Рассел Эндрюс - Гадес
Г. Р. сидел рядом с Абигайль Хармон. На ней было короткое черное летнее платье — по случаю жары без чулок. Джастин, сидевший через проход от Г. Р. с Эбби, отметил про себя, что вдове Хармон темное всегда было к лицу.
Когда служба закончилась, Джастин шагнул в проход вслед за Эбби. Хармон-старший прошел мимо, не повернув головы, не удостоив его даже взглядом. Джастин тронул Эбби за локоть, она едва заметно улыбнулась и замедлила шаг. Поравнявшись с ней, Джастин спросил вполголоса:
— Когда ты узнала?
Она не произнесла ни слова, пока не оказалась на улице, и только тогда ответила:
— Накануне того дня, когда я тебе звонила.
— Значит, не с самого начала?
Эбби отрицательно мотнула головой.
— Нет. Я ничего не знала. Мне сообщили Линкольн и Г. Р. Пришли ко мне и сказали, что Эван жив. Когда я увидела его… когда я увидела тело в нашей спальне, я подумала… в общем, я ни о чем не знала, пока мне не сообщили.
— И как ты поступила?
— Как всегда поступают люди вроде меня? Я ведь говорила.
— Заключила сделку?
— Пошла путем наименьшего сопротивления, — ответила Эбби Хармон.
Наклонившись, она поцеловала Джастина в щеку, сказала: «Прощай, Джей!» — и скрылась в лимузине свекра.
Днем Джастин полетел в Провиденс. Встретился с родителями, рассказал им все, что подходило, по его мнению, для их ушей. Показалось, что они смотрят на него другими глазами, не так, как последние лет десять. То ли чуть более уважительно, то ли просто мягче, но то, как они разговаривали и слушали, Джастина очень тронуло. Целуя их на прощание (наверное, впервые за все тридцать пять лет ему довелось поцеловать отца), он пообещал, что обязательно приедет повидаться. Джастин знал, что сдержит слово. И от этого делалось тепло на душе.
После родителей Джастин навестил Викторию Ла Салль. Кроме нее в доме были и другие люди, незнакомые. Представить им Джастина никто не потрудился. Виктория, извинившись перед гостями, отвела Джастина в кабинет и закрыла за собой дверь. Скрестив руки на груди, она ждала, что Джастин сам начнет разговор. Он начал.
— Твой муж был очень хорошим человеком.
Джастин рассказал все, что удалось узнать, опуская тошнотворные подробности, стараясь говорить только о ее муже и его роли во всей этой истории. Объяснил, что Рональд погиб не по своей вине. Он пытался исполнить свой долг. Поступить по совести.
Вики молча слушала.
— Ненавижу его! Дурак несчастный, будь он проклят на веки вечные! — воскликнула она, когда Джастин закончил, и расплакалась.
Джастин не двинулся с места. Подождал, пока слезы утихнут сами. Вики вытерла их рукавом.
— Кто убил Эвана Хармона? — спросила она, успокоившись.
Джастин сказал, что не знает.
Виктория кивнула и ушла обратно в гостиную. Благодарности Джастин не удостоился. Хозяйка дома молча удалилась.
Он покинул дом в одиночестве.
Джастин сказал Виктории, что не знает, кто убил Эвана Хармона. Это не значит, что он сказал правду.
Эвана убил тот, для кого убийство было работой. Кому поручили это убийство. Эван перешел дорогу опасным людям, а потом, испугавшись возмездия, кинулся спасать свою шкуру. Но человек, от которого он пытался спастись, умел искать. Он следил за Джастином, и тот привел его к Хармону, сам того не зная. Он мог бы одновременно с Эваном убить и Джастина. Наверное, это входило в поручение. Однако не убил. Поэтому Джастин знал, кто нажал спусковой крючок там, на подъездной дорожке.
Джастин когда-то сказал Реджи, что не стал бы причислять Бруно к друзьям. А куда причислить, пока не знает.
Через два дня после того, как Джастин покинул дом Вики и Провиденс, ему был с посыльным доставлен конверт. Внутри обнаружился ключ и нарисованная от руки карта. И записка: «Тебе надо отдохнуть. Тетина вилла ждет. За мной должок».
Без подписи.
Да в ней и не было необходимости.
Еще через три дня Джастин Уэствуд и Реджина Боккенхойзер отдыхали на острове Фавиньяна.
Вилла оказалась сравнительно небольшой, однако очень милой и уютной. Толстые стены из древнего травертина, каменные полы. Даже в почти сорокаградусную жару внутри веяло освежающей прохладой. Дом состоял из двух спален, гостиной и маленькой кухни. Под ними располагался темный и еще более прохладный подвал, попасть в который можно было исключительно снаружи. Верхний этаж, оформленный в бежевых и коричневых тонах, отличался простотой и непритязательностью. Нижний, наоборот, пестрел яркими узорами и поражал обилием драпировок. Было в доме и еще кое-что, поначалу показавшееся Джастину и Реджине странным, но потом они поняли, что всему виной специфический род занятий племянника владелицы. В маленькой спальне вся стена была увешана старинным оружием: пистолями, кинжалами и шпагами. Джастин, не сдержав профессионального любопытства, проверил несколько пистолей. Они оказались заряженными, хотя вопрос, будут стрелять или нет, оставался открытым. Реджина сказала, что пистолеты ее не занимают. Ей куда интереснее, как на этот счет у самого Джастина, и когда он заверил ее, что пороха в пороховницах достаточно, они завалились в постель.
Любовью Джастин и Реджина занимались каждый день, уже в течение недели; днем — внизу, ночью — наверху, в спальне. Занимались любовью, а в перерывах разговаривали обо всем на свете. Пили ледяное пиво и сицилийское красное вино, ели свежего тунца и пасту с тунцовой икрой. На третью ночь, после бутылки охлажденного розового, они занялись любовью в огороженном со всех сторон патио. Они были полностью скрыты от посторонних глаз. Дом отстоял от дороги на добрых семьдесят пять футов, примостившись на вершине утеса. От обрыва патио отделяла стена высотой примерно по пояс. Далеко внизу, футах в трехстах, плескались лазурные волны.
Был вечер, и Джастин с Реджиной, уже успевшие как следует загореть, отдыхали в патио. Реджи читала роман Дина Кунца о человеке, у которого похитили жену. Джастин пристроился рядом, нежась на закатном солнце, думал о рыбе, предполагавшейся на ужин, и легонько поглаживал обнаженную ногу Реджи. Внезапно та отложила книгу.
— Я тут подумала…
Джастин лукаво усмехнулся:
— Это зря… — но потом все-таки спросил: — Так о чем ты подумала?
— Скажи, ты не собираешься возвращаться в полицию Ист-Энда?
Он задумался.
— Не знаю пока. Не решил.
— Я вот о чем: у тебя там с прошлого года оставалась вакансия. Она ведь пока не закрыта…
— Никак не найду подходящую кандидатуру, — развел Джастин руками.
— А может, я и есть та самая кандидатура?
Он посмотрел на нее, прикрывая глаза ладонью от солнца, и улыбнулся.
— Хочешь пива?
Она кивнула в ответ, и Джастин отправился в дом. Он стоял перед открытым холодильником, когда снаружи донесся ее голос.
— Джей? Можешь выйти?
Ему показалось, что голос какой-то странный, как будто слегка дрожит.
— Сейчас! Тебе в стакан или прямо в бутылке? — крикнул он в ответ.
— Все равно! Иди сюда, я тебе кое-что покажу!
— Секундочку! — ответил он. — Максимум пару секунд.
В патио Джастин появился, однако, не раньше чем через минуту или две. В левой руке он держал две бутылки пива. Через правую были перекинуты две большие льняные салфетки, обнаруженные на кухне. Он посмотрел на шезлонг, в котором читала Реджи. Никого. Тогда он перевел взгляд на дальнюю стену. Реджина стояла там. За ее спиной плескалось глубокое синее море. Рядом с ней стояла прекрасная китаянка. Та самая, которую он видел тогда рядом с машиной Ванды. Та, которую ФБР объявило в розыск. Теперь она стояла рядом с Реджиной, намотав на руку ее волосы. В другой руке она держала у горла Реджи длинный острый нож.
— Меня зовут Ли Лин, — представилась китаянка и отпустила волосы пленницы.
Нож, однако, остался на прежнем месте.
— Да, — откликнулся Джастин.
— Я хотела с тобой встретиться, — заявила Ли Лин. — Хотела посмотреть на человека, который убил Того.
— Ты с ним встретилась.
— Хорошо играешь, — похвалила Ли Лин.
— Играю?
— Да. Того играл великолепно. Но ты еще лучше.
— Я не играю, — возразил Джастин. — Разве это игра?
— Да. Это игра. Я хочу с тобой сыграть. — Она кивком указала на Реджи. — Я убью ее, как ты убил Того. Потом посмотрим, кто сыграет лучше.
Джастин терпеливо улыбнулся.
— Я, видимо, не буду играть.
— Ты сыграешь, — настаивала Лин. — Я трахну тебя. Я тебя убью. Будет хорошая игра.
— Если ты так считаешь, — сдался Джастин, — будь по-твоему. Согласен.
И с этими словами он разжал руку, уронив бутылки. Стекло брызнуло в стороны, заставив Лин невольно обратить внимание. Когда она поняла, что происходит, было уже поздно. Правая рука Джастина, прикрытая салфетками, взметнулась вверх. Салфетки полетели на пол, открыв взору старинный, сорокалетний, а может и пятидесятилетний, пистоль. Джастин не мешкая ни секунды нажал на спусковой крючок.
