможно, что Чарли Ричардс и, его кузина Стефи были не только друзьями, но и любовниками, и до его женитьбы на Мисси, и после. В любом случае, «двоюродный» брак с Керри противопоказан.
Внезапно Уинфилд поняла, что Стефи прочитала ее мысли. Недовольная собой, девушка сменила тему.
– Ты не знаешь, что стряслось перед приемом? Эти тяжеловесы внизу, проверка машин...
На лице Стефи заиграла типичная южно-итальянская улыбочка – «можно ли что-то понять в этом дурацком мире?». Она шагнула в сторону, и Уинфилд увидела прямо у себя перед носом искривленную, словно сломанная нога, опору навеса. Глаза Уинфилд понимающе сузились. Сочные губы Стефи раздвинула одобрительная усмешка.
– Уинфилд, – произнесла она с подчеркнутой торжественностью, словно забавляясь тем, что у девушки нет уменьшительного имени. – Уинфилд. Любимая моя племянница.
Она обняла Уинфилд и звучно расцеловала в обе щеки. Весьма значительное проявление чувств для урожденной Риччи.
* * *– Ты чудесно выглядишь, – сказал Чарли Ричардс отставной супруге тоном, заставлявшим предположить, что она стала полной развалиной.
– Ты тоже! – Замкнулся круг лицемерия, о котором говорила своей тетке Уинфилд. С ослепительной улыбкой Мисси добавила: – Сборище твоих родственников – это так забавно, настоящий зверинец.
– Рад был тебя повидать. – Чарли исчез так быстро, что поток оскорблений изливался еще несколько минут, прежде чем Мисси поняла, что лишилась аудитории.
Чарли остановился у одного из баров около своей старшей дочери.
– Только полоумный, – буркнула Уинфилд, – мог сегодня притащить сюда ма. Ты переборщил со своей имитацией светского образа жизни.
– Это просто одна из попыток приостановить ее падение.
Отец с дочерью, на голову выше окружающих, смотрели друг другу в глаза – на уровне шести футов.
– Щепотка после ленча и, возможно, еще одна, чтобы скрасить вечер, – сказала Уинфилд. – Примерно то же, что и в прошлом году. Если я пообещаю держать тебя в курсе, ты сможешь избавиться от ощущения, что несешь ответственность за нее? Я вижу, как это на тебе отражается.
