Стивен Хантер - Честь снайпера
Заказчик: Буржуазное нытье. Вы получили щедрый аванс. Вы согласились претворить в жизнь мои замыслы. Ваша точка зрения на этот счет меня не интересует. Используйте свой талант так, как я хочу, как я требую, или вам и вашей фирме придется столкнуться с разорительными юридическими проблемами. Мне нужна та же чистота линий, которая отмечала работы великого Мьелнира, и этот талант течет в ваших жилах. Примите же наконец то, кто вы такой на самом деле.
Художник: Дайте мне знать, устраивает ли вас последний вариант. Я постарался полностью отказаться от концепции превосходства и использовал один-единственный образ, созданный дедом. Вам ведь НЕ НУЖНЫ ассоциации с ним, не так ли? Об этом не может быть и речи. Вам нужна лишь квинтэссенция его «духа», правильно? Очень на это надеюсь.
Заказчик: Ну наконец-то! Да, работа приемлемая, я полностью выплачу вам обещанный гонорар, и с премиальными. Да, кстати, вся эта переписка должна быть уничтожена. Но вы и сами прекрасно это понимаете.
Адрес электронной почты заказчика был следующий: [email protected] Гершону не составило особого труда выяснить, что холдинг «Торявеский» является сердцем деловой империи одного российского олигарха. Этим человеком был Василий Стрельников, которому в самом ближайшем времени предстояло стать новым министром торговли Российской Федерации.
Глава 50
Карпаты
Яремча
Конец июля 1944 года
«Инна лилляхи уа инна иилайхи раджиун».
Ему мы принадлежим, к нему возвращаемся.
Обратившись напрямую к Аллаху посредством «дуа», как называется такая молитва, Салид вышел из состояния религиозного транса. Вокруг ничего не изменилось, но прошло пять секунд.
Обергруппенфюрер СС лежал на узком настиле моста в огромной луже крови, которая пропитала его одежду насквозь и теперь тускло поблескивала в свете скрытого за облаками солнца. Несколько струек просочились в щели между досками и срывались каплями в бурлящие воды реки. Крови натекло так много, что можно было почувствовать ее запах. Глаза трупа оставались открытыми, как и рот. Кровь также вытекала из носа и собиралась в горле, но пока еще не переливалась через край.
Откуда был сделан выстрел?
Откуда-то очень-очень далеко, так далеко, что его звук успел рассеяться, прежде чем долететь сюда трагическим отголоском.
Салид прищурился, осмысливая случившееся. Оцепеневшие подчиненные в ужасе взирали на него, ожидая приказаний. Салиду самому страстно хотелось, чтобы кто-нибудь отдал четкие, точные, продуманные команды. Однако в отсутствие доктора Гределя старшим по званию становился он.
Салид мог думать только о себе.
«Человек, которого я должен был оберегать, убит, несмотря на все мои усилия. Во всем обвинят меня. Но я, по большому счету, посторонний, я здесь чужой. Моим покровителем был доктор Гредель, и вот теперь его нет в живых, снайперу удалось скрыться, я опозорил своего отца, своего деда, своего двоюродного брата муфтия, свою семью, веру, судьбу. Немцы расстреляют меня за вопиющую некомпетентность!
Аллах, ниспошли мне мудрость. Молю тебя, помоги своему сыну Салиду в час наивысшего ужаса, в окружении неверных, для которых он ничто, недочеловек, не оправдавший оказанного ему доверия…»
– Господин гауптштурмфюрер, что нам.
Это был Акков.
Салид лихорадочно попытался собраться с мыслями.
Что? Что? Что?
Собаки.
– Собаки ее найдут! Все остается по-прежнему. Белая Ведьма где-то там, наверху, за пределами выжженной зоны. Нет-нет, пуля попала доктору Гределю в грудь. Значит, выстрел был сделан оттуда! – Салид указал на вершину покрытой соснами горы, до которой была добрая тысяча метров. – Где телефон?
Акков знаком подозвал связиста, притащившего коробку с полевым телефоном «модель-33», за которой тянулся длинный провод. Полевой телефон в твердой скорлупе бакелитового корпуса служил основным средством связи германских сухопутных войск, поскольку был гораздо надежнее рации, обладал спокойным нравом, быстро развертывался в полевых условиях, обеспечивая соединение на большом расстоянии. Электрические батареи служили гораздо дольше, вес был существенно меньше, и в нем никогда не перегорали радиолампы. Открыв аппарат, Салид взял трубку и покрутил ручку, посылая сигнал вызова.
– Грауфельдт слушает.
Грауфельдт, угрюмый унтершарфюрер, был в полицейском батальоне одним из немногих чистокровных немцев.
– Ты слышал выстрел?
– Так точно. Он прозвучал не у нас.
– Спускай собак, Грауфельдт!
Господин гауптштурмфюрер, я уже отправил группы с собаками, они идут в направлении выстрела. Собаки непременно возьмут след. Поскольку выстрел был сделан так далеко, я приказал солдатам оставить автоматы и ранцы и идти с одними пистолетами. Я рассудил, что им нужно будет двигаться быстро, и решающим фактором станет то, сколько сил у них останется, поэтому…
– Да-да, хорошо. Сколько у тебя еще провода?
– Две катушки. Еще с полкилометра. Мне идти вместе с поисковыми группами?
– Да, держись к ним как можно ближе.
– Слушаюсь, господин гауптштурмфюрер.
– Держи меня в курсе. Я двинусь следом за вами и скоро окажусь вне зоны действия телефона. Будете держать связь ракетами. Если схватите Белую Ведьму, дадите сигнал. До этого следуйте по тропе к перевалу и ущелью. В любом случае одно ваше присутствие погонит Белую Ведьму на десантников.
– Будет исполнено.
– Вот и отлично, Грауфельдт.
– Господин гауптштурмфюрер, как прошла.
– Не знаю, и это не имеет значения. Сейчас главное – схватить эту женщину.
– Так точно. Конец связи, я перемещаюсь на новое место.
Теперь Салид уже мог рассуждать более ясно. Он вернул телефон связисту.
– Господин гауптштурмфюрер, нам готовиться выдвигаться к ущелью?
– Пока что нет, Акков. Пусть наши люди соберут всех жителей деревни в церкви и запрут их там.
– Слушаюсь!
– Затем огнеметчики сожгут все дома. Я хочу стереть с лица земли деревню, в которой был убит обергруппенфюрер Гредель. Чтобы от нее не осталось даже воспоминания.
– Так точно, господин гауптштурмфюрер. А как быть с церковью? И с жителями?
– Сожгите церковь, Акков.
Мила не хотела расставаться с винтовкой и закинула ее за спину. Учитель, вооруженный «Стэном», то и дело оглядывался назад, проверяя, ведут ли сербы преследование.
– Смотри! – вдруг воскликнула Петрова, указывая в долину. – Немцы подожгли деревню!
– Этого следовало ожидать. Так работает их мозг. Яремча или Лидице – где бы ни нанесли удар партизаны, приходится расплачиваться простым людям.
Высокие деревья мешали рассмотреть подробности. Были видны лишь столбы густого дыма, которые поднимались вверх к вершинам гор, где ветер смешивал их в сплошное ядовитое облако. Вскоре до беглецов долетел запах: смесь едкой гари сожженного дерева, кисловатого смрада горелой плоти и легкого привкуса бензина, изрыгаемого огнеметами. Криков слышно не было, но и как они могли быть слышны на таком расстоянии?
– Дыма много, – заметил Учитель, жадно глотая воздух, чтобы наполнить болящие от недостатка кислорода легкие. – Немцы решили сжечь деревню дотла.
И тут послышался лай собак. Звук усиливался и затихал, в зависимости от того, подхватывало ли его капризное эхо. Но не вызывало сомнений, что животные охвачены азартом погони.
Долгое время, пока беглецы поднимались по тропе, лай звучал в отдалении. В какой-то момент им даже показалось, что он и вовсе затих. Но собаки были полны сил, как и молодые ребята, бегущие вместе с ними. Когда лай послышался снова, он прозвучал уже гораздо ближе.
И вдруг лай раздался совсем рядом.
– Бесполезно, – задыхаясь, пробормотала Мила. – От собак нам не уйти.
Прошло еще несколько минут. Лай становился громче. Беглецы перешли на бег, но тут Петрова упала и разбила колено.
– Так, они приближаются, – сказала она. – Дай мне автомат. Я останусь здесь и убью столько фрицев, сколько смогу. А последнюю пулю приберегу для себя.
– Извини, так не получится, – возразил Учитель. – Останусь я. Я терпеть не могу собак. Для меня будет большим наслаждением перебить их столько, сколько смогу. Уходи, уходи!
И тут они увидели собак. Шесть мускулистых черно-рыжих животных, наконец спущенных с поводка, приближались стремительными ракетами, сплошные мышцы и скорость. Они неслись вперед огромными прыжками, сжимаясь и распрямляясь подобно мощным пружинам или поршням. Ничто не могло их остановить.
– Беги! – Учитель подтолкнул Петрову. – Беги же, черт тебя побери!
Повернувшись к своре, он поднял «Стэн».
