Тесс Герритсен - Звонок после полуночи
Сара сняла очки и закрыла уставшие глаза. Куда ни посмотри, везде сияющая чистота. Лампы светили слишком ярко. В лаборатории не было окон, поэтому солнечный свет сюда не проникал. Сара не могла бы определить, что там снаружи, полдень или полночь. И еще тишину лаборатории не нарушало ничего, кроме шума холодильных камер.
Сара снова надела очки и положила предметные стекла в коробку. Из вестибюля послышался стук каблуков. Открылась дверь.
— Сара? Что ты здесь делаешь?
Сара повернулась к своей подруге, Эбби Хикс.
В своем лабораторном халате пятьдесят четвертого размера Эбби почти полностью закрыла собой дверной проем.
— Я всего лишь наверстываю упущенное, — ответила Сара. — Столько работы накопилось, пока меня не было…
— О, Сара, ради бога! За пару недель в лаборатории справятся и без тебя. Уже восемь часов. Я проверю культуры клеток. Иди домой.
Сара закрыла коробку с предметными стеклами.
— Не уверена, что хочу возвращаться домой, — прошептала она. — Там слишком тихо. Пожалуй, я бы лучше осталась здесь.
— Да разве тут лучше? Тихо, как в моги… — Эбби закусила губу и покраснела. Даже в свои пятьдесят пять Эбби порой краснела, как школьница. — Неудачное сравнение, — пробормотала она.
— Все нормально, — улыбнулась Сара.
Какое-то время женщины молчали. Сара поставила в инкубационную камеру емкость с образцами, над которыми она работала, и почувствовала отвратительный запах агар-агара из чашек Петри.
— Как ты, Сара? — мягко спросила Эбби.
Сара закрыла инкубационную камеру и со вздохом повернулась к подруге:
— Вроде начинаю приходить в себя.
— Мы все по тебе скучали. Даже старик Граб сказал, что ему не хватает тебя и твоих чертовых бутылок с дезинфицирующим средством. Я думаю, все просто побоялись звонить тебе. Никто не знает, каково это. Но мы все беспокоились о тебе, Сара.
Сара посмотрела на Эбби с благодарностью и кивнула:
— Эбби, я знаю, что ты волнуешься. И я очень ценю все, что ты для меня сделала. Все эти открытки с соболезнованиями и цветы. Теперь мне снова нужно вернуться к обычной жизни. — Сара окинула комнату грустным взглядом. — Я подумала, что возвращение на работу мне в этом поможет.
— Кому-то нужно вернуться в русло своей жизни, а кому-то, наоборот, побыть подальше от всего.
— Может, и мне попробовать? Скажем, уехать из Вашингтона на время. От всего того, что напоминает мне о нем… — Сара проглотила ставшую уже привычной боль в горле и попыталась улыбнуться. — Моя сестра из Орегона пригласила меня в гости. А я уже несколько лет не видела племянника и племянницу. Наверное, они уже такие большие.
— Так поезжай! Сара, еще даже двух недель не прошло! Тебе необходимо какое-то время. Повидайся с сестрой. Поплачь немного.
— Я плакала столько дней, сидя дома и пытаясь понять, как мне с этим справиться. Я до сих пор не могу смотреть на его вещи, которые висят в шкафу. И мне так больно не только от его потери. Все остальное…
— Ты про эти вещи, связанные с Берлином?
Сара кивнула:
— Я сойду с ума, если буду и дальше обо всем этом думать. Поэтому я сегодня и пришла сюда, чтобы немного отвлечься. Я подумала, что самое время вернуться на работу. — Сара перевела взгляд на стопку книг рядом с ее микроскопом. — Но вот что странно, Эбби. Раньше мне нравилось в нашей лаборатории. А теперь я удивляюсь, как я могла работать здесь целых шесть лет. Эти холодные камеры, стальные раковины… Все такое закрытое. Кажется, даже дышать здесь трудно.
— Здесь дело не только в лаборатории, Сара. Тебе ведь всегда нравилась твоя работа. Ты даже напеваешь, когда что-то делаешь.
— Я не могу представить, что буду работать здесь всю жизнь. Мы с Джеффри так мало времени проводили вместе! Три дня медового месяца! И все! А потом мне пришлось срочно заканчивать выполнение этого чертова гранта. Мы всегда были так заняты, работали без выходных. И теперь у нас уже не будет другого шанса.
Вздохнув, Сара подошла к своему столу и выключила лампу.
— И я никогда не узнаю, почему он… — добавила Сара и, так и не закончив фразу, села на стул.
— Из департамента еще звонили?
— Да, вчера. Полиция Берлина наконец дала разрешение на вывоз… тела. Его привезут завтра. — Глаза Сары тут же подернулись слезами. — В пятницу состоится поминальная служба. Ты ведь придешь?
— Конечно приду. Мы все придем. Я тебя подвезу, хорошо? — Эбби подошла к Саре и положила руку ей на плечо. — Сара, прошло еще совсем мало времени. У тебя есть полное право плакать.
— Эбби, в его смерти столько всего непонятного мне. Тот человек из департамента… он задал мне столько вопросов, и ни на один из них у меня не было ответа! Я понимаю, это всего лишь его работа, но он подкинул мне столько… возможных вариантов, и теперь меня это беспокоит. Я начала сомневаться в Джеффри. Все больше и больше.
— Сара, вы ведь были женаты совсем недолго. Знаешь, мы с моим мужем были вместе тридцать лет, а потом развелись. И все это время мне и в голову не приходило подозревать этого болвана. Ничего удивительного в том, что ты не все знала о Джеффри.
— Но он же был моим мужем!
Эбби немного помолчала, а потом с некоторым колебанием сказала:
— Вообще-то, Сара, в нем было что-то такое… Ну, мне казалось, его невозможно узнать до конца.
— Он был очень застенчивым, Эбби.
— Нет, дело не в застенчивости. Это было так, словно… словно он не хотел, чтобы его узнали. Как будто… — Эбби взглянула на Сару. — Нет, не важно.
Но Сара уже обдумывала сказанное Эбби. В ее наблюдениях была доля истины. Джеффри был замкнутым, не расположенным к длинным и откровенным разговорам. Он никогда не рассказывал о себе много. Казалось, Джеффри всегда был больше заинтересован в ней, в ее работе, ее друзьях. Когда они только познакомились, Саре льстило такое внимание с его стороны. Из всех мужчин, которых она знала, Джеффри был единственным, кто действительно умел выслушать.
Потом, неизвестно по какой причине, перед глазами Сары возникло другое лицо. Ник О'Хара. Да, так его зовут. Она вдруг ярко вспомнила, как он изучал ее лицо, как его серые глаза следили за ее эмоциями. Да, он тоже слушал. Но ведь это его работа. Интересно, а его работа включает в себя обязанность изводить овдовевших женщин? Сара больше не хотела думать о нем. Она бы предпочла больше никогда его не видеть.
Сара надела на микроскоп пластиковый чехол. Может, взять тетрадь с данными своих исследований домой? Когда Сара посмотрела на открытую страницу, ей в голову пришла мысль, что столбик записей символизирует ее образ жизни. Все аккуратно, четко и точно посередине печатной ячейки.
Сара закрыла тетрадь и поставила ее обратно на полку.
— Я, наверное, пойду домой, — сказала она.
— Хорошо, — кивнула Эбби. — Нет смысла запирать себя здесь. Забудь на некоторое время о работе.
— У тебя будет больше работы. Справишься?
— Конечно.
Сара сняла белый халат и повесила его возле двери. Как и все в лаборатории, он казался слишком опрятным, слишком чистым.
— Возможно, после похорон я возьму отпуск. На неделю. Может, на месяц.
— Но не пропадай надолго. Мы все ждем тебя.
Сара еще раз окинула взглядом лабораторию, чтобы удостовериться, все ли она поставила на место. Да, все.
— Я вернусь, — пообещала Сара. — Только не знаю когда.
Гроб соскользнул с трапа и с глухим стуком упал на платформу. Ник вздрогнул. Он несколько лет имел дело с высылкой тел из страны, но так и не привык к трупам. Но как и многие работники консульства, он нашел свой способ справляться с этим кошмаром. Сегодня вечером он сначала будет долго гулять, потом пойдет домой и пропустит стаканчик-другой, сядет в свое старое кожаное кресло, включит радио и станет читать газету. Выяснится, что произошло множество землетрясений, авиа- и автокатастроф, крушений поездов и террористических актов. На фоне этого смерть всего лишь одного человека покажется совсем незначительной. Почти.
— Мистер О'Хара? Поставьте вот здесь свою подпись, пожалуйста.
Мужчина в униформе авиакомпании протянул Нику планшет с документами. Ник быстро просмотрел бумаги и сразу же заметил имя покойного: «Джеффри Фонтейн». Поставив свою подпись, Ник возвратил документ. Он повернулся и стал наблюдать, как гроб загружают в катафалк. Ник не хотел думать о его содержимом, но вдруг перед его глазами всплыла фотография, которую он видел в одном журнале: деревенские жители Вьетнама после бомбежки. Они все сгорели заживо. В гробу лежало нечто подобное? Тело, обгоревшее до неузнаваемости?
Ник отогнал от себя этот образ. Черт, ему срочно нужно выпить. Пора домой. Катафалк с гробом уехал в морг. Оттуда тело заберет Сара Фонтейн. Может, позвонить ей еще раз? Хотя зачем? Опять выразить соболезнования? Он уже выполнил свою работу. А она оплатила счет. Больше им разговаривать не о чем.
