Стивен Кинг - Темная половина
По стенке в лучах солнца запрыгал зайчик. За ним последовала кошка, кошку сменил песик.
Брось это. Это бред.
Разумеется, бред. И разумеется, он мог бы это бросить. Очень скоро здесь придется управляться со следующим ЧП — тут не надо быть провидцем, чтобы знать это. Так всегда бывает летом — здесь, в Кастл-Роке. В этот сезон тут бываешь так загружен, что в большинстве случаев и думать-то некогда, а иногда это даже хорошо — не думать.
За песиком последовал слон, размахивающий хоботом, который на самом деле был левым мизинцем Алана.
— A-а, твою мать, — сказал он и подвинул к себе телефон. Одновременно с этим его другая рука стала рыться в заднем кармане в поисках бумажника. Он нажал на кнопку автоматического набора номера Полицейских казарм в Оксфорде и спросил диспетчера на месте ли Генри Пэйтон, начальник тамошнего уголовно-следственного отдела. Он отказался на месте. Алан успел подумать, что у полицейских штата, быть может, тоже выдался тихий денек для разнообразия, и — Генри взял трубку.
— Алан! Чем могу тебе помочь?
— Мне тут стало интересно, не захочешь ли ты звякнуть для меня в Главную контору Национального парка в Йеллоустоне. Могу дать тебе номер. — И он с удивлением уставился на замусоленную карточку с нацарапанными на ней цифрами. Почти неделю назад он раздобыл его по справочной и записал на обороте визитной карточки. Его гибкие руки сами вытащили карточку из бумажника.
— Йеллоустон! — обрадованно произнес Генри. — Это не оттуда вылез Медвежонок Йоги?
— Нет, — с улыбкой ответил Алан. — То был Джеллоустон. И как бы там ни было, медвежонка ни в чем не подозревали. Во всяком случае насколько мне известно. Мне нужно поговорить с человеком, который сейчас там отдыхает. Слушай, Генри… я, честно говоря, не знаю, действительно ли мне нужно с ним поговорить, но, думаю, это даст хоть какой-то отдых моим мозгам. Это что-то вроде незакрытого дела.
— Это как-то связано с Хомером Гэмэшом?
Алан прижал трубку к другому уху и стал рассеянно водить визиткой, на которой он записал телефон Главной конторы в Йеллоустоне, по суставам пальцев.
— Да, — сказал он, — но если ты потребуешь объяснений, они прозвучат бредово.
— Просто предчувствие?
— Да, — и он поразился, поймав себя на том, что у него действительно было предчувствие — он лишь не был уверен какое. — Тот, с кем я хочу поговорить, врач на пенсии. Его зовут Хью Притчард. Он там со своей женой. Управляющий, наверно, знает, где они — там ведь наверняка нужно зарегистрироваться по приезде, — и я надеюсь, это где-то на территории лагеря с телефоном поблизости. Им обоим за семьдесят. Если ты позвонишь управляющему, он, может быть, передаст парню весточку.
— Иначе говоря, ты думаешь, что главный управляющий отнесется серьезнее к старшему офицеру полиции штата, чем к какому-то говенному окружному шерифу?
— Ты очень дипломатично все высказал, Генри.
Генри Пэйтон довольно рассмеялся.
— Конечно, а разве нет? Ладно, Алан, скажу честно — я ничего не имею против того, чтобы немного помочь тебе, если только ты не заставишь меня нырять глубже и если ты не…
— Нет-нет, — с облегчением и благодарностью произнес Алан. — Это все, что мне от тебя надо.
— Подожди минуту, я не закончил. Как ты понимаешь, я не могу туда звонить по нашей внутренней линии… Капитан следит за звонками, так-то, мой друг. И следит не за страх, а за совесть. Если он увидит счет за это, я думаю, он пожелает узнать, зачем я трачу денежки наших налогоплательщиков, разгребая сено для тебя. Я доступно излагаю?
Алан испустил вздох сдающегося полководца:
— Можешь воспользоваться номером моей личной кредитной карточки, — сказал он. — И можешь сказать управляющему, чтобы он попросил Притчарда позвонить за наш счет. Я засеку звонок и оплачу его из своего собственного кармана.
На другом конце помолчали, а когда Генри снова заговорил, его голос звучал намного серьезнее:
— Это действительно так важно для тебя? Да, Алан?
— Да. Сам не знаю почему, но важно.
Снова последовала пауза. Алан чувствовал, что Генри борется с желанием расспросить поподробнее. Наконец, лучшая часть натуры Пэйтона одержала верх. А может, подумал Алан, не лучшая, а просто более практичная.
— Ладно, — сказал Пэйтон. — Я позвоню и скажу управляющему, что ты хочешь побеседовать с этим Хью Притчардом в связи с текущим расследованием по делу об убийстве в округе Кастл, штат Мэн. Как зовут его жену?
— Хельга.
— Откуда они?
— Форт-Ларами, Вайоминг.
— Ладно, шериф. Теперь перейдем к самому трудному. Давай номер твоей телефонной кредитной карточки.
Вздохнув, Алан продиктовал ему номер.
Минутой позже по стене снова маршировал парад теней.
Парень, наверно, никогда не позвонит, подумал он, а если и позвонит, все равно не сможет сказать мне ничего такого, что я мог бы как-то использовать — что он, в самом деле, может знать?
И все же в одном Генри был прав: у него есть предчувствие. Насчет чего-то. И оно не проходит.
3Пока Алан Пэнгборн разговаривал с Генри Пэйтоном, Тэд Бюмонт припарковывал машину на одной из стоянок за зданием английского и математического факультетов. Он вылез из машины, стараясь не задеть ни за что левой рукой. Секунду он просто стоял без движения, наслаждаясь ясным днем и непривычной тишиной и покоем кампуса.
Коричневый «плимут» подъехал и встал рядом с его «сабербаном», и двое вылезших из него крупных мужчин разбили все мечты о мире и спокойствии, которые накатили на него перед зданием.
— Я поднимусь в свой кабинет только на несколько минут, — сказал Тэд, — а вы, если хотите, оставайтесь здесь, — он заметил двух девушек, пробегавших мимо, — очевидно, в Ист-Аннекс, записываться на летние курсы. На одной был лифчик и голубые шорты, на другой — почти невидимое мини-платье без спины и с каймой, которая одна была способна вызвать сердечный приступ у здорового мужика, не говоря уже о ритмичном подрагивании ее ягодиц. — Понаслаждайтесь пейзажем.
Двое полицейских повернулись вслед проходящим девицам так, словно головы у них были на невидимых шарнирах. Потом старший из них — Рэй Харрисон или Рой Гарриман, Тэд точно не помнил, — отвернулся и с сожалением сказал:
— Мы бы, конечно, с удовольствием, сэр, но нам лучше подняться с вами.
— Но ведь это всего лишь второй этаж, и…
— Мы подождем в холле.
— Ребята, если бы вы только знали, как на меня все это начало давить, — сказал Тэд.
— Приказ, — пожал плечами Харрисон-или-Гарриман. Было совершенно ясно, что огорчения Тэда — равно как и радость, — значат для него меньше, чем пустое место.
— Ага, — со вздохом произнес Тэд. — Приказ. — И он направился к дверям.
Двое легавых двинулись за ним, сохраняя дистанцию в дюжину шагов и выдавая в себе легавых своими гражданскими костюмами, по мнению Тэда, куда более явно, чем если бы на них была родная полицейская униформа.
После долгой изнуряющей жары в машине кондиционер окатил Тэда, как холодный душ. Ему тут же показалось, что рубашка примерзает к коже. Здание, столь шумное и оживленное в учебное время, с сентября по май, было непривычно тихим в этот уик-энд конца весны. Быть может, оно наверстает треть своего обычного гула в понедельник, когда начнется первая трехнедельная летняя сессия, но, что касается сегодняшнего дня, Тэд поймал себя на чувстве некоторого облегчения от присутствия сзади двух полицейских-охранников. Он подумал, что второй этаж, где находится его кабинет, может оказаться и вовсе безлюдным, что по крайней мере избавит его от необходимости объяснять кому-то присутствие за его спиной этих рослых широкоплечих церберов.
Этаж оказался не совсем безлюдным, но тем не менее все сошло гладко. Рауль Де-Лессепс спускался по коридору из общей комнаты отдела в свой кабинет, двигаясь в своей обычной манере… А это означало, что он выглядел так, словно его недавно здорово тюкнули по голове, разом отбив и память, и контроль над двигательными центрами. Он сонно болтался от одной стенки коридора к другой на заплетающихся ногах, разглядывая карточки, стишки и объявления, пришпиленные к дощечкам на дверях кабинетов его коллег. Он мог направляться в свой кабинет — похоже так оно и было, — но даже тот, кто хорошо его знал, не поручился бы за это. В зубах у него был зажат мундштук громадной желтой трубки. Зубы были не так желты, как трубка, но близко к ней. Трубка не дымилась еще с конца 1985-го, когда врач запретил ему курить после сильного сердечного приступа. «Я вообще-то никогда особо не любил курить, — обычно объяснял Рауль своим мягким рассеянным голосом, когда кто-нибудь спрашивал его про трубку. — Но без этого кончика в зубах… Джентльмены, я бы просто не знал, куда идти и что делать, даже если бы мне повезло и я попал бы, куда мне надо». В большинстве случаев он так или иначе был похож на того, кто понятия не имеет, куда ему идти и что делать… Как, например, сейчас. Иногда проходили годы, пока знавшие его люди обнаруживали, что он вовсе не тот рассеянный, напичканный знаниями дурачок, каким кажется. Некоторым же вообще так и не удавалось распознать это.
