Джеймс Роллинс - Убийцы смерти
Остаточный след соли и страха, ведущий к открытой двери кабины…
Кейн следует за этим запахом, увлекаемый вперед как командой напарника, так и своей природой.
Он врывается в кабину, видит человека, который оборачивается к нему, ощетинившись от страха, учащенно дыша от изумления.
Поднимается рука, не в инстинктивном порыве защититься, а сжимающая пистолет.
Кейн знаком с пистолетами.
Он прыгает в то самое мгновение, когда раздается оглушительный выстрел.
10 часов 33 минуты
В тот момент когда Такер взбежал на гребень насыпи, над водой разнеслись отголоски выстрела. У Уэйна в груди все сжалось от беспокойства за напарника. В пятидесяти ярдах впереди застыла драга, наискось перегородив русло канала, уткнувшись носом в берег.
Такер побежал, подгоняемый тревогой. Добравшись до потерявшей управление лодки, он оттолкнулся и взлетел высоко вверх. Упав на палубу, налетел на планширь. Из глаз брызнули искры. Откатившись вбок, он поднялся на четвереньки и выхватил пистолет.
В открытую дверь кабины Уэйн увидел человека, распростертого навзничь на полу. Человек размахивал левой рукой и отчаянно брыкался ногами. Запястье правой руки было стиснуто челюстями Кейна. Мускулистая овчарка таскала человека из стороны в сторону, словно тряпичную куклу.
Убийца что-то крикнул по-русски. Познания Такера в этом языке были зачаточными, однако тон голоса сказал ему все.
«Уберите от меня собаку… пожалуйста…»
Держа убийцу под прицелом «макарова», Такер шагнул в кабину.
— ОТПУСТИТЬ, — спокойно произнес он.
Кейн тотчас же отпустил убийце руку и отступил назад, оскалив зубы.
Русский прижал окровавленную руку к груди. В его широко раскрытых глазах плескалась боль. Судя по тому месту, где вцепился в его руку Кейн, у него была сломана локтевая кость, а может быть, в придачу еще и лучевая.
Однако Такер не испытывал к нему жалости. Этот подонок едва не застрелил его напарника.
В нескольких шагах на палубе валялся пистолет, все еще дымящийся на холоде.
Шагнув вперед, Такер посмотрел на убийцу.
— Ты говоришь по-английски?
— По-английски… да, я немного владеть английским.
— Ты арестован.
— Что? Я ничего…
Подняв правую ногу, Такер что есть силы ударил каблуком убийцу прямо в лоб. Тот сразу же отключился.
— Вот так-то оно лучше, — добавил Уэйн.
Глава 2
4 марта, 12 часов 44 минуты
— С вас новое ветровое стекло, — раскатистым басом прогудел Федосеев, протягивая Такеру стопку с ледяной водкой.
Уэйн принял стопку, но поставил ее на столик рядом с диваном. Он не был большим любителем водки, но что гораздо важнее, он сейчас не доверял своим рукам. Перестрелка в порту накачала его адреналином, в чем, впрочем, для него не было ничего незнакомого или неприятного. И все же Такер гадал, в какой степени это обусловлено возбуждением, а в какой — посттравматическим стрессовым расстройством (в настоящее время под этим мудреным медицинским термином понималось то, что раньше называлось контузией или военным неврозом, состоянием, хорошо знакомым многим ветеранам войн в Ираке и Афганистане).
По сравнению со многими у Такера ПТСР проявлялось в легкой форме, но все же в его жизни это стало неотъемлемой частью. Хотя ему удавалось неплохо с ним справляться, он постоянно чувствовал его присутствие, подобное чудовищу, пытающемуся найти брешь в его эмоциональных доспехах. Такер находил в этом сравнении странное успокоение. Бдительность относилась к тому, что у него получалось хорошо. И все же буддист в его сознании нашептывал ему на ухо, предлагая расслабиться.
«Забудь об этом.
То, за что ты цепляешься, только становится сильнее.
Твои мысли материализуются».
Такер не мог сказать точно, когда взял на вооружение эту философию. Она поселилась у него в сознании как-то совершенно незаметно. Конечно, у него были наставники, среди которых особенно выделялся один, — и все же он подозревал, что подцепил такой взгляд на жизнь, странствуя вместе с Кейном. Встречаясь с людьми всех мастей и пород, Такер научился принимать их такими, какие они есть, не обремененный грузом предвзятости. У людей больше общего, чем различий. Все просто пытаются найти способ быть счастливыми, чувствовать себя реализовавшимися в жизни. И хотя стремятся они к этому бесконечно разнообразными путями, конечная награда остается одной и той же.
«Довольно!» — приказал себе Такер. Философские размышления — это, конечно, замечательно, но он уже давно решил для себя, что во многом это напоминает текилу; и то, и другое лучше всего в маленьких дозах.
Сидящий у его ног Кейн оставался спокойным, однако его умные глаза зорко смотрели по сторонам. От овчарки не укрывалось ничто: позы, движения рук и глаз, частота дыхания, потоотделение. Для напарника Такера все это складывалось в четкую и ясную картину. И не было ничего удивительного в том, что Кейн улавливал нависшую в воздухе напряженность.
Сам Такер также это ощущал.
С Кейном он сошелся во многом из-за необычайно высокого взаимного умения чувствовать друг друга. Проводники служебных собак любят говорить: «Это передается через поводок», подразумевая, что с течением времени человек и животное сближаются, оказываются связанными между собой прочными эмоциональными узами. И это самое умение позволяло Кейну читать людей, улавливать мельчайшие нюансы в их движениях, позах, не заметные другим.
Вот и сейчас овчарка чувствовала напряжение в комнате.
— И боковое зеркало, — с натянутой улыбкой добавил Федосеев. — Вы испортили ветровое стекло и зеркало. Запчасти очень дорогие. И, что хуже всего, вы запросто могли убить Петра, моего водителя.
Такер решил не отступать, понимая, что это будет признаком слабости.
— На таком расстоянии и под таким углом кинетической энергии пули, выпущенной из моей винтовки, не хватило бы, чтобы пробить пуленепробиваемое стекло. Быть может, если бы я стоял на капоте и стрелял в упор, у Петра были бы какие-то основания для беспокойства.
Загнанный в тупик, Федосеев нахмурился.
— И все же запасные части для лимузина очень дорогие.
— Можете вычесть их стоимость из моего гонорара, — невозмутимо ответил Такер.
— Из гонорара? Из какого еще гонорара?
— Из того самого, который вы мне заплатите за то, что я спас вам жизнь.
— Мы сами прекрасно справились бы… — вмешался было стоящий за спиной Федосеева Юрий.
Но Федосеев поднял руку, останавливая подчиненного. Лицо Юрия залилось краской. Двое телохранителей у двери смущенно переминались с ноги на ногу, уставившись в пол.
Такер прекрасно понимал, о чем думают Юрий и его помощники. «Справились бы» ровным счетом ничего не стоит, когда речь идет о защите жизни. А сейчас главным было то, что этот посторонний — американец со своей собакой — спас жизнь их боссу. И все же Юрий пришел Такеру на помощь, уладил все вопросы с полицией, избежав проблем, которые могли бы возникнуть в связи с убийством первого снайпера. Одно дело — если несостоявшегося убийцу уничтожили русские телохранители, и совершенно другое — если это сделал бывший американский командос.
Через полтора часа после задержания второго нападавшего, который в настоящее время находился в руках полиции, Такер встретился с Федосеевым и его окружением в гостинице «Меридиан», где предприниматель снимал роскошный номер люкс, занимающий весь последний этаж. Обстановка и отделка были уютными, но чересчур пышными. Убогий советский шик. За окном по-прежнему валил снег, не позволяя увидеть во всей красе залив Петра Великого.
— Я предлагаю вам кое-что получше гонорара, — сказал Федосеев. — Вы становитесь членом моей команды. Постоянная работа. Я человек щедрый. Ваша собака каждый день будет есть бифштекс. Ей ведь это понравится, да?
— Спросите у него сами.
Мельком взглянув на Кейна, Федосеев усмехнулся и погрозил пальцем Такеру.
— Очень смешно. — Он попробовал подойти с другой стороны. — Знаете, у этих двух сволочей мог быть сообщник. Если он по-прежнему разгуливает на свободе…
Слово «сволочь» было одним из излюбленных ругательств Федосеева.
— Если это так, — не дал ему договорить Такер, — уверен, Юрий выявит всех, причастных к этому покушению.
Особенно если учесть, что один из нападавших задержан.
В России пытки арестованных оставались самым обычным делом.
Федосеев вздохнул.
— Так каким же будет ваш ответ?
— Я ценю ваше предложение, — сказал Такер, — однако срок моего контракта истекает через два дня. А потом мне нужно будет быть в другом месте.
Это была ложь, но никто не мог поймать его на ней.