Тана Френч - Ночь длиною в жизнь
— Растрясем пряники, — объяснил Гэвин, поглаживая живот.
— А что пряники? — резко заявила мама. — Если ты толстеешь, Гэвин Кио, то не сваливай на мою выпечку.
Гэвин что-то забормотал и бросил на Джеки взгляд, полный отчаяния. Он старался, хоть и неуклюже, тактично дать нам немного времени для семейного единения в тяжелый момент. Кармела укутала детей в пальто, шарфы и шерстяные шапки; Холли вписалась в шеренгу между Донной и Эшли, словно родная дочь Кармелы, и стайка двинулась по улице. Холли — они с Донной шли под ручку, словно сиамские близнецы, — даже не обернулась помахать.
Семейное единение проходило не так, как представлял себе Гэв: мы все плюхнулись перед телевизором и сидели молча, пока ма не остыла после украшательского блицкрига и не потащила Кармелу на кухню возиться с выпечкой и пластиковыми пакетами. Я тихо сказал Джеки, пока ее не зацапали:
— Пошли покурим.
Джеки взглянула на меня осторожно, как девочка, которая понимает, что получит заслуженную взбучку, как только останется с мамой один на один.
— Прими это как взрослая, детка, — успокоил я ее. — Чем раньше покончишь с этим…
Погода стояла холодная, ясная и тихая, небо над крышами из бело-голубого стало сиреневым. Джеки процокала к своему месту на нижней ступеньке и вытянула длинные ноги в лиловых лаковых сапожках.
— Выдай сигарету, — попросила она. — Гэв наши унес.
Я прикурил сигарету для Джеки и взял одну себе.
— Скажи мне, о чем вы с Оливией думали? — вежливо поинтересовался я.
Подбородок Джеки изготовился к спору, и на секунду она превратилась в точную копию Холли.
— Я подумала, что для Холли будет замечательно познакомиться со всеми. Кажется, Оливия тоже так подумала. А что, не правда? Видел ее с Донной?
— Ага, видел. Очень мило. Еще я видел ее жутко расстроенной из-за Кевина. Она плакала так, что чуть не задыхалась. И это уже не так мило.
Завитки дыма от сигареты Джеки поднимались над крыльцом.
— Мы все тоже расстроены, — ответила она. — Даже Эшли, а ей только шесть. Такова жизнь. Ты сам беспокоился, что Холли видит мало реальности. Вот уж реальность во всей красе.
Возможно, Джеки была права, но какая разница, права она или нет, если Холли в опасности.
— Детка, когда моей дочери требуется дополнительная порция реальности, я предпочитаю сам все организовать. Или по крайней мере хочу, чтобы меня предупредили, если этим займется кто-то другой. Тебе это кажется неразумным?
— Прости, что я тебе не сказала! — взмолилась Джеки. — Мне нет оправдания…
— Так почему ты молчала?
— Я хотела признаться, ей-богу, но… Сначала решила, что не стоит тебя беспокоить — мало ли что получилось бы. Я подумала, что свожу Холли один разок, а тогда уж мы расскажем…
— И я пойму, как вы замечательно придумали, и примчусь домой с огромным букетом цветов для мамочки в одной руке и букетом для тебя — в другой, и мы закатим большой пир, и будем жить долго и счастливо. Так, по-твоему?
Джеки виновато втянула голову в плечи.
— Видит Бог, все равно было бы мерзко, — продолжил я, — но гораздо лучше, чем так. Почему ты передумала? Как вытерпела — погоди, подберу отвисшую челюсть — целый год?
Джеки, все еще не глядя на меня, заерзала по ступеньке, как по горячим камням.
— Только ты не смейся.
— Уж поверь, Джеки, мне не до смеха.
— Я испугалась. Понимаешь? Поэтому и не сказала ничего.
Я не сразу поверил, что она не дурит меня.
— Да перестань. Какого хрена — что, по-твоему, я бы с тобой сделал? Избил до полусмерти?
— Я не говорю…
— А что тогда? Выкладывай, а то — шандарахнула бомбу и замолчала. Хоть раз в жизни я дал тебе повод бояться меня?
— Да ты посмотри на себя! Как ты на меня глядишь, как ты говоришь — словно ненавидишь меня до глубины души! Я не выношу людей, которые вспыхивают, орут, взрываются, ты же знаешь.
— Ты меня сравниваешь с папой? — взорвался я.
— Что ты! Нет, Фрэнсис, я не это имела в виду.
— Даже не пытайся, Джеки!
— Не буду. Я только… У меня духу не хватило сказать тебе. И это моя вина, а не твоя. Прости, я виновата.
Над нами с треском поднялось окно, и ма высунула голову.
— Джасинта Мэки! Так и собираешься сидеть там, как царица Савская, пока мы с твоей сестрой не принесем тебе ужин на золотом блюде?
— Это я виноват, ма, что вытащил Джеки поболтать. Давай мы за это посуду помоем, ладно?
— Хм. Вернулся, как к себе домой, командует направо и налево — серебро он почистит, посуду помоет! Агнец невинный выискался… — Впрочем, ма не решилась устраивать серьезный скандал — вдруг я заберу Холли и уеду, — втянула голову обратно, но продолжала недовольно бурчать, пока окно не захлопнулось.
На улице зажглись фонари. Не одни мы всерьез ударили по рождественским украшениям; дом Хирнов наводил на мысль, что кто-то влепил в него из базуки весь запас подарков Санты: мишура, северные олени, электрогирлянды, свисающие с потолка, безумные эльфы и ангелы с умильными взглядами, по всей стене, на окне — надпись «С Рождеством!», облепленная искусственным снегом. Даже яппи выставили изящную стилизованную елку из светлого дерева, с тремя украшениями в шведском стиле.
Я представил, каково это: возвращаться сюда в каждый воскресный вечер, наблюдать за привычными ритмами Фейтфул-плейс круглый год. Весна — и дети после первого причастия бегают от дома к дому, хвастаясь нарядами и сравнивая добычу; лето — звенят фургоны с мороженым, а девушки выставляют напоказ декольте; через год — снова восхищаться новыми северными оленями Хирнов, через год — опять. От такой мысли у меня голова пошла кругом, как будто я слегка поддал или грипп подхватил. Возможно, ма будет выдавать что-то новенькое каждую неделю.
— Фрэнсис, — неуверенно окликнула Джеки, — ты что?
Я уже заготовил первоклассную отповедь, но при одной мысли о возвращении сюда весь мой пыл иссяк. Сначала Оливия, теперь это: к старости я становлюсь сентиментальным.
— Ничего, — ответил я. — Когда у тебя будут дети, я подарю каждому ударную установку и щенка сенбернара.
Джеки бросила на меня недоверчивый взгляд — явно не надеялась отделаться так легко, — но решила не смотреть дареному коню в зубы.
— Давай-давай. А я выгоню их из дома и дам им твой адрес.
За нашими спинами открылась парадная дверь — вышли Шай и Кармела. А я уже про себя делал ставки — сколько Шай выдержит без разговора, не говоря уж о никотине.
— О чем болтаете? — спросил он, плюхаясь на свое место на верхней ступеньке.
— О Холли, — ответила Джеки.
— Я намыливал Джеки шею за то, что привозила сюда Холли, не спросив меня, — пояснил я.
Кармела уселась на ступеньку надо мной.
— Уф! Царица Мать Небесная, они все жестче; хорошо, что я уплотнилась, а то бы синяк набила… Слушай, Фрэнсис, не нападай на Джеки. Она собиралась привезти Холли только раз, повидаться с нами, но мы в нее влюбились и заставили Джеки привезти ее снова. Девочка просто прелесть!
Я прижался спиной к перилам, так чтобы видеть всех сразу, и вытянул ноги по ступеньке.
— Ну да.
— И наша компания не превратила ее в скотину, — заметил Шай. — С ума сойти, правда?
— Ну, это не от недостатка старания, — сказал я.
— Донна ужасно боится, что больше не увидится с Холли, — полувопросительно произнесла Кармела, глядя на меня исподлобья.
— А с чего бы им больше не видеться? — поинтересовался я.
— Фрэнсис! Ты серьезно?
— Конечно. Я не настолько сдурел, чтобы разлучать девятилетних девочек.
— Ох, здорово! Они так сдружились; Донна не выдержит. То есть, значит… — Кармела любимым с детства жестом неуклюже потерла нос. — Ты будешь приезжать? Или только разрешишь Джеки привозить Холли?
— Я ведь тут… — напомнил я.
— А, ну да. Я очень рада тебя видеть. Но вы же… То есть — ты сейчас дома?
— И я очень рад тебя видеть, Мелли, — улыбнулся я. — Да, я буду рядом.
— Боже мой, давно пора! — Джеки округлила глаза. — А ты не мог этого решить пятнадцать лет назад? Сэкономил бы мне столько нервов!
— Потрясно, — сказала Кармела. — Просто потрясно, Фрэнсис. Я думала… — Она снова смущенно потерла нос. — Я, наверное, истеричка. Я думала, как только все тут кончится, ты снова уедешь. Ну, то есть совсем.
— Так я и собирался, да только уехать оказалось трудно. Наверное, ты права: дома хорошо.
Шай уставился на меня пустым взглядом голубых глаз. Я посмотрел на него и широко улыбнулся: пусть понервничает, не бешено, а так, чтобы к неприятному вечеру добавился еще один повод для беспокойства. В мозгу Шая легкой иголочкой покалывало осознание того, что все только начинается.
Стивен отстал от меня, скоро пропадет и Снайпер. Когда они займутся очередным делом, останемся только мы с Шаем — навсегда: хоть целый год играй с ним, как с йо-йо, пока он не убедится окончательно, что мне известно; хоть целый год намекай на варианты, имеющиеся в моем распоряжении. Времени у меня — вагон.
