Питер Альбано - Атака седьмого авианосца
— Миноносец лег на курс два-ноль-ноль и поворачивает направо, — доложил Пит.
— Штурман, — крикнул в люк Уильямс. — Что там на дне?
— Глубина шестьдесят фатомов, грунт песчаный.
— Кладите ее на грунт! На брюхо!
Рев двигателей стал еле слышен, и «Блэкфин» плавно заскользил вниз, на дно.
— Поворачивает, сэр! — доложил акустик. — Миноносец возвращается.
— А остальные?
— Шум больших винтов с малым числом оборотов — авианосцы и крейсера ложатся в дрейф. Две группы винтов на высоких оборотах — это еще два миноносца выходят с якорной стоянки.
— Ну, понятно, решили не выводить тяжелые суда, пока не разделаются с нами, — сказал Брент.
— А чтобы поскорее разделаться, выводят еще два ЭМ[24].
— Прошли двести пятьдесят футов, — доложил рулевой.
Казалось, прошло не две-три минуты, а вечность, прежде чем лодка мягко коснулась дна на глубине трехсот семидесяти футов, заглушила двигатели и легла на грунт, безмолвная, как гробовая плита. От перепада давления у Брента заболели уши, он слышал, как поскрипывает, потрескивает, постанывает под чудовищным напором корпус лодки. Пот уже не катился, а ручьями стекал у него по лбу и щекам, воротник и грудь рубашки вымокли насквозь — в отсеках стояла чудовищная духота: больше шестидесяти человек поглощали кислород и выдыхали углекислый газ. Переборки, казалось, нависали над самой головой, и Брент молил о глотке свежего воздуха. Глянув на манометр, он почувствовал, что, несмотря на жару, его пробирает озноб: на каждый квадратный дюйм корпуса давило сто шестьдесят четыре фунта воды. А гудочки радаров попискивали со всех сторон, но тон их звучания изменился: стал более низким. Тут явно было что-то не то.
— Сейчас набросятся, — сказал Уильямс. — Держись!
— Может, и у них ошибки на картах?
— Что ты имеешь в виду?
— Если верить Каденбаху, нам еще несколько миль до глубокой воды. А ведь мы лежим на грунте почти на четырехстах футах. Вот я и думаю: может быть, эта впадина вообще не обозначена на карте?..
— Штурман! — крикнул в люк Уильямс. — Какая здесь глубина по счислимому пути?
— Двести девяносто футов, сэр.
— Чтоб я сдох! Почти сто футов разницы!
— Миноносец возвращается, сэр! — доложил Пит.
— Включи-ка динамик.
Ромеро повернул тумблер, и в ту же минуту в отсек словно ворвался враг: переборки содрогнулись от шума винтов, писка ГАСов, ведущих поиск. Слышался даже свист пара, вой турбин и редукторов, оглушительный плеск разрезаемой носом миноносца воды. Гудки барабанили по корпусу лодки, как крупнокалиберные пули, приближаясь и делаясь все громче. Слышался и шум других винтов.
— Они вытянулись в линию, сэр, — сказал акустик. — Выстроились как на параде. — И с горечью добавил. — Их ГАСы на такой глубине не могут давать такие громкие сигналы. Это новая аппаратура, сэр. Гроша ломаного не стоят все эти Женевские соглашения. Нас обманули, сэр.
— Чего еще ждать от арабов? — зло ответил Уильямс.
Внезапно шум винтов головного миноносца достиг предельной громкости, обрушился на них со всех сторон, обволок, словно дыхание смерти.
— Он прямо у нас над головой.
— Выключи динамик.
Но шум все равно продолжал проникать в отсеки, а потом всю мешанину противоборствующих звуков перекрыл ужасающий грохот. Еще раз. И еще. Это была серия шестисотфунтовых глубинных бомб. «Блэкфин» вздрогнул, дернулся, корпус его застонал и затрещал.
Брент ухватился за панель КУТ. Сквозь парализующий сознание ужас пробилась одна мысль: «Четырнадцать футов». Если бомба разорвется ближе четырнадцати футов от лодки, толща воды не сумеет погасить взрыв и корпус «Блэкфина» просто лопнет, как треснутое яйцо. Нужны еще двести футов глубины… А где ж ты их возьмешь?
Снова — шум винтов над самой головой и новый смертоносный град бомб. Свет в отсеках мигнул.
— Третий эсминец на подходе, сэр, — сказал Ромеро.
Писк, шум винтов, удары — и потом шесть щелчков у самого корпуса. Да, это, кажется, будет поближе… Раздался долгий, переливчатый рев. «Блэкфин» гудел и вибрировал, как исполинский камертон, Бренту показалось, что он попал под огромный колокол. Лодка приподнялась и снова упала на брюхо, взметнув тучу ила. Свет погас, и по темным отсекам пронесся крик ужаса.
— Включить аварийное освещение! — жесткий, повелительный тон Уильямса остановил готовую начаться панику. Тускло замерцали аварийные лампы. — Мы — ниже, чем думают арабы, и их бомбы рвутся у нас над головой. Акустик! — окликнул он Ромеро, задумчиво потирая подбородок. — Ну что они там?
— Идут в строю кильватера, сэр, ходят по кругу. Пеленг ноль-восемь-ноль, дальность головного — тысяча ярдов.
Уильямс повернулся к телефонисту Дэвидсону:
— Передать в машинное отделение, лейтенанту Данлэпу: приготовиться выпустить галлонов пятьсот масла! Лейтенанту Хассе: первый и второй торпедные аппараты — товсь! Лейтенант Росс! — взглянул он на Брента. — Гироскопический угол — ноль, глубина — сто. Произвести залп!
— Реджи… — в замешательстве, негромко ответил Брент. — Они не найдут цели: лягут на брюхо и, если глубина позволит, самоликвидируются.
— Знаю, — сказал Уильямс, не отрываясь от пульта управления стрельбой.
— КУТ готов! — доложил Брент.
— Первый и второй торпедные аппараты готовы! — передал телефонист слова Хассе.
Два глазка на панели вспыхнули красным. Уильямс нажал на кнопку, и лодка содрогнулась всем корпусом.
— Первая торпеда пошла!.. Вторая торпеда пошла!.. — отрепетовал Дэвидсон доклад торпедистов. — Первая — электрически, вторая — вручную.
— Заходят для новой атаки, сэр, — сказал Пит Ромеро, но и без него все слышали по правому борту характерные звуки.
— Передать энсину Хассе: собрать обломки обшивки, плашкоута, настила — все дерево, какое есть под рукой, — спасательные жилеты и все прочее, что может плавать! Заложить в первый торпедный аппарат. По моей команде — выстрелить!
— Есть, сэр! А второй аппарат?
Уильямс, скрипнув зубами, бросил на Брента быстрый взгляд искоса.
— Передать санинструктору Ясуде: пусть накачает кислород в легкие и желудок адмирала…
— Нет! Не смей! — вскрикнул Брент, шагнув к старпому.
Все обернулись к нему.
— Лейтенант Росс, на место! Лодкой командую я!
— Но это немыслимо!.. Это дико…
— Еще слово — и я вас отстраню от должности. Ясно?
Брент в свою очередь заскрежетал зубами. За последний час ему уже дважды грозили этой карой. Он поднял глаза туда, где нарастал шум винтов.
— Ясно.
Уильямс перевел глаза на телефониста и продолжал как ни в чем не бывало:
— …и положит его тело во второй торпедный аппарат.
Спустя несколько минут смертоносный шквал возобновился. Уильямс был прав: глубинные бомбы рвались на дистанции, по крайней мере втрое меньшей, чем было нужно для поражения лодки. Но, во-первых, пока эсминцы оставались над ней, нечего было и думать об атаке на авианосец, а во-вторых, арабы могли изменить тактику и сбросить бомбы, которые сработали бы на большей глубине. Корпус «Блэкфина» и так испытывал страшное давление. Снова погас свет, но тут же зажегся снова.
Когда третий миноносец стал отворачивать, Дэвидсон доложил:
— Первый и второй торпедные аппараты готовы, сэр.
— Передать Данлэпу: пусть выпускает масло. — Уильямс шагнул к панели, нажал кнопку пуска.
Брент содрогнулся вместе с лодкой и всем ее содержимым.
— Передать в носовой торпедный отсек энсину Хассе: пусть соберет еще обломков и всякого мусора и выстрелит ими из первого и второго аппаратов без моей команды! Ручное управление! И поживей!
— На подходе еще эсминцы до двух единиц — крейсер и авианосец! — крикнул Пит.
— Черт бы их взял! — Уильямс несколько раз стукнул кулаком по стальной трубе перископа. — А где второй авианосец?
— Очень шумно, сэр, — покачал головой акустик, — его винтов я не слышу.
— Ладно.
Прошло еще несколько минут. Хассе выпустил торпеды. В отсеке стало еще жарче.
— Просто цирк, сэр, — сказал Ромеро. — Те три эсминца, что атаковали нас, уходят курсом к югу. Дальность две-три тысячи ярдов. Ложатся в дрейф.
— Штурман, — крикнул в люк Уильямс. — Какое течение?
— Экваториальное противотечение, скорость — два узла, — донесся ответ Каденбаха.
— Ладно, — повторил, потирая руки, Уильямс. — Они увидели… — Он на секунду замялся. — Увидели то, что мы выбросили наружу.
— Мы еще поговорим о том, что, — Брент произнес это слово с нажимом, — мы выбросили наружу.
— Поговорим.
— Да, поговорим!
Брент понимал, что принятое командиром решение было единственно правильным, что в подобной ситуации сам адмирал поступил бы так же. Спасение лодки было самым важным — все прочее отходило на задний план. Да, он сознавал все это — и все равно еле сдерживался, чтобы не наброситься на Уильямса, не набить ему морду, пустить кровь, вышибить зубы. К Марку Аллену Брент относился как к отцу. По трагической иронии судьбы он осиротел дважды.
