Монс Каллентофт - Осенний призрак
— Так предъяви мне обвинение, заведи дело.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Не только я рискую из-за тебя своим местом.
В голосе Свена не слышно обычного покровительственного тона. Сейчас он начальник, призывающий ее к ответственности, к выполнению своего служебного долга.
Вчера индикатор алкотестера в фургоне дорожного патруля загорелся ярко-красным, а полицейские в форме переглянулись и сразу стали кому-то звонить, словно произошло что-то очень важное. Потом они сообщили Малин, что говорили со Свеном и оба готовы раз и навсегда забыть о случившемся. Сначала она хотела послать их ко всем чертям, однако быстро спохватилась, несмотря на свое состояние: до нее вдруг дошло, что они не только рисковали получить наказание по службе, но и, вероятно, шли на сделку со своей совестью.
Но чего только не сделаешь ради спасения коллеги!
— Никто не застрахован от ошибки, — сказал один из патрульных.
Они отвезли ее домой, объяснив, что об этом попросил их Свен Шёман. Наутро Малин проснулась вовремя в состоянии легкого похмелья, приехала в участок и села за свой стол, ожидая, когда комиссар позовет ее к себе.
— Я пытаюсь вслушаться в голоса, — говорит она Свену.
— Что за голоса, Малин? — спрашивает он, усаживаясь за свой стол.
— Голоса расследования, как ты учил. Я знаю, что они говорили со мной, когда я вчера приезжала в замок, но я их не слышала.
— Итак, голоса?
— Да, Свен, голоса, о которых ты твердишь постоянно.
Комиссар что-то бурчит себе под нос, и Малин спрашивает себя, не сравнивает ли он сейчас ее с Фредриком Фогельшё, арестованным совсем недавно за вождение в нетрезвом виде. Впрочем, вряд ли ему сейчас до сравнений.
Свен долго глядит ей в глаза, прежде чем сказать:
— Мы так никуда и не продвинулись в расследовании.
— Дождь смыл все следы, — отвечает Малин.
— То, что произошло вчера, осталось в прошлом. Я разговаривал с Ларссоном и Альманом, они уже все забыли. Разумеется, пойдут слухи. Будь благоразумна, молчи.
— Все знают, что я иногда выпиваю.
— Нет.
— Но я заметила вчера, что по крайней мере для тех двоих из патрульной службы это не было неожиданностью.
Шёман не отвечает, потом глубоко вздыхает и говорит:
— Сейчас ты нужна мне здесь. Ты мой лучший следователь и знаешь об этом. И если бы это было не так, я давно бы отстранил тебя.
— Спасибо, — отвечает Малин.
— Не надо меня благодарить. Соберись.
— Постараюсь.
— Теперь с этим покончено, Форс: ты садишься за руль только совершенно трезвая. А как только мы разберемся с нашим делом, ты будешь лечиться. Поняла?
Малин кивает. Потом потерянно озирается и собирается идти.
— Да, еще лекция! — напоминает Свен.
— Что за лекция? — оборачивается Малин.
— Для старшеклассников школы в Стюрефорсе в понедельник в девять часов. Ты забыла?
Малин помнит, как несколько месяцев тому назад согласилась рассказать школьникам о своей работе. Ее подтолкнуло к этому внезапное желание посетить школу, которую когда-то окончила она сама.
— Разве у меня нет других дел, кроме как сюсюкаться со школьниками?
— Ты выступишь перед ними, — Свен смотрит в свои бумаги на столе, — и сделаешь это как следует. Им нужен образец для подражания, Малин, да и тебе такая встреча пойдет на пользу. Завтра суббота, отдохни, возьми выходной. Только не прикасайся к бутылке!
Малин стучит в дверь «бумажного Аида».
— Войдите, — в один голос отвечают Юхан, Ловиса и Вальдемар. Прокуренный голос последнего выделяется в общем хоре.
От пола до потолка комната завалена бумагами, файлами и папками. Этого вполне достаточно, чтобы мозги отказали, капитулировав перед таким количеством работы. Влажный воздух пахнет потом, лосьоном для бритья и дешевой парфюмерией.
Однако трое полицейских не теряют надежды. Глядя на их дружные, увлеченные поиски, Форс чувствует, как у нее поднимается настроение.
— Ничего нового, — говорит Юхан Якобссон, не отрывая взгляда от бумаг.
Ловиса Сегерберг качает светловолосой головой.
Вальдемар поднимает глаза и внимательно смотрит на Малин. Что означает этот взгляд? Неужели он знает, что случилось вчера?
Нет. Или да?
Плевать.
— Ты чего-то хотела? — наконец спрашивает он.
— Ты имеешь в виду, не хотела бы я сменить тебя в «бумажном Аиде»?
— Именно.
— Мечтай дальше.
— А что у вас новенького?
— Ты имеешь в виду у меня и Харри?
— Нет, у тебя и Его Величества короля Швеции.
— Посмотрим, я еще не видела Мартинссона. После обеда, вероятно, будет собрание.
— Если только что-нибудь всплывет, — добавляет Юхан.
— Счастливо поработать, — напутствует коллег Малин, поворачиваясь к выходу.
— Закрой за собой дверь, — говорит Юхан.
— Мы и дальше хотим дышать этим запахом пота, — ухмыляется Ловиса.
Вальдемар раздувает ноздри, словно ищет достойный ответ на последнюю реплику, а потом обнажает желтые зубы в улыбке:
— Будь осторожнее за рулем, Малин.
Не успевает Малин подойти к своему столу, как у нее звонит мобильник. Она не смотрит на номер на дисплее.
— Здравствуй, это я.
Десять дней назад, покидая его дом, она говорила с ним в последний раз, и первое, что она хочет сделать сейчас, — положить трубку.
— Привет, Янне, я очень занята, не мог бы ты…
Малин стоит у стола с трубкой, прижатой к уху, и буквально задыхается от волнения.
— Нет, Малин, выслушай меня. Как ты могла позволить Туве уйти вчера вечером? Что ты такое ей сказала? На ней лица не было, когда она пришла ко мне на станцию. Когда ты поднимаешь руку на меня — это одно дело, но когда ты с Туве, будь добра, следи за собой.
У Малин нет сил слушать бывшего мужа, она не хочет думать об этом. Она так долго откладывала этот разговор.
— Я…
— Закрой рот и слушай. Туве остается у меня, и тебе у нас делать нечего до тех пор, пока ты не решишь свою проблему. Если тебе от нее что-нибудь понадобится, звони. Но будь осторожна, когда разговариваешь с ней. Ты поняла?
«Он может мне приказывать, — рассуждает Малин. — Сейчас ему нетрудно будет доказать, что я алкоголичка».
— Иди к черту, — отвечает она, а мысленно просит: «Скажи, что любишь меня».
— Малин, — в голосе Янне больше нет злобы. — Возьми себя в руки. Туве нужна мать. Обратись за помощью, если не справляешься сама.
Харри Мартинссона все еще нет на месте.
Руки у Малин трясутся, и она несколько раз несильно бьет кулаками о стол, чтобы унять волнение.
До чего еще я могу дойти? Как отпустила я Туве на улицу ночью? Как я могла потом напиться?
Она оглядывает общее офисное помещение, стараясь успокоиться и начать думать о работе.
— Я был в туалете, — объясняет Харри, усаживаясь за свой стол.
Сейчас у него тот же взгляд, что был утром, когда он встретил Малин у дверей полицейского участка: дружеский, доброжелательный и в то же время обеспокоенный. Харри нисколько не злится, он смотрит на нее с сочувствием.
Малин отворачивается.
Харри все понимает, и он, конечно, думает то же, что и Свен: «Дадим ей закончить расследование, а потом займемся ее проблемой».
Сейчас Харри обеспокоен больше обычного.
— Что-нибудь случилось? — спрашивает он. — Ты выглядишь…
— Не надо, Харри. Давай работать.
«К черту помощь, — думает Малин. — Мне нужны Туве и Янне.
Ведь так?
Мне нужна моя жизнь.
Или все-таки я не справлюсь сама?»
Перед ней возникает лицо психоаналитика Вивеки Крафурд. «Я всегда к вашим услугам, Малин».
К ее столу подходит ассистент полиции Аронссон с какой-то бумагой в руке.
— Я только что из архива, — говорит она. — Им потребовалось некоторое время, чтобы откопать это давнишнее дело. Больше там нет ничего, что касалось бы Фогельшё. В 70-х годах старик Аксель серьезно изувечил одного из своих работников. Пострадавший ослеп на один глаз.
57
— Я упал на землю, а он все продолжал хлестать меня кнутом. Спина горела. Я повернулся, пытаясь подняться, и подставил под удар глаз.
Еще один голос в расследовании. Малин и Харри беседуют с Сикстеном Эрикссоном в его комнате дома престарелых «Серафен». Из окна гостиной открывается вид на парк: голые деревья тяжело раскачиваются на ветру, дождь прекратился.
В семьдесят третьем году Сикстен Эрикссон по вине Акселя Фогельшё ослеп на один глаз. Обстоятельства этого происшествия изложены в бумагах, найденных в архиве. Эрикссон нанялся разнорабочим в замок Скугсо. Однажды он въехал в двери часовни на тракторе и сломал их. Взбешенный Аксель так избил его, что несчастный лишился глаза. Суд приговорил графа Фогельшё к штрафу и выплате пострадавшему минимальной компенсации.