Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер
Та же ночь.
23.00. С одной стороны стола заседаний — Мистраль и Венсан Кальдрон, с другой — Жак Тевено. Перед психиатром разложены ксерокопии фото из альбома, некоторые отмечены яркими стикерами. Полицейские слушают очень внимательно. Но прежде чем приступить к изложению своих выводов, Жак Тевено достал из чемоданчика непочатую бутылку портвейна.
— Мой любимый. Да и вы, Людовик, по-моему, уже его пробовали. Рюмки не захватил — уверен, у вас есть все, что нужно.
Полицейские заулыбались.
— В этой истории все упирается в зеркало, — продолжил Тевено. — И в зеркале-то я, смею надеяться, отыскал разгадку. Прошу вас обоих внимательно вглядеться в эту пару фотографий, отмеченных желтым ярлычком.
Заинтригованные Мистраль и Кальдрон взяли пару листов, протянутых психиатром. Мистраль облокотился на стол, оперся подбородком на руки и переводил взгляд с одного оттиска на другой. Кальдрон делал то же, опершись на стол скрещенными руками. Все трое молчали.
Через несколько минут полицейские оторвали от снимков разочарованные, растерянные, вопрошающие глаза.
— И что же? — спросил Тевено.
— Да ничего, — отозвался Кальдрон. — Что-то непонятное. На одной фотографии Франсуа сидит за столом с карандашом и тетрадкой. Карандаш в правой руке. На другой странице совершенно такой же снимок, но карандаш в левой руке.
Жак Тевено был очень доволен эффектом.
— Вот-вот, неплохо. А вы что скажете? — обратился он к Мистралю.
— Похоже на игру «найди десять различий», — ответил комиссар. — Карандаш я заметил, но дело, наверное, не в этом?
— У вас тут есть зеркало? — спросил психиатр.
— В туалете.
— Пойдемте.
Тевено забрал ксероксы, и все трое пошли в туалет.
Психиатр поднес к зеркалу одну из страничек:
— Что вы видите?
— То же самое, только наоборот.
— Превосходно! Вот вы и раскрыли свое дело. Теперь можем вернуться в кабинет.
Пока полицейские шли обратно следом за психиатром, в голове их роились только вопросительные знаки.
Тевено опять положил ксероксы перед собой.
— Перед вами одна очень редкая загадка генетики: ее называют «зеркальные близнецы».
Полицейские по-прежнему ничего не понимали. Жак Тевено указал на фотографии карандашом:
— Один правша, другой левша. У одного на голове пробор справа, у другого слева. Один и тот же человек в двух экземплярах. Людовик, когда вы смотрите на себя в зеркало, вы, как и все, видите перевернутое изображение. Изображений два, человек один. А тут не так, — похлопал по фотографиям Тевено. — Человека два, изображение одно. Истинные близнецы, но один зеркален другому!
Мистраль и Кальдрон на ходу сопоставляли пояснения психиатра с материалами дела.
— Иначе говоря, когда они стоят друг напротив друга — все равно что смотрятся в зеркало.
— Именно так! Захватывает дух, да?
— И вся генетика одинакова?
— Абсолютно вся, кроме отпечатков пальцев.
Мистраль, качая головой, размышлял, как это соотносится с убийствами. В Уазе из трех случаев в двух был левша, в одном правша. Следы ДНК в Уазе и в Париже одинаковы. Но ведь внешне Бриаль и Эмери совершенно не похожи, даже учитывая, что они не просто близнецы, а зеркальные…
— Я открою портвейн?
— Открывайте, а я схожу за рюмками, — ответил Мистраль.
В Восемнадцатом округе хозяева и некоторые завсегдатаи баров, откуда звонил Эмери, узнали по фотороботу посетителя, который даже позвонить не мог — до того был пьян. Все говорили: «Жуткая рожа, вся изранена — да и неудивительно, если так пить!» Один клиент в одном из баров рассказал, что никак не мог понять, зачем этот мужик ищет общий телефон, когда у самого в руках мобильник. «Я его спросил, а он мне: „А что, это идея!“ Я помог ему выйти на улицу, он даже не мог подняться на три ступеньки. А потом пошел, держась за стенку».
Поль Дальмат и Жерар Гальтье не спеша пили портвейн. Они с интересом слушали, как Жак Тевено излагал научные сведения об истинных и зеркальных близнецах. Мистраль взглядом предоставил слово Дальмату:
— Ну и что рассказала Одиль Бриаль?
— Тихо плакала, — отозвался Дальмат, — а Ингрид ее утешала. Я рассказал про ДНК, про мобильный телефон. Она делала вид, будто ей все равно, но все поняла. А когда вы нас вызвали, я как раз рассказывал ей про апостола Фому.
— Апостола? При чем тут апостол? — удивился Мистраль.
— Вы имели, конечно, в виду — про Дидима.
Психиатр и Дальмат понимающе переглянулись.
— Ну да, Дидима! Конечно, именно так.
— Вы не могли бы нам что-нибудь объяснить, чтобы мы не торчали в офсайде? — Кальдрон обращался одновременно и к Тевено, и к Дальмату.
Дальмат все тем же монотонным голосом, к которому все уже начали привыкать, продолжил:
— Думаю, что разгадал эту историю, опираясь на цитаты из Экклезиаста. Когда убийца пишет: «И возненавидел я жизнь, потому что противны мне стали дела, которые делаются под солнцем, ибо все — суета и ловля ветра!», еще: «Время искать и время терять; время сберегать и время бросать», — я снова вспомнил о потерянном поколении, теме романа Хемингуэя «И восходит солнце». Разлученные при рождении близнецы ищут друг друга, потому что каждый знает, что у него есть брат. Но потом они будут вновь разлучены и осуждены на жизнь в аду разлуки — из-за своих убийств. Вот как я рассуждал.
В кабинете наступила тишина, Мистраль нарушил ее первым:
— И при чем тут Фома? И кто такой Дидим?
Дальмат улыбнулся одними губами.
— Одиль Бриаль все время называла меня кюре, я и решил прочитать ей проповедь. Фома в Евангелии назван Близнецом, по-гречески «близнец» будет Дидим. Не мог же я ее разочаровать, хотя позже она меня и окрестила сатаной.
Всем присутствующим — и полицейским, и психиатру — очень понравился тон рассказа Дальмата: очень спокойный, но не лишенный юмора.
— Жерар, что Вивиана Бриаль?
— После моего рассказа с «картинками» она разрыдалась. Потом высморкалась, выпила воды и принялась меня ругать. Я думал, она уже расколется — не тут-то было! Но если дойдет до близнецов, тяжело ей будет держаться.
Лицо Мистраля в сгущающейся темноте выглядело заостренным еще больше. Он уже и не помнил, сколько с утра заглотил чашек кофе и таблеток аскорбиновой кислоты. Побаливал желудок, и Мистраль понимал: ему не устоять против изнеможения, которое постепенно овладевало им. Ныли также спина и плечи, а колющая боль в голове мешала нормально разговаривать. Только заряды адреналина еще поддерживали в нем хотя бы минутные всплески энергии.
Гипотеза о зеркальных близнецах и перспективы, которые она давала для расследования, словно впрыснули в него хорошую дозу, но теперь он чувствовал, что ее действие заканчивается.
Мистраль торопливо листал блокнот.
— У нас есть хорошая мысль о том, кто совершал убийства, но почему убиты именно эти женщины, мы все еще не знаем. Есть идеи?
Вопрос Мистраля поубавил оптимизма у присутствующих. Никто не мог пока на него ответить.
Полночь. Все, кто собрался в кабинете Мистраля и теперь молча размышлял о причинах убийств, вздрогнули от телефонного звонка. Поговорив несколько секунд, Мистраль нажал кнопку спикерфона, чтобы разговор слышали все. На проводе был старший группы, занимающейся поисками Эмери в Восемнадцатом округе.
— Я говорил, что благодаря фотороботу мы напали на след этого типа. Во-первых, его узнали во всех барах, откуда он звонил на ФИП. А теперь я стою перед большой башней, которую видно с Окружного бульвара, у ворот Ла Шапель. Там подростки его официально опознали, видели его два вечера подряд — вчера и сегодня. Видели, как он выходил из башни, но как возвращался — не заметили.
— Оставайтесь там. Сейчас я буду! — Организм Мистраля получил новую мощную дозу адреналина. — Там их на месте человек десять. Я поеду с Венсаном — этого довольно. Остальные продолжат допрос. Но на случай надобности будьте на связи.
— Я тоже хотел бы поехать. — Дальмат произнес это твердо и громче обычного, что всех удивило.
Мистраль строго посмотрел на него.
— Этим делом занимался мой отряд, — решительно произнес Дальмат. — Если мы арестуем этого человека, я бы хотел быть на месте и составить протокол.
Мистраль кивнул.
Кальдрон выехал со двора на набережной Орфевр медленно, без мигалки, без сирены, не зажигая фонарика «Полиция». Спокойно. Так едут домой после долгого рабочего дня. Он пропустил несколько машин, а через сто метров остановился на красный свет.
— А почему мы едем так медленно?
— Поль, если бы мы вылетели, как из пушки, нам на хвост упали бы журналисты на мотоциклетах, которые крутятся возле дома № 36, и торчали бы у нас над душой во время операции. Вот выедем на Севастопольский — там врублю скорость.
