Тара Янцзен - Безумно холодный
— Я не убивал Теда, — сказал Альберт, голос его опасно снизился. — Стюарт убил Теда.
— Только потому, что ты приказал мне убить его. Одним точным выстрелом — вот, что ты сказал. Это ты и получил.
— Точный выстрел? — повторил Филипп ослабшим голосом. — Один раз и я дал тебе чистый выстрел.
— Заткнись, Филипп! — Альберт почти сорвался на крик.
— Не рой себе яму глубже, чем она уже есть, Альберт, — сказала она с большей уверенностью, чем на самом деле чувствовала. — У нас есть свидетель, который хочет дать показания по делу Дебби Голд. Он видел вас всех, видел, что вы сделали, как вы это сделали, видел, где вы выкинули ее в реку. — Ну разве это не прозвучало чрезвычайно круто несмотря на то, что ужас съедал ее до самых кончиков пальцев.
Чем дольше она говорила, тем ближе придвигалась к двери на террасу. Если она сможет выйти через нее, она просто закроет их в доме, а сама убежит через задний двор.
Неспроста замок на террасной двери располагался с двух сторон: на случай, если кто-то захочет без свидетелей голышом искупаться в бассейне. Все знали, что каждое утро Большой Джон голым наматывает свои круги, и по району уже не первый год ходили слухи о том, что Большой Джон не такой уж и большой.
— И этот парень — что? — спросил Альберт. Его улыбка превратилась в презрительную усмешку. — Он просто шатался где-то на протяжении тринадцати лет и ждал большого прорыва в деле, чтобы наконец излить душу. — Он не выглядел убежденным. — Сомневаюсь, Катя. Нет никаких свидетелей, впрочем, я готов присудить тебе пару очков за попытку.
— Рей Карпер, — сказала она, обходя кресло-качалку. — Он говорит, что и Джонатана вы убили.
Стюарт подкрадывался к ней с другого конца бильярдной, ведомый своими хищническими инстинктами, которые разожгло ее осторожное отступление. Когда она решится бежать, ей придется действовать очень быстро. Если Стюарт задумает схватить ее своими мясистыми лапами, то порвет ровно пополам.
— Какой Рей? — спросил Альберт.
— Карпер, — повторила она. — Рей Карпер. Он все видел, и он сейчас в номере мотеля в центре города. У тебя фотографии; у меня Рей Карпер. И вот, что я скажу: лучше тебе сотрудничать со мной, чем убить меня. Пораскинь мозгами, Альберт. Если я умру на торжественном ланче в особняке Большого Джона Трейнора, как долго моя мать позволит тебе еще просуществовать? Гарантирую, она пройдет все круги ада, чтобы отомстить, и потонут все: Большой Джон, его семья, его бизнес и все, кто когда-либо говорил о нем что-то хорошее. Тактика выжженной земли, а когда Рей Карпер изольет душу, ты, Стюарт, Филипп и все остальные, кто замешан в смерти Дебби Голд и Джонатана, будут уничтожены — чего бы это ни стоило. Она не будет рассматривать степень вины. Она сотрет вас с лица земли. Она отлучит вас от церкви, уволит, депортирует — и только тогда начнет злиться. — Кэт остановилась, но перестать говорить не могла, и чем больше она говорила, тем сильнее ее охватывало чувство одновременно ужасное, и прекрасное, и отвратительное. — Моя мать разорвет вас голыми руками, Альберт. Она страшна. И ты это знаешь. Она не остановится ни на секунду, пока окончательно не уничтожит вас.
И это было правдой, поняла Кэт, страшной, болезненной правдой. Ее мать сделала бы все это, убей ее Альберт со Стюартом.
И Альберту об этом было известно. Она видела это по его взгляду — он был в замешательстве, как и она сама.
— Ты пожалеешь, что не умер задолго до того, как она решила отправить тебя в ад. Это станет твоим самым худшим кошмаром, Альберт, даже хуже, чем самым худшим кошмаром.
Он думал над этим. Она точно могла сказать. Он взвешивал весь этот бардак, пытаясь придумать способ очиститься от него и не спуская глаз с странно притихшего Филиппа.
Но способа очиститься не существовало.
— Нет. Она не зайдет так далеко, — сказал он, но особой уверенности в голосе его не было. — Даже близко. Она засунула тебя а Браун Пэлэс на те последние месяцы, что ты училась в школе потому, что не могла утруждать себя нахождением в городе и ведением домашних дел, а после суда она отправила тебя во французскую психушку. Тим рассказал нам по возвращении. Он все нам рассказал про Беттенкуртскую школу для девочек. Это была дурка, элитная дурка. Мне на самом деле было тебя жаль, Катя.
Альберт ошибался насчет ее матери, и, может, она, да поможет ей Бог, тоже ошибалась, потому что в глубине души знала: ее мать пойдет на самое страшное, чтобы отомстить тому, кто обидел ее дочь. Взять хотя бы Кристиана. То, что она до сих пор пыталась сделать с Кристианом. Ее мать была одержима его уничтожением, потому что любила ее. Любила со страстью, которой Кэт никогда не понимала, и думала, что Кристиан причинил ей боль.
А все эти ужасные, страшные вещи, что творила с ней мать на протяжении всей жизни, шли от любви. Это было так странно, но было правдой. Теперь Кэт поняла это. Все эти притеснения, неловкие вмешательства, чертовы телохранители, Алекс, даже ужасающая Беттенкурская школа для девочек — все шло от любви. Умная, амбициозная, яростная соперница, выпускница юридической школы Гарварда Мэрилин Деккер, которая выше всего ставила толстый кошелек и высокий статус, каким-то образом получила под свое покровительство ребенка, который никогда не спускался с небес, который совершал ошибки, который не стремился взобраться на самый верх и стать самым лучшим, который едва ли был достаточно серьезен, чтобы хоть чего-то добиться в этом мире. Даже хуже: Кэт добилась чего-то в мире, только в своем мире, а он лежал так далеко за пределами мира Мэрилин, что ее мать даже не увидела ее успеха.
Все это так неожиданно свалилось на Кэт, что она поняла, что сейчас заплачет прямо перед тремя мужиками, которым точно не выйти сухими из воды за убийство, ее или кого-то другого.
— Что за херня, Альберт, — сказал Стюарт, отступая. — Ты опять все слажаешь, как было с Джонатаном.
— Заткнись, — процедил Альберт сквозь зубы.
— Нет, приятель, я не заткнусь, — рявкнул в ответ Стюарт. — Ты сказал, что этот чувак, Хокинс, сядет за убийство Джонатана, но через два года твоей милостью он выходит из-за тупого признания, которое ты выкупаешь у какого-то пьянчуги Мэнни Попрошайки из ЛоДо. Господи Иисусе, Альберт, ты все время всем рассказываешь, какой ты умный, но это самое тупое, что я когда-либо видел.
— Он бы все равно вышел, идиотина. Кто-то рвался снова открыть дело. Только благодаря Мэнни дело снова закрыли и, между прочим, я сделал это, чтобы прикрыть и твою задницу тоже, Стюарт, и твою, Филипп. Если бы у вас на двоих была бы хоть половина мозга, вы бы поняли.
— У меня достаточно мозгов, чтобы понять, кто здесь настоящий идиот, Альберт, и это не я. Джонатана я не убивал, это сделал ты, и это было реально глупо, потому что, как бы он не распсиховался из-за шлюхи, плывущей по реке, он никогда бы нас не сдал.
— Нет, — наконец заговорил Филипп. — Бёрди не убивал Джонатана. Это сделал я. Я его застрелил.
Катя не могла поверить в услышанное. У нее буквально начала кружиться голова.
— Ты никого не пристрелил, Филипп, — усмехнулся Альберт. — Кишка тонка. Мне буквально пришлось вложить в твою руку пистолет и нажать на спусковой крючок. Если бы ты не был так пьян, то понял бы, что он уже был мертв от героина, которым я его накачал.
— Но… но… — запинался Филипп.
— Но я шантажом вытащил из тебя полмиллиона долларов за убийство, которые ты даже не совершал? Ты это пытаешься сказать, Филипп, старина? Ну, так не трудись, — сказал Альберт, вытаскивая пистолет из-под полы пиджака. — Ты только что стал ужасной помехой, которую я себе позволить не в силах.
Глухой звук удушья заставил всех присутствующих повернуть головы в сторону двери, ведущей в холл.
О, Боже мой, подумала Катя.
— Ты убил моего сына? — Это был Большой Джон, застывший в дверях с лицом, белым как пепел, и рукой, прижатой к сердцу. Он прислонился к косяку. — Бёрди?
Альберт не колебался. Он двинул руку с пистолетом, пока прицел не уперся точно в Большого Джона Трейнора.
ХОКИНС услышал выстрел, за тем еще один, и все внутри него замерло на одну тысячную секунды прежде, чем он понесся бегом по коридору с пистолетом наготове.
— Господи Иисусе, Альберт! — проревел кто-то в последней комнате. На нижнем этаже началась суета, послышался топот бегущих ног.
Повернув за угол, Хокинс увидел двух мужчин, растянувшихся на пороге последней двери. Первый — здоровяк с копной седых волос. Второй, лежащий поверх него, был более тощим и рыжим. Не останавливаясь ни на секунду, Хокинс вошел в комнату, просто перешагнув через тела. Все его тело сосредоточилось в преддверии выстрела, но помещение оказалось пустым. Потом он увидел обритую макушку, высовывавшуюся из-за бильярдного стола.
