Роберт Маккаммон - Мистер Слотер
— Жизненно важно? Так и сказал?
— Именно так. Он… гм… несколько пугающего вида. Я вернусь и спрошу, как его зовут, если хочешь.
Оливер нахмурился. Ему было двадцать восемь лет, и совсем недавно он был холостяком — пожизненным, как уверял он друзей за кружкой эля в «Семи звездах». А два года назад встретил пухленькую девушку с каштановыми локонами и сияющими глазами — ее богатый отец хотел починить часы голландской работы у себя в гостиной. Никогда в жизни он не чинил часы так долго, и странно было — чинить часы и желать при этом, чтобы время остановилось.
— Нет, не надо. — Он отодвинул стул и встал. — Если жизненно важно, я думаю, мы должны узнать, в чем дело.
Она поймала его за руку:
— Олли, — сказала она, глядя на него с мольбой. Снизу вверх, потому что он был тощий как жердь и ростом шесть футов три дюйма, а она — маленькая и пухлая. — Он… может быть, он опасен.
— Правда? Что же, опасность — мое ремесло. Хотя бы отчасти по крайней мере. Пойдем узнаем, что он хочет.
В комнатах было место для всего, и все было на своем месте. Первое, чему научила его Присцилла — что художник не обязательно должен жить в беспорядке. Не обязательно набивать дом книгами, исписанной бумагой, колесиками, мешками пороха и свинцовыми шариками, оставлять на полу фарфоровые банки со смазкой всех видов, от которых, если разбить, остается жуткая грязь. Тем более когда на свет должен появиться новый Квизенхант. Так что у Оливера осталась мастерская, где упорядоченный беспорядок был его раем, а Присцилле достался весь дом — кроме, естественно, погреба.
Еще он любил, когда она называла его художником. В первый раз это было в саду ее отца, когда он посмотрел ей в лицо и спросил сам себя, что, собственно, значит термин «пожизненный холостяк».
Присцилла закрыла дверь, когда ходила его звать. И сейчас она стояла рядом с Оливером, вцепившись в рукав его кремовой рубашки.
Он открыл дверь. Стоявший снаружи человек обернулся, оторвавшись от созерцания парада фургонов, телег и прохожих на Четвертой улице.
— Оливер Квизенхант? — спросил гость.
Оливер кивнул, когда прошло первое оцепенение. Кажется, он услышал в этом голосе нотку… чего? Облегчения? Да, пожалуй. И Присцилла была права: перед ним стоял тощий и загрубелый кожаный чулок прямо из дебрей — так казалось. С самой границы, где индейцы отрубают людям руки и ноги и варят в котлах себе на ужин. Выглядел посетитель так, будто ему случалось видеть эти котлы. Может, он сам едва от такого котла сбежал. Возраст? Лет двадцать шесть или двадцать семь? Трудно было сказать из-за лиловых кровоподтеков на правой скуле и на лбу. Налитые кровью глаза, под левым наклеен пластырь. Под глазами черные впадины, общая мрачность облика… то ли двадцать семь, то ли пятьдесят. Недельная или больше щетина, путаница черных волос, руки обернуты грязной кожей, разорванные винного цвета панталоны и того же цвета жилет, заляпанные грязью чулки, заношенная белая рубашка и куртка оленьей кожи в грязи. А на ногах — честное слово! — индейские мокасины.
Разведчик, наверное, подумал Оливер. Идущий впереди и расчищающий дорогу, принимая на себя риск, на который способны лишь самые храбрые. Или самые безрассудные.
Таких вот людей, подумал он, называют всадниками провидения.
— Я Мэтью Корбетт, — представился посетитель. — Можно мне войти?
— Я… видите ли, сэр, я сейчас очень занят. Я хотел сказать, было бы лучше всего вам прийти как-нибудь в другой…
— Я хочу с вами поговорить об одном из ваших изобретений, — продолжал Мэтью, будто и не слышал. — Взрывающийся ларец.
— Взрывающийся… а, да. Эти вот. Вы имеете в виду сейф без ключа? Западню для воров?
— Называйте как угодно. Я хотел бы знать, как он попал в руки убийцы по имени Тиранус Слотер.
— Слотер? — Квизенхант порылся в памяти. — Извините, не могу вспомнить такого имени. Никакому преступнику я западню не продавал.
— Вы уверены?
— Абсолютно. У меня тщательно записано, кто покупает мои… — он чуть не сказал «шедевры», но вовремя поправился: — изделия.
Мэтью не знал, чего можно ожидать от этого человека. Квизенхант был тощ и долговяз, руки у него слишком велики для костлявых запястий, а ноги — здоровенные, как баржи. Большие карие глаза, белокурые волосы с вихром, торчащим надо лбом экзотическим растением. Мэтью уже выяснил, что Квизенханту двадцать восемь лет, но выглядел он моложе. Что-то почти детское было в нем, в этой чуть согбенной осанке, в интонациях, поднимавшихся к последнему слову каждого предложения. Этому впечатлению способствовали многочисленные веснушки на вишневом румянце щек. Квизенхант казался Мэтью двенадцатилетним переростком, напялившим отцовские туфли с пряжками, белые чулки, темно-коричневые панталоны, кремовую рубашку и галстук в желтую полоску. Всплыли в памяти слова «ошибка природы».
Пришло время выкатывать пушку.
— Я представитель закона из Нью-Йорка, — заявил Мэтью. — В данном случае можете видеть во мне руку королевского суда. Я ищу Слотера, и у вас может быть необходимая мне информация.
— А! — поспешно ответил Квизенхант и поскреб пальцем нижнюю губу. — Но тогда… почему вам не обратиться к властям Филадельфии? Верховного констебля Абрама Фаррадея я знаю лично.
— Обратился. Он послал меня к вам.
— Я думал, вы разведчик с индейской границы, — сказал Квизенхант почти разочарованно.
— Разрешите? — Мэтью жестом показал, что хочет войти.
Был момент некоторой неловкости, когда хозяин дома посмотрел на супругу, будто спрашивая, одобрит ли она появление такого грязнули в своем царстве, будь то нью-йоркский констебль, разведчик с границы или король уличных попрошаек. Но она грациозно кивнула Мэтью, отступила на шаг и спросила, не желает ли он лимонаду.
Квизенхант провел гостя по коридору в свою мастерскую, и здесь Мэтью увидел, насколько человек может любить свое призвание.
Три дня назад в слабом свете раннего утра Мэтью вышел, спотыкаясь, из лесу к деревне ниже плотины. И почти тут же встретил человека в коричневой шерстяной шапке, в сером сюртуке, который шел из дома в дом, неся зажженный факел.
— Кто здесь? — заорал человек, и Мэтью решил, что разумнее будет ответить, потому что на него смотрел раструб мушкетона.
«Индейцы тревожат», — сказал ему караульный по дороге к деревенскому констеблю по имени Иосафат Ньюкирк. Городок назывался не Колдерз-Кроссинг, а Хоорнбек. Как сообщил тот же караульный, расположен был городок на Филадельфийском большаке милях в четырех от города. «Индейцы сделали себе боевой раскрас, — сообщил караульный по дороге. У Мэтью все еще раскалывалась голова, зрение то и дело отказывало, но кое-как он функционировал. — Эй! Тебе тоже от них досталось?»
«От кого?» — спросил тогда Мэтью.
«Да от индейцев же! Они тут так и ползают вокруг!»
Небольшой поселок Хоорнбек был на военном положении. Повсюду встречались вооруженные мужчины, ведущие брыкающихся лошадей. Женщины собрались кучками, держа на руках младенцев или успокаивая перепуганных детей. Когда Мэтью провели в кабинет констебля в беленой городской ратуше, какой-то клерк сообщил, что констебль Ньюкирк отправился объезжать посты. Мэтью не мог терять времени. Он попросил, чтобы его отвели к местному врачу, и через несколько минут уже был у двери белого домика с темно-зелеными ставнями у озера.
Доктор Мартин Леве, медведь с короткой стрижкой, бурой бородой, где уже просвечивала седина, и карими глазами, прикрытыми стеклами очков, поспешно зазвал его внутрь, положил на стол, поставив по три свечи с каждой стороны от головы Мэтью, и начал осматривать раны, пока его жена кипятила воду для чая и горячих полотенец.
— Повезло, — сказал доктор басовитым рокотом, отдавшимся у Мэтью в ребрах. Тронул корку запекшейся крови под глазом — Мэтью только сейчас понял, что ногти Слотера свое дело сделали. — Чуть выше — и эти когти оставили бы вас без глаза. И удар по голове весьма нехороший, судя по размеру кровоподтека. Очень опасный. Сколько пальцев я показываю?
— Три, — ответил Мэтью, когда сосредоточился и три из шести пальцев исчезли в клубах дыма.
— Откройте рот. Зубы не проглотили?
— Сэр… послушайте. Я не затем пришел. Я ищу человека, который наверняка к вам приходил… — «какой сегодня день?» — вчера. — Описать Слотера было просто. — У него в плече должна была торчать стрела.
— Вы имеете в виду земельного спекулянта сэра Эдмунда Жадни, от лорда Шелби? Его приводил констебль Ньюкирк.
— Сэр Эдмунд Жадни?
— Ему здорово досталось. Индейцы напали на его отряд, всех перебили — где-то в пяти милях от города. Я зашил ему рану на голове, вытащил стрелу из плеча и сделал что смог. Дал еще бутылку бренди для снятия боли.
