Илья Деревянко - Нелюдь
Для разрядки хватало убитой кошки, сваренных живьем рыбок из аквариума или онанизма. Когда пьяница Петрович умер, захлебнувшись собственной блевотиной, и на его место наняли другого сторожа – окно в морге закрасили как следует. Подглядывать за женскими трупами стало невозможно. Он сперва страшно огорчился, но вскоре нашел выход: он представлял, как мучает и насилует своих одноклассников (мальчиков или девочек – безразлично), потом голыми поджаривает их на огромных сковородках, сжигает в печке...
Однако со временем этого перестало хватать. Он понял – нужны реальные «объекты», но удерживал страх разоблачения. Рассеять их помог «темный друг», неоднократно являвшийся во сне. Он успокаивал: «Не бойся, ничего не будет, ты не такой, как все, хотя свиньи-людишки считают тебя ничтожеством. Ничего! Пусть считают! Меньше подозрений!»
В первый раз маньяк вышел на «охоту» в 21 год. Отъезжал на отцовской машине подальше от города, часами бродил в лесах или возле пионерских лагерей. При этом туманилось в голове, сам процесс подготовки вызывал приятные ощущения. Во время поисков жертвы он постоянно пребывал в половом возбуждении, жил ожиданием встречи с возможной «добычей», предвкушал наслаждение. Несколько раз попадались подходящие кандидатуры, но всегда что-нибудь да мешало. Или некстати появившийся грибник, или охотник, или развеселая подвыпившая компания, жарящая шашлыки. Повезло через год.
Первой жертвой стал одиннадцатилетний мальчик, собиравший березовый сок.
Он неожиданно набросился на ребенка, угрожая ножом, связал, изнасиловал, а затем вспорол живот и, усевшись верхом на голову умирающего мальчика, хохотал, наблюдая за конвульсиями изуродованного тела. Натешившись вдоволь, тщательно спрятал труп, вернулся домой. И долго потом во время мастурбации смаковал подробности содеянного. Через два месяца, отдыхая в Крыму, он заманил в кусты восьмилетнюю девочку, ударил по лицу, придушил, перерезал горло, после чего изнасиловал умирающую, чувствуя, как вливается в него странная, дикая энергия.
Особое наслаждение доставляло убийце осознание абсолютного господства над девочкой, ощущение вседозволенности.
Вернувшись домой, в Н-ск, он с ужасом обнаружил в газете собственный фоторобот, бледный, расплывчатый, похожий лишь отдаленно, но все-таки похожий. Тогда он затаился, изменил прическу, начал носить темные очки, несколько месяцев жил в состоянии непрерывного страха, вздрагивал от малейшего шороха...
Опасения оказались беспочвенны. Следствие изначально пошло по неверному пути, разыскивая маньяка среди бомжей, недавно освободившихся уголовников и психически больных. Никому не пришло в голову проверить студентов престижного, элитного вуза! Постепенно расследование зашло в тупик, дело положили на полку. Но он все равно выжидал. Когда становилось совсем невтерпеж – зверски мучил бездомного котенка или щенка и лишь недавно осмелился повторить прежний опыт. Удача! Еще раз... Снова удача! Тогда он понял, что неуязвим, как бы скрыт от подозрений окружающих магическим черным колпаком...
Психическое напряжение усилилось. Поднялось давление. Казалось, голова вот-вот лопнет. Он резко встал, раздраженно отпихнув в сторону дорогое, расшитое серебряным узором кожаное кресло. Нужно было заехать в магазин, предстояла важная встреча с поставщиком товара, но сексуальное желание вытесняло все прочие заботы. Поспешно набрав номер телефона, он поручил вести переговоры старшему продавцу. Быстро причесался, подушился французским одеколоном и вышел на улицу. Его новенькая «девятка» ослепительно сияла в лучах полуденного солнца. Детишки младшего школьного возраста весело визжали, играя в салки. Девочки в коротких летних платьицах, мальчики в шортах... Тело маньяка охватила лихорадочная дрожь, пенис напрягся, разбух, на лбу выступили капли пота. Появилось острое желание наброситься на них, разорвать, раскидать по двору внутренности, а голову вон той белокурой семилетней девчушки оставить на память, заспиртовать и онанировать, глядя на нее ночью при свете луны... «Нельзя, этих нельзя, – с трудом сдерживаясь, успокаивал он себя. – Кругом люди... Нельзя!.. Надо искать других, бездомных, обиженных, никому не нужных...»
Кое-как успокоившись, он забрался в машину и неторопливо покатил по городу, удаляясь от центра...
– Какой приятный парень! – сказала женщина лет пятидесяти своей подруге.
Они сидели на лавочке, лениво наблюдая за резвящимися во дворе внуками.
– Да, – тяжело вздохнула подруга. – Не то что мой зять! Денег приносит мало, пьет, недавно в милицию забрали за драку...
– Точно, точно! – оживилась первая кумушка. – Мой тоже не подарок! А у этого машина, собственный магазин и сам культурный, вежливый, всегда трезвый... Везет же некоторым. И-эх, жизнь наша жестянка!
Обе тетки горестно завздыхали...
* * *Десятилетний Алеша Васильев уныло брел куда глаза глядят. Несмотря на летний зной, худое тело мальчика дрожало в ознобе. Вчера Алеша окончательно и бесповоротно сбежал из дома. С тех пор он ничего не ел, но все равно это было лучше, чем терпеть побои вечно пьяного отца. Васильев-старший, уволенный с работы за пристрастие к «зеленому змию», решил, что достаточно потрудился на своем веку, и назначил Алешу кормильцем, вернее, поильцем семьи. Каждый день спозаранку он выгонял ребенка из дома добывать деньги на опохмелку. Способ, каким мальчик этого добьется, предка не интересовал. «Хочешь – проси милостыню, хочешь – воруй, хочешь – собирай и сдавай пустые бутылки, но если через час не вернешься с пузырем – измордую!»
Мать не вмешивалась.
Грязная, растрепанная, выглядящая лет на двадцать старше своего возраста, она могла часами тупо смотреть на стенку с ободранными обоями и оживала только после второго стакана.
Если Алеше не удавалось достать денег, отец добросовестно выполнял обещание «измордовать», если удавалось – родители напивались и дрались между собой.
Раньше, при жизни бабушки, мальчику жилось гораздо легче. Матрена Петровна кормила Алешу «чем бог послал», оставляла у себя ночевать, устраивала нагоняи непутевому сыну и снохе, да и папаша в прежние времена мог самостоятельно заработать на пол-литру.
Год назад бабушка умерла, отец спился окончательно, и начался кошмар.
Просить милостыню или воровать Алеша так и не научился. Мог только собирать пустые бутылки, но в данной сфере бизнеса царила жестокая конкуренция. Алкоголики и бомжи, с волчьим остервенением рвавшие друг у друга из рук драгоценную стеклотару, отгоняли пинками мешавшегося под ногами мальчишку...
Он считал праздниками дни, когда к родителям приходили в гости друзья-собутыльники. Те частенько приносили немудреную закуску, и ее остатками ребенку удавалось иногда подкрепиться... А так... Корка хлеба от внезапно расщедрившегося отца, найденные на помойке объедки... Очень и очень редко, в случае особой удачи при сборе стеклопосуды, после покупки водки для папы с мамой у Алеши оставалось немного лишних денег. Тогда мальчик покупал кусок хлеба и жадно съедал, тревожно озираясь по сторонам...
Голод мучил все сильнее, слипшийся желудок скручивали спазмы. Как назло, ни вчера, ни сегодня ему не удалось раздобыть ни одной пустой бутылки.
Алеша остановился напротив продовольственного магазина, тоскливо глядя на подавляющую коммерческим изобилием витрину. Внезапно, набравшись храбрости, он подошел к хорошо одетому молодому мужчине, под руку с надутой спесью супругой вышедшему из дверей. Опытный рэкетир мгновенно распознал бы в них преуспевающих торгашей.
– Дяденька, дайте, пожалуйста... – заплетающимся от волнения языком начал ребенок, но мужчина брезгливо оттолкнул его в сторону.
– Пошел прочь, попрошайка! – И обернулся к жене: – Садись в машину, Бэлла!
Алеша отошел в сторону и горько заплакал. Рядом затормозила белая «девятка».
* * *Когда маньяк увидел изможденного оборванного мальчика, его сердце сжалось в сладострастном предвкушении. Чутье подсказывало – вариант беспроигрышный, этот поедет куда угодно, лишь бы накормили. Набухший член распирал брюки, руки мелко дрожали, взгляд затуманился, во рту пересохло.
– Почему ты плачешь?
– Кушать хочу...
– А где папа с мамой?
– Я от них убежал...
– Бедняжка, поехали ко мне, покормлю, видик посмотрим...
– Правда накормите?
– Обижаешь!
Место он приметил давно – заброшенную стройку в промышленном районе города... Всю дорогу маньяк отвлекал ребенка разговорами о еде, стараясь при этом не смотреть в глаза, ласково улыбался, сочувственно кивал, слушая историю Алешиных злоключений, и лишь на стройке сбросил маску. Ударил по затылку монтировкой, затащил бесчувственное тело за кучу мусора. Он озверел, всего трясло, животная страсть захлестнула с головой. После первого удара ножом сперма брызнула прямо в штаны. Терзая, а затем насилуя мертвого мальчика, маньяк пребывал на вершине блаженства, ощущал себя хозяином жизни и смерти...