Джефф Лонг - Стена
— Именно так я ей и сказал, — поддакнул Льюис. — Гласс, по своему обыкновению, ввязался в борьбу. Как Сизиф, тащит камень на гору. Так кто же победил: ты или вода?
— А ты ничего не слышал? — Хью не на шутку удивился.
Последние четыре часа глубоко отпечатались в нем. Земля разинула пасть и проглотила женщину. Он нисколько не сомневался, что об этом уже должны были знать все на свете.
Льюис уловил его тон, помрачнел и окинул взглядом по очереди все телеэкраны, громоздившиеся по углам, рассчитывая, вероятно, получить собственную информацию о какой-то аварии или, может быть, террористическом нападении.
Именно в этот момент экраны, мигнув, переключились на новый канал, и громкость понизилась до уважительного полушепота. Хью вскинул голову. Появившийся почти сразу же бармен обнаружил своих посетителей в полной неподвижности следящими за турниром высшей профессиональной лиги гольфа.
— Очень мило, — непонятно по какому поводу заметил Льюис.
Бармен принес Хью заказанный тоник. Тарелку, в которой арахис разве что не пересыпался через край, он поставил на стол с таким выражением, будто вынес подачку толпе нищих попрошаек. Льюис даже не взглянул на него.
Хью рассказал Льюису о сорвавшейся женщине, о возвращении вместе с рейнджерами на место ее гибели, о невероятном исчезновении тела, поиски которого все еще продолжаются. Он нарочно излагал все кратко. Кровавое предзнаменование было последним, что требовалось двоим стареющим мужчинам. Суеверие способно загубить восхождение еще до того, как группа покинет равнину.
— Нет, ты, наверно, шутишь, — сказал Льюис, когда Хью закончил. — Здесь, в Долине? Такое бывает только в истории про Франкенштейна или рассказах По.
— Он завернул ее в брезент и уволок, — сказал Хью. — На правах близкого друга. Мы с рейнджерами дали ему добрый час форы.
— Нужно было не просто повалить его, а сломать ему ноги, — проворчал Льюис. — Ты только пытался его напугать. А следовало сделать что-то серьезное.
— Откуда я мог знать, что он устроит такую вещь?
Льюис нахмурился.
«И что же дальше?» Хью выжидал. У него-то было вдоволь времени, чтобы продумать возможные варианты поведения. Но Льюису требовалось разобраться во всем самому и сделать собственные выводы.
Льюис надолго умолк. Большой палец с аккуратно подрезанным, чтобы было удобнее лазить, ногтем постукивал по фотографии, лежавшей посреди стола. В этой фотографии Эль-Кэпа не было ни чего-то необычного, ни особых художественных достоинств. Отлично знакомая всем стена и узкая полоска неба. Многие, пожалуй, сочли бы этот снимок просто браком фотографа. Но для мужчин, сидевших за столом, это было и прошлое, и будущее — черно-белый портрет стены Анасази, маршрут, по которому они прошли первыми из всех в 1968 году. Они были его отцами, и это восхождение знаменовало величайший год их жизней.
Вскоре после первовосхождения на Анасази жизнь раскидала их в разные стороны. Хью занялся поисками нефти в дельте Миссисипи, взрывал динамитные шашки в толще ила, проводя сейсморазведку. Когда подвернулась работа на «Бритиш петролеум», он ухватился за эту возможность и увез свою молодую жену в Египет, а оттуда в Саудовскую Аравию и Дубай — страны бескрайних пустынь. Льюис же вернулся в Колорадо, получил ученую степень по исследованию творчества Эзры Паунда и Уиндэма Льюиса,[7] после чего сделал единственное, что ему оставалось: открыл букинистический магазин, превратившийся с годами в клуб (или притон) поэтов с кофейней. Теперь, как старые воины, эти двое решили вновь посетить поле давней битвы — Анасази.
Палец Льюиса перестал стучать по столу и крепко уткнулся в фотографию.
— Я не хочу показаться бесчувственным, — начал он, — там мог бы лежать я сам или ты. Но… — Но мы там не лежали, вот что он хотел сказать.
Хью с самого начала знал, как все развернется. Они немного поговорят о случившемся, поахают, как положено, по поводу несчастья, но в итоге сойдутся на том, что на самом деле смерть — даже кража останков — ничего не меняет. Эль-Кэп был центром всего, точкой притяжения, средоточием жизни — их жизни. А она… она всего лишь попыталась использовать свой шанс.
На протяжении многих лет они искушали друг друга соблазном нанести каменной твари еще один удар. Большие горы и большие стены некогда являлись для них олицетворением славы. Они прибыли из минувшей эры. Неотъемлемой принадлежностью их лексикона были слова «Вьетнам», «Камелот» и «Аполлон». Тогда они жили бок о бок, нанимались в монтажники на стройки, копали канавы, а однажды летом устроились работать на аляскинском трубопроводе — все это для того, чтобы заработать на покупку снаряжения и совершить еще одно восхождение. Они ночевали в пещерах, и под столами на площадках для пикников, и на скальных полках, питаясь арахисовым маслом «Джиф» и консервированным тунцом «Чарли». Консервированный компот из персиков и банка загустевшего сгущенного кофе с молоком заменяли для них причастие. А средоточием всего, Святым Граалем, всегда оставался Эль-Кэп.
В один прекрасный день монолит высотой в 3600 футов был провозглашен одновременно американским эквивалентом и Эвереста, и Айгера. Но, как и первовосходители Хью и Льюис, гордый Капитан поседел, и его характер испортился. Эль-Кэп превратился в подобие цирка, где альпинисты новой породы, скалолазы и любители полетов на парапланах устраивали соревнования и без устали били рекорды. К маршрутам, считавшимся в прошлом сложнейшими, таким, как стена Анасази, теперь относились как к тренировочным упражнениям для новичков. Богатый пижон теперь мог даже подняться на стену в сопровождении и с помощью опытных инструкторов по цене 1 доллар за фут высоты. Вернуться туда, подняться, может быть, оставить несколько капель крови на скалах — Хью и Льюису это казалось наименьшим из всего, что они были способны сделать, чтобы, хотя бы частично, восстановить то благородное достоинство, которое они помнили.
И их великое, абсурдное, мучительно трудное многодневное восхождение по грандиозной стене должно было состояться или теперь, или никогда. Анасази станет их лебединой песней, и они это знали. Они все еще продолжали ходить в горы, но это не могло продолжаться вечно. Готовясь к этому восхождению, Хью ввел в свою ежедневную диету ибупрофен для преодоления боли и воспалений, множество витаминов и порошок из сывороточного молочного белка. Льюис зашел еще дальше: он прошел курс инъекций тестостерона, в результате которого сделался еще крупнее. Они физически и морально настроились. Хью предвидел, что, как только они преодолеют Анасази, оба вновь погрузятся в ставшие уже привычными страдания от артрита и рака кожи и почти безропотно двинутся навстречу смерти, ожидающей их в конце жизненного пути.
Льюис произнес подобающие сочувственные речи, обращаясь к отлетевшей душе молодой женщины. Он назвал ее «одной из нас» и поднял в ее честь стакан тоника.
— Бисмилля, — прошептал Хью. Льюис поднял на него глаза, и он повторил уже громче: — Во имя Бога.
— Бога? Мы теперь балуемся религиями?
— Культурами, — поправил Хью. — Арабы произносят эти слова перед тем, как войти куда-то. Они предохраняют их от опасности.
— Ну-ка, расскажи! — Льюис сразу решил выяснить, насколько сильно старый друг заразился этим явлением.
— А ты и сам знаешь. — Хью помахал рукой. — От них.
— От них? Ты слишком долго пробыл среди язычников. Мы в Америке, братец. А не в исламской стране одиннадцатого века.
— Первобытные страхи старше ислама, причем намного. Мы даем им свои имена, а в других странах — свои.
— Подсознание, невежество и чувство вины, — сказал Льюис.
Хью опустил взгляд к лежащей на столе фотографии, изображавшей часть стены, по которой должен был пройти их путь. В верхнем углу, как дырка от пули, красовался Глаз Циклопа.
— Рейнджеры найдут ее, — твердо произнес Льюис. — Они доставят ее домой.
Он внимательно изучал Хью, пытаясь отыскать трещины в его броне. Хью наткнулся на труп, Хью испачкал рукав в крови. Хью мог дать слабину.
— Она хотела бы, чтобы мы продолжили путь, — заверил его Хью. — И я хочу того же самого.
— И я тоже, — подытожил Льюис. — Ну что, мы в состоянии?
— Конечно.
— В таком случае сделай мне одолжение. — Льюис помолчал, отводя взгляд в сторону.
— Не сомневайся.
— Как насчет того, чтобы показать зубы?
— Что?
— Улыбаться хотя бы время от времени. Или, по крайней мере, держать самые неприятные подробности при себе. Ну, понимаешь, насчет этого украденного трупа. Рэйчел не в самом лучшем настроении.
— Она плохо себя чувствует?
— Мы немного поспорили. — Льюис забросил в рот сразу целую горсть арахиса. — Ничего серьезного. Она появится с минуты на минуту. Ждет не дождется встречи с тобой.
