Хилари Боннер - Дикое правосудие
Как бы там ни складывалась жизнь, сегодня ей предстояло решить непростую задачку. И чувство вины тоже внесло свою лепту.
Джоанна предложила Эмили подбросить ее до школы. Обычно это входило в обязанности няни. Неожиданно Джо заметила, что дочь, которая все еще, сидя за кухонным столом, доедала мюсли, посмотрела на нее слегка удивленно. Джоанна поднялась со своего места и взъерошила остатки волос Эмили.
— Знаешь, а мне даже нравится, — неуверенно сказала она.
Новая прическа Эмили забавная, но дело не в этом, а в том, что почему-то сегодня утром ей отчаянно захотелось быть ближе к дочери. Конечно, можно было бы и догадаться, что в виде пурпурного ирокеза проявилось юношеское тщеславие, выраженное несколько неподобающим образом.
Эмили оттолкнула ее руку.
— Мама, ну не надо, — недовольно пробормотала она.
Позже в машине, когда Джо подъехала к ее школе, Эмили удивила мать тем, что, привстав с пассажирского сиденья, прильнула к Джоанне и, поцеловав ее в щеку, спросила:
— Мам, с тобой все в порядке? Ничего не случилось?
Джо чуть не забыла, что Эмили такая же наблюдательная, как и ее отец. Она тут же почувствовала панический страх, который вылился в вопрос: «А если и Пол заметил некоторые странности в моем поведении в последнее время?»
— Я в полном порядке, дорогая, — ответила она, поцеловала дочь и заставила себя улыбнуться ей самой сияющей улыбкой. — Ну давай. Тебе пора. Удачного дня.
«Вот ведь, чуть не влипла», — думала Джоанна, направляясь в сторону Дулвича. Нет, пора, пора прекращать встречи с Филдингом, — она подвергает свою семью слишком большой опасности.
К дому Сэма О’Доннелла она подъехала примерно в половине одиннадцатого, и снова без предупреждения.
Как и в прошлый раз, дверь открыл Томми. Секунду-другую он холодно смотрел на нее, и Джо было подумала, что он снова захлопнет дверь у нее перед носом.
— Должен заметить, вы становитесь навязчивой, — наконец произнес он.
— Послушайте, Томми, я просто хочу поговорить.
— Угу, такие, как вы, всегда хотят, — холодно сказал он, но, к удивлению Джоанны, открыл дверь и знаком пригласил ее войти.
Она переступила порог и в нерешительности остановилась в небольшой прихожей: красивый пушистый ковер, на стене, слева от вешалки из красного дерева, — зеркало в позолоченной раме. Справа — ряд семейных фотографий в рамочках. Почти на всех Сэм: вот он с женой на их свадьбе, вот с новорожденными детьми — двумя сыновьями и дочкой, вот на свадьбах у своих детей. Джо была дома у Сэма в первый раз. Она слышала, что после смерти жены он превратил свой дом в ее мавзолей, и похоже, так оно и было. Очевидно, вся мебель и внутренняя отделка остались такими, какими они были при Анни О’Доннелл. Сэм не позволил ничего менять. На стене, напротив семейных фотографий, висел заключенный в раму огромный — три на четыре фута — портрет Анни.
— Так, все, что вы увидите и услышите в этом доме, не подлежит записи, — сказал Томми. — Договорились?
Джоанна колебалась. Это условие ей очень не нравилось, что и говорить. Вдруг информация окажется стоящей, а использовать ее нельзя.
— Или так, или вон выход, — произнес Томми.
Джо вздохнула.
— И когда я говорю «не подлежит записи», это значит, что не подлежит и печати. Но я хочу, чтобы вы кое-что знали. Имели в виду. Да или нет?
Разумеется, она сказала унылое «да».
Не говоря больше ни слова, Томми провел ее в гостиную. Обои в цветочек, опять ковер и семейные фотографии. Джоанна не успела разглядеть, кто на них изображен, так ее потряс вид Большого Сэма.
Самый ужасный и уважаемый злодей Лондона, он сидел, сгорбившись, в кресле-каталке посреди комнаты. Один его глаз, покрытый красной сеточкой сосудов, смотрел куда-то мимо нее. Но Джо не была в этом уверена. Левая сторона его лица мучительно исказилась, левая рука безвольно лежала на подлокотнике кресла. С губ Сэма капала слюна. На появление чужого человека он никак не отреагировал.
Джоанна невольно вздрогнула и отпрянула.
— Вскоре после второго суда над Джимбо с ним случился удар, — сказал Томми. — И с тех пор он такой. Вся левая сторона парализована. Мы не знаем, понимает ли он что-нибудь.
Томми подошел к креслу и погладил отца по все еще густой седой шевелюре. Скорее как отец сына, а не сын отца. «Вот так в конце меняются ролями родители и дети», — подумала Джоанна.
— Не знаем, отец, да? — произнес он совсем тихо и ласково. Затем он погладил старика по руке, но тот по-прежнему никак не реагировал.
Томми быстро подошел к Джо и встал рядом с ней.
— Вот, это все, — сказал он, выводя Джоанну в прихожую. — Мне хотелось, чтобы вы своими глазами увидели его, — добавил он, прикрыв за собой дверь. — Мы держим состояние Сэма в тайне. Вот почему нельзя об этом говорить в печати. Отцу очень не понравилось бы, если бы люди узнали, что он превратился в пускающую слюни развалину. То есть, я хочу сказать, он по-прежнему Сэм О’Доннелл. И пока он жив, этого у него никто не отнимет. — Томми говорил со спокойной гордостью, даже почтением.
Его отношение к отцу растрогало Джоанну.
— Мне очень жаль, Томми, что так случилось, — произнесла она. И как ни странно, она говорила эти слова искренне.
У нее не было иллюзий по поводу преступной деятельности Сэма О’Доннелла или того, каким куском дерьма он мог временами быть. Но всегда в нем оставалось что-то особенное — размах во всем, он был личностью, последним из вымирающей породы. Понимая, что не стоит романтизировать таких, как Сэм, Джоанна все-таки не могла не признать его хоть чуть-чуть романтиком.
Томми остался все таким же сдержанным.
— Я показал вам отца не ради вашего сочувствия, — сказал он. — Просто хотел, чтобы вы увидели, что вы наделали — вы и этот негодяй Филдинг. Ведь это вы двое добились нового суда над Джимбо, и вот что получилось в результате. Я нисколько не сомневаюсь, это результат именно последнего суда. Отец обожал Джимбо. А тут эта ваша проклятая ДНК. Он не смог с этим справиться. Он был болен, серьезно болен с того момента, как все закрутилось по новой. Перед началом слушаний в Оукхэмптоне он перенес легкий удар. Вот почему с тех пор он выходил с тростью. Но он более-менее оправился. Во всяком случае, с головой у него все было в порядке, пока Джимбо не исчез. И тогда с ним случился второй удар. Сильный. Слишком сильный для него.
Неожиданно Джоанна разозлилась:
— Томми, наверное, не стоит винить меня или Филдинга. Если вам нужен виноватый, то вините вашего брата.
Томми упрямо затряс головой. Джоанна знала, что он умный, здравомыслящий в жизни человек. Всем было известно о его стараниях примирить семью О’Доннелл с законом. Новый процесс над Джимбо явно не способствовал претворению в жизнь его намерений. Очевидно, как и многие другие представители преступного мира Ист-Энда, Томми делался глух и слеп, когда дело касалось семьи.
— Зачем вы опять все разворошили? — холодно произнес он. — Это дело отошло в историю. Новый суд никому не помог. Ни семье Анжелы Филлипс, ни нам. Из-за него мы потеряли не только Джимбо, но и отца. Вот что наделал ваш суд. Нам остается только надеяться, что отец не знает о смерти Джимбо.
— Томми, Анжела Филлипс умерла в жутких муках, — тщетно пыталась достучаться до него Джоанна. — Ее убил ваш брат. ДНК-анализ доказал это, и если бы его можно было сделать двадцать лет назад, Джимбо отправился бы в тюрьму еще тогда. Вот зачем был нужен новый суд, вот зачем мы, как вы выразились, «разворошили» все опять. И если бы не какая-то глупая ненормальность в законе, Джимбо надежно упрятали бы за решетку, где ему и место, и он остался бы жив. Его место в тюрьме. Он убийца и насильник. И вы должны признать это. По-моему, ваш отец в конце концов признал это и именно в этом кроется причина его болезни.
— Я ничего не собираюсь признавать. Джимбо мертв, вот все, что я знаю. И он был моим братом.
— А можно, я задам вам несколько вопросов, поскольку уж я все равно здесь? — рискнула спросить Джоанна.
— Нет, нельзя и еще раз нельзя, — разбушевался Томми. Затем он повторил свое условие, но на этот раз его голос звучал намного громче и злее: — Я просто хотел, чтобы вы увидели, во что из-за вас превратился мой отец. А теперь, когда вы увидели, убирайтесь!
Он ни на шаг не приблизился к ней. Не произнес ни одного угрожающего слова. В этом не было необходимости. Никто не станет спорить с разъяренным О’Доннеллом.
Джоанна сама открыла входную дверь и, тихо прикрыв ее за собой, поспешила к машине, оставленной на улице.
Вставляя ключ в замок зажигания, она заметила, что у нее дрожат руки.
Вернувшись в редакцию, Джо весь день трудилась над материалом для своей колонки. Примерно после пяти Пол зашел к ней и сообщил, что сегодня вечером поработает его заместитель.
