Джеймс Гриппандо - Тот, кто умрет последним
По тому, как Келси смотрела на него, Джек понял, что сейчас лучше всего проявить честность.
– Келси, я…
– Не надо, – остановила она Джека.
– Это важно. Вот что я пытаюсь сказать: пять лет я был женат на женщине, которая знала все мои секреты. Не важно, какими они были – личными или профессиональными. Я полностью доверял ей, и все же мы разошлись. Каковы же будут отношения в условиях, когда доверие потеряно еще до того, как мы в такие отношения вступили?
По тротуару прошла женщина, прогуливающая кокер-спаниеля. Сказав «привет», она оттянула собаку от ботинка Джека и направилась дальше.
– Она тебе действительно нравится, правда? – спросила Келси, посмотрев на Джека.
– Никогда раньше не видел ее.
– Я не об этой женщине, а о сестре Салли, Рене.
Джек пожал плечами. Келси глубоко вздохнула.
– Ты хороший парень, Джек. Честно говоря, доверие, о котором ты заговорил, – это не что иное, как интеллектуальная игра. Ты играешь в нее, потому что боишься связывать себя чем бы то ни было, если это не имеет смысла с интеллектуальной точки зрения. Но ты достоин иметь то, что тебе хочется, даже если не очень хорошо понимаешь, почему этого хочешь.
– Спасибо. Я подумаю.
– Надеюсь, это тебе поможет.
– Я пока не уверен, что в этом что-то есть.
– Будет.
Джек с интересом взглянул на Келси, удивляясь, как это женщинам удается видеть в других женщинах то, что мужчинам не дано разглядеть даже в микроскоп.
– Пока я продолжу играть роль, которая отведена мне в твоем плане. Буду делать все, что понадобится вам с Тео. – Келси протянула руку, словно хотела потереть щеку, и отошла назад. – Увидимся, Джек.
– Да, увидимся.
Он смотрел, как Келси села в автомобиль и запустила двигатель. Когда она отъезжала, Джек слегка махнул рукой. Возможно, она видела это, а может, и нет. Но холодок в душе, который он почувствовал, не был связан ни с Келси, ни с Рене.
«Проклятие, – подумал Джек. – Я по-настоящему сожалею, Нейт».
57
Тео жаждал дела. Это состояние не следовало путать с частыми позывами к действиям, которые требовали большого количества массажного масла и соответствовали его трусикам и презервативам самого большого размера, которые светились бы в темноте. (Когда же Тео выпадала удача, то к подлинной удаче это обычно не имело никакого отношения.) Он скорее готовился играть сугубо формальный спектакль типа «Я хотел бы поблагодарить Академию кинематографии», чем показать весь свой подлинный артистизм.
– Это вы говорите мне?
Даже без работающих съемочных камер не было более совершенного актерского мастерства, чем превращение Хавьера, лживого приятеля Татума, в кристально честное существо.
– Можно войти? – спросил Тео.
Он стоял на ступеньках главного входа, а Хавьер стоял по другую сторону стеклянной двери, в тренировочных шортах и без рубашки. Он походил на человека, только что вставшего с кровати, а спать после двенадцати часов дня для вышибалы ночного клуба на Саут-Бич было делом совершенно обычным. Не вызывало сомнений, что в отрочестве и несколько позднее Хавьер много занимался тяжелой атлетикой, да и сексом, наверное, не пренебрегал, но теперь он начал делать последний поворот – выходить на финишную прямую, ведущую в Жирноград. На шее у Хавьера висела толстая золотая цепочка, и Тео заметил, что кожа на его грудных мышцах красная и со следами раздражения, как у ребят из гимнастического зала, которые натирали себе грудь воском, желая понравиться девушкам, предпочитавшим мужскую грудь без волос.
Хавьер злобно посмотрел на Тео, словно пытался вспомнить, встречались ли они с ним раньше.
– Ты чертовски похож на моего дружка Татума. Ты, наверное, его младший брат, причиняющий ему боль в заднице.
– Меня зовут Тео. Нам с тобой пора поговорить.
– Это о чем еще?
– О деле.
– Что за дело?
– Такое, которое нельзя делать, стоя на ступеньках подъезда.
Хавьер слегка улыбнулся, впустил Тео и повел его в конец квартиры, на кухню. Тео подвинул себе табурет, а Хавьер убрал со стойки четыре больших пластмассовых кувшина, наполненных энергетическими белками и добавками для бодибилдинга.
– Пиво? – спросил Хавьер.
– Нет, спасибо. Я уже завтракал.
Пока Хавьер доставал себе из холодильника выпивку, Тео быстро оглядел квартиру. В комнате, расположенной возле кухни, доминирующее положение занимал телевизор с большим экраном. Мебель, казалось, досталась хозяину вместе с унылой квартирой. Если Хавьер занимался каким-нибудь противозаконным бизнесом, то он был либо мелким игроком, либо крупным дельцом, умело скрывающим свои доходы.
Хавьер открыл пиво и сел по другую сторону стойки.
– Ну так в чем дело?
– Я пересмотрел предложение Татума.
Хавьер отпил из банки и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Какое предложение?
– Насчет сорока шести миллионов Салли.
– Что насчет них?
Тео сузил глаза, готовясь оценить реакцию Хавьера на то, что он сейчас скажет.
– Я решил, что меня устраивает третья часть.
– Да, – презрительно усмехнулся Хавьер, – а кого бы это не устроило?
– Так ты с этим согласен?
Тот отхлебнул еще глоток.
– Согласен с чем, придурок?
– Разделить на три части, а не на две.
Хавьер вопросительно улыбнулся.
– Ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?
Тео пришел сюда, чувствуя себя вполне уверенным в затеянном им блефе, но теперь начал сомневаться, действительно ли Хавьер – партнер его брата.
– Валяешь передо мной дурака, Хавьер?
Хавьер допил остатки пива и смял рукой алюминиевую банку.
– Я похож на человека, который валяет дурака?
Нет, подумал Тео, и в этом заключалась вся проблема. Он и так выглядел настоящим дураком, что препятствовало выполнению плана Джека. Весь замысел сводился к тому, что Тео придет сюда и будет блефовать, пытаясь выяснить, на самом ли деле телохранитель Салли – партнер Татума. Но если их гипотеза верна, то Тео следовало бы продвинуться значительно дальше в разговоре с этим тупоголовым субъектом.
«Если он, конечно, не такой хладнокровный актер».
Зазвонил телефон.
– Задержи свою мысль.
Хавьер бросил смятую банку в мусорную корзину и пошел через кухню. Глядя, как он протягивает руку к телефонной трубке, Тео вдруг почувствовал беспокойство из-за того, как претворяется в жизнь план Джека. Что, если Хавьер в самом деле хорошо играл роль дурачка? Что, если сейчас звонит Татум, который скажет ему, что Тео доверять нельзя и нужно прогнать его?
Он еще раз внимательно и с гадливостью осмотрел помещение. А когда его взгляд остановился на коллекции ножей у плиты, в месте, отведенном для разделки мяса, его сердце забилось чаще.
«Алло». – Хавьер начал разговор, и Тео захотелось узнать, кто его собеседник – тот, о ком он думал с надеждой, или тот, о ком он думал со страхом.
58
Было необходимо решить щекотливый вопрос: как поступить с Мигелем Риосом.
Предупредив Татума о том, что бывший муж Салли будет первым, кому он расскажет о намерении Татума «поделить наследство на двоих» с партнером, похоже, столь же опасным, сколь и таинственным, Джек не только блефовал. Угрожая, Джек прежде всего желал подкрепить свою уверенность в том, что нарушение адвокатом привилегии, касающейся разглашения информации, полученной от клиента, в данном случае не идет вразрез с этикой и является необходимым шагом. Однако исходная посылка была слишком натянутой. И дело было не в том, что его клиент (или бывший клиент – в данном случае это не имело значения) убивал людей в прошлом. Этих сведений Джек не имел права разглашать вообще, даже под присягой, ибо это лишило бы его права заниматься адвокатской практикой. Дело состояло в том, что Татум собирался убивать в будущем. Если Тео не добьется успеха, встретившись с Хавьером, Джек ни на йоту не приблизится к решению вопроса, намерен ли его клиент совершить очередное убийство и существует ли реальная угроза жизни ни в чем не повинного человека. Джек, разумеется, не располагал достаточными доказательствами, необходимыми адвокату, который намеревался сделать экстраординарный шаг и обмануть доверие своего клиента.
Тем не менее, в данном случае важная роль отводилась моральной стороне дела. По крайней мере, Джеку следует встретиться с Мигелем и убедиться в том, что один из немногих оставшихся в живых наследников Салли здраво оценивает степень угрожающей ему опасности.
– Полагаете, я не обливаюсь холодным потом от страха? – спросил Мигель.
Джек сидел на краю дивана и смотрел, как Мигель расхаживает по ковру. Мигель никак не мог сесть и успокоиться с тех пор, как пригласил Джека в свою гостиную. Говорил он быстро и с надрывом, и Джек вполне понимал его нервозность.
