Стивен Хэнд - Техасская резня бензопилой
— Черт!
— Ага! Я же тебе говорил, — захихикал Морган. — Если бы мексиканцы производили только травку, они стали бы самой богатой нацией на земле.
Эрин по-прежнему сидела, высунув голову за окно. За свое короткое путешествие по Мексике она насмотрелась на то, что эта страна способна сделать с деньгами, которые попадают ей в руки. Господи, это было ужасно: крутом нужда и лишения. Особенно ужасно, если сравнивать с Техасом.
Кемпер посмотрел на свою подружку — на то, как ветер развевает ее волосы: на то, какое у нее серьезное выражение лица; на то, как аккуратно она завязала под грудью свою рубашку (груда Эрин от этого стала еще выше). Но что-то было не так. Почему она придает всему происходящему такое большое значение? Разумеется, несколько суток в жарком фургоне с этим придурком Морганом могут добить кого угодно, но разве это не лишний повод накуриться? На лбу у Кемпера появилась удивленная морщинка. Выражение его лица не изменилось, когда он легонько толкнул свою подружку в бок и предложил ей сигарету.
— Эрин?
Девушка повернулась и ответила:
— Нет, спасибо, меня тошнит.
Она сказала это очень странным тоном, даже как-то официально, как рассердившаяся школьная учительница. Но Кемпер-то знал, в чем проблема. Эрин мучилась, потому что была смущена. Тогда, в Мексике, она его не послушалась, а теперь ей не хотелось в этом признаваться.
— Месть Монтесумы, — объявил он с видом знатока. — Я предупреждал тебя: не надо там было пить воду.
Лицо Эрин оставалось непроницаемо.
— Я и не пила.
— И текилу ты тоже не пила, — отпарировал Кемпер.
— Может, я вообще в Мексику не ездила и твою пьяную рожу в течение четырех дней не лицезрела? — взорвалась Эрин.
И неожиданно они оба задумались и стали вдруг очень серьезными.
Эрин думала о том, что Кемпер вел себя в Мексике как последняя свинья. А Кемпер — что Эрин испортила все путешествие своим плохим настроением. Она была печальная и какая-то настороженная, ни в чем не принимала участия и ему ничего не давала делать — все время сдерживала.
— Ну, люди для этого туда и ездят. Чего ты ожидала?
— Кольцо с бриллиантом.
«Ух-ты! С чего бы это?»
Кемпер повернул голову в сторону подружки и увидел у нее на лице восхитительную, ребячливую усмешку. Черт, она опять его сделала. Как можно спорить с такой девицей? Этим всегда кончается — она кладет его на обе лопатки одной улыбкой или шуткой.
— Опять за старое, — вздохнул он. Кемпер, разумеется, был рад, что у Эрин исправилось настроение, но ведь она опять запела все ту же песенку, называется «А когда мы поженимся?».
Эрин надула губки и уставилась на дорогу. Кемпер же никак не мог отвести глаз от ее прекрасного профиля. Он был готов на все ради Эрин, даже умереть. Девушка была великолепна.
— Эрин, когда-нибудь я обязательно подарю тебе такое кольцо. Обещаю тебе.
Никакого ответа.
Он во второй раз попытался предложить ей сигарету:
— Ну что, трубку мира?
Девушка улыбнулась — слава Богу — и повернулась к Кемперу, чтобы взять из его рук сигарету. Трубка мира сделала свое дело. Они наконец помирились! Эрин взяла сигарету и… выкинула ее в окно!
— Эй! — крикнул Кемпер. — Что ты делаешь?
Эрин бросила на своего парня испепеляющий взгляд, но выражение ее лица мгновенно изменилось, когда она услышала голос Моргана:
— Забей! У нас с собой еще два фунта…
Вот черт!
Морган остановился слишком поздно. Он пытался остановиться. Он понимал, что говорит, но… но… Эти проклятые наркотики, это они заставили парня заговорить. Когда ему наконец удалось заткнуть себе рот, Эрин уже обо всем знала. Эрин видела, как недоволен Кемпер. Так-так-так.
Эрин накинулась на Моргана:
— Что ты сказал? Ну-ка повтори!
Она не видела, как Кемпер закатил глаза: вот чертов идиот!
Энди с Пеппер сделали передышку и стали прислушиваться к тому, что происходит спереди. Энди почуял запах приближающейся ссоры, а он не пожертвовал бы удовольствием поучаствовать в хорошей перебранке, даже если бы взамен ему предложили все самые красивые губки на свете.
Морган попытался сделать вид, что он ничего не говорил.
— Я ничего не помню, — пробормотал он отсутствующим голосом.
— Два фунта марихуаны, — сказала Эрин, повторяя его собственные слова. — Может быть, это освежит твою память?
Морган замахал рукой, словно говоря, что это для него уже слишком.
— Извини, — пробурчал он. — Похоже, у меня что-то с головой.
И стал медленно пробираться на свое место.
— Если я кому-нибудь понадоблюсь, то я здесь.
Его дурацкий голос и разговоры про плохую память еще больше разозлили Эрин. Что здесь происходит? Она повернулась к Кемперу и увидела, что тот нервничает. Дружок явно что-то скрывает от нее.
— Морган перегрелся, — неуверенно усмехнулся водитель. — Он и сам не понимает, что мелет.
Однако Эрин было не просто обмануть. Она скрестила руки на груди и приготовилась тщательно анализировать малейшие движения Кемпера.
— Пожалуйста, скажи мне, что мы ездили в Мексику не для того, чтобы накупить там марихуаны, — попросила она.
Кемпер ответил слишком громко, повторяя слова за Эрин, как бойскаут, произносящий клятву:
— Мы ездили в Мексику не для того, чтобы накупить там марихуаны.
Эрин все заметила — все до малейших деталей, но продолжала смотреть на своего парня, как опытный полководец смотрит на крепость — оценивая, хорошо ли та защищена и где можно найти слабые места в обороне.
Кемпер поднял глаза, а потом снова уставился в зеркало. На что он там смотрит? На Моргана? Или на что? Что его беспокоит?
Кемпер знал, что Эрин так просто не успокоится, и поэтому начал защищаться. Он знал, что девушка знает, что он ее обманывает, так что решился молить о пощаде… ну, по-своему.
— Кисонька, я же не занимаюсь наркобизнесом, — запротестовал механик самым своим искренним голосом. — Просто я необыкновенный парень, совершающий необыкновенное путешествие с девушкой, которую люблю.
И Кемпер одарил Эрин самой очаровательной из своих улыбок, но лить попусту потратил время и силы. Занятно, что слово «любовь» он употреблял только тогда, когда оказывался по уши в дерьме.
— Побереги свою улыбку на другой раз, — холодно отрезала Эрин и, отвернувшись, снова уставилась в боковое окно.
Энди на заднем сиденье рассмеялся и покачал головой.
Коровья голова лежала на свалке, на самой вершине горы трупов.
Мясо кровоточило и разлагалось, постепенно превращаясь в отвратительную, бесформенную гущу, кишащую личинками, которые поедали эти гниющие мертвые тела.
Голова поджаривалась на солнцепеке и воняла. По ней ползали стаи мух. От головы уже почти ничего не осталось, и мало что в этом черепе напоминало теперь корову: до того как выкинуть животное сюда, с него содрали остатки жира и мяса, за них можно было выручить несколько центов. Остался только один глаз, чернеющий в мертвой, испачканной кровью глазнице.
Коровья кровь до сих пор еще была красной.
Глава 2
— Господи! Что это такое? — Пеппер чуть не стошнило.
Тут и все прочие почувствовали этот запах. Господи! Он был просто отвратителен и шел с улицы. Окна были открыты, чтобы в машину попадал свежий воздух, но вместо свежего воздуха снаружи стояла какая-то отвратительная, просто тошнотворная вонь.
Эрин закрыла нос рукой и отодвинулась от окна. Впрочем, нельзя сказать, что это хоть немножко помогло.
Господи! Что за запах! Это же просто ужас. Сладкий, отвратительный, как говно… как… как… это даже не объяснить: он был настолько отвратителен, что казалось, ты вот-вот упадешь в обморок. Этот запах действовал как некая материальная сила. Он забирался человеку в нос, все глубже и глубже, а потом внезапно ударял так, что его голова откидывалась назад, а все внутренности переворачивались. Еще до того, как бедняга понимал, что, собственно, происходит, его начинало тошнить.
Все чувствовали этот мерзкий запах, но Кемпер, кажется, страдал от него меньше всех. Да, парень немножко фыркал и ерзал на своем сиденье, но руки его оставались на руле, где и должны были быть, и надо признать, он не очень-то нервничал. Просто потому, что водитель знал, чем это пахнет.
— Скотобойня, — объяснил он.
Тут до всех тоже дошло.
Это был запах смерти. Не одной смерти, а многочисленных, продуманных, сосчитанных и узаконенных убийств. Превращение жизни в смерть. Производство гибели. Производство мяса. Упаковка мяса. Все гигиенично и с соблюдением санитарных норм. Ножи из нержавеющей стали, конвейеры, доски для разделки туш, сбор отходов, старомодные крюки для мяса в современных холодильных камерах. Это символ эволюции — все науки были нужны только для того, чтобы усовершенствовать цепочку питания: создавать жизнь исключительно для того, чтобы ее уничтожить. Мясники не понимают. Они не чувствуют ужаса. Им не страшно. Выращивать и убивать, выращивать и убивать. Они пичкают скотину гормонами и антибиотиками, чтобы потом оглушить ее ударом по голове.
