Дэн Браун - Инферно
Когда раздался звонок, Сински была там же, где была весь день — на заднем сидении фургона. Агент Брюдер вошел в машину с ошеломленным видом и протянул ей свой телефон.
— Срочный вызов. Это вас, мэм.
— Кто это? — спросила она.
— Он только попросил меня передать вам, что у него есть для вас неотложная информация о Бертране Зобристе.
Сински схватила телефон.
— Это — доктор Элизабет Сински.
— Доктор Сински, мы с вами никогда не встречались, но моя организация в течение последнего года отвечала за то, чтобы прятать Бертрана Зобриста от вас.
Сински села, вытянувшись в струнку.
— Кем бы вы ни были, черт вас подери, вы укрываете преступника!
— Мы не сделали ничего противозаконного, но это не…
— Ещё как сделали, чёрт возьми!
Человек на другом конце провода продолжительно вздохнул, и заговорил спокойнее.
— У нас с вами будет еще много времени для споров об этической стороне моих поступков. Я догадываюсь, что вы меня не знаете, но я немного разузнал о вас. Весь последний год господин Зобрист щедро платил мне за то, чтобы я держал вас и остальных подальше от него. Сейчас я нарушаю свои строгие правила, связываясь с вами. И тем не менее, я верю, что у нас нет другого выбора кроме как объединить наши усилия. Я боюсь, что Бертран Зобрист мог сделать что-то ужасное.
Сински не могла представить, кто бы это мог быть.
— Вы только сейчас начинаете это понимать?
— Да, именно так. Только сейчас, — его тон был серьезным.
Сински попыталась прояснить ситуацию.
— Кто вы такой?
— Тот, кто хочет помочь вам, пока не поздно. В моём распоряжении видеопослание, созданное Бертраном Зобристом. Он просил меня опубликовать его по всему миру… завтрашним днём. Думаю, вам нужно срочно его посмотреть.
— О чем там говорится?
— Не по телефону. Нам надо встретиться.
— Откуда мне знать, что вам можно доверять?
— Потому что я собираюсь рассказать вам, где Роберт Лэнгдон… и почему он действует таким странным образом.
Сински вздрогнула при упоминании имени Лэнгдона и с изумлением выслушала это странное объяснение. Похоже, этот человек весь прошлый год был соучастником её врага, и всё же, услышав подробности, Сински интуитивно поняла, что его словам нужно верить.
Мне остается только согласиться.
Объединив усилия, они смогли управлять «брошенной» «Сессной XL» авиакомпании «Нет Джетс». Сински и солдаты были в костюмах и двигались по направлению к Венеции, куда, по словам этого человека, в этот момент прибывали на поезде Роберт Лэнгдон и его двое попутчиков. Было слишком поздно обращаться к местным властям, но человек на проводе заявил, что знает, куда направляется Лэнгдон.
Площадь Св. Марка? Сински похолодела, представив себе толпы в самом густонаселённом районе Венеции.
— Откуда вам это известно?
— Не по телефону, — сказал человек. — Но вам следует знать, что Роберт Лэнгдон, не ведая того, путешествует вместе с весьма опасной персоной.
— С кем?! — допытывалась Сински.
— С одним из доверенных лиц Зобриста, — человек тяжело вздохнул. — Которому я доверял. По наивности, конечно. От которого, я думаю, теперь может исходить серьёзная опасность.
Когда частный самолёт взял курс на венецианский аэропорт Марко Поло, унося Сински вместе с шестью солдатами, мысли её вернулись к Роберту Лэнгдону. Он потерял память? Странная новость, хотя и объясняющая некоторые вещи, заставила Сински ещё больше сожалеть о том, что она вовлекла видного учёного в эту критическую ситуацию.
Я не оставила ему выбора.
Когда почти два дня назад Сински наняла Лэнгдона, она даже не позволила ему вернуться домой за паспортом. Вместо этого она устроила ему проход без проверки в аэропорт Флоренции, как особому представителю Всемирной организации здравоохранения.
Когда C-130 поднялся в воздух и взял направление на восток через Атлантику, Сински поглядела на Лэнгдона, сидящего рядом, и заметила, что он нехорошо выглядит. Он пристально уставился на боковую стену корпуса без окон.
— Профессор, вы в курсе, что в этом самолёте нет иллюминаторов? До недавнего времени он был военно-транспортным.
Лэнгдон обернулся с побелевшим лицом.
— Да, я заметил это, как только зашёл на борт. Не особенно хорошо чувствую себя в замкнутом пространстве.
— То есть, это вы как будто выглядываете в воображаемый иллюминатор?
Он застенчиво улыбнулся.
— Да, что-то вроде того.
— Взгляните-ка лучше на это. — Она достала фотографию своего долговязого и зеленоглазого преследователя и положила перед ним. — Это Бертран Зобрист.
Сински уже успела рассказать Лэнгдону о своём противостоянии с Зобристом в Совете по международным отношениям, об одержимости этого человека «уравнением апокалипсиса от перенаселения», о его широко разошедшихся заявлениях о всемирном благе от Чёрной чумы и о самом зловещем — что он полностью выпал из поля зрения за последний год.
— Как можно при такой известности столь долго укрываться в тени? — спросил Лэнгдон.
— У него была большая поддержка. И профессиональная. Возможно даже, от зарубежного правительства.
— Какое же правительство станет сотрудничать в распространении чумы?
— Одно из тех, что пытаются раздобыть ядерные боеголовки на чёрном рынке. Не забывайте, что смертоносная чума — сильнейшее биохимическое оружие, и оно стоит целого состояния. Зобрист легко сумел бы обмануть партнёров, уверив их в том, что производить его намерен в ограниченных масштабах. Зобрист был бы единственным, кто имел бы хоть какое-то представление, на что способно его творение.
Лэнгдон погрузился в молчание.
— В любом случае, — продолжала Сински, — если не ради власти или денег, помогавшие Зобристу делали это разделяя его идеологию. У Зобриста отбою нет от учеников, готовых ради него на всё. Он был настоящей знаменитостью. И вообще, он ведь не так давно и в вашем университете делал доклад.
— В Гарварде?
Сински вынула ручку и написала на краешке фотографии Зобриста — букву H в сопровождении знака плюс.
— Вы хорошо разбираетесь в символах, — сказала она. — Вы узнаете это?
H+
— H-плюс, — прошептал Лэнгдон, неопределенно кивая. — Конечно, несколько лет назад объявлениями был обклеен весь университетский городок. Я предполагал, что это какая-то конференция по химии.
Сински усмехнулась.
— Нет, это были плакаты саммита 2010 года «Человечество-плюс» — одна из крупнейших встреч сторонников трансгуманизма за все время. H-плюс — символ движения трансгуманистов.
Лэнгдон поднял голову, как будто пытаясь осознать термин.
— Трансгуманизм, — сказала Сински, — это такое направление мысли, с позволения сказать, философия, и оно быстро укореняется в научном сообществе. По существу, оно утверждает, что люди при помощи технологии должны выйти за пределы слабостей, свойственных человеческому телу. Иными словами, следующий шаг в эволюции человека должен состоять в том, чтобы мы стали биологически проектировать самих себя.
— Звучит устрашающе, — сказал Лэнгдон.
— Как и в случае любых перемен, вопрос касается только меры. Фактически, мы уже много лет вмешиваемся в собственный организм, разрабатывая вакцины, повышающие сопротивляемость детей определённым болезням — полиомиелиту, оспе, тифу. Разница в том, что теперь, с открытиями Зобриста в области генной инженерии, мы учимся прививать наследуемый иммунитет, которые человек получит на уровне наследуемых генов, что сделало бы последующие поколения невосприимчивыми к данной болезни.
Лэнгдон выглядел испуганным.
— То есть человеческие существа подвергнутся существенной эволюции, которая сделает их устойчивыми, к примеру, к тифу?
— Это скорее управляемая эволюция, — поправила его Сински. — Обычно, эволюционный процесс — идет ли речь о двоякодышащей рыбе, отращивающей ноги, или об обезьяне, отращивающей большие пальцы, разводимые в разные стороны — занимает тысячелетия. Теперь мы можем внести радикальные генетические изменения за одно поколение. Сторонники технологии считают ее максимальным проявлением дарвиновского «выживания наиболее приспособленного» — люди становятся видом, который учится совершенствовать собственный эволюционный процесс.
— Звучит как попытка играть роль Бога, — ответил Лэнгдон.
— Я искренне соглашусь, — сказала Сински. — Зобрист, однако, как многие другие трансгуманисты, сильно настаивал на том, что эволюционное обязательство человечества — использовать все способности, имеющиеся в нашем распоряжении — зародышевую линию генетической мутации для одного — чтобы улучшиться как разновидность. Проблема состоит в том, что наша организация генетического материала походит на карточный домик — каждая часть связана и поддерживается множеством других — часто способами, которых мы не понимаем. Если мы пытаемся удалить единственную человеческую черту, мы можем заставить сотни других перемещаться одновременно, возможно с катастрофическими последствиями.
