Тесс Герритсен - Хирург
«Неужели Корделл?»
Она мчалась сквозь заросли травы, прямиком к задней двери дома.
Заперто.
Она отступила на шаг, оглядев и дверь, и раму. Для вышибания дверей требовалась не столько физическая сила, сколько энергетика, подкрепленная адреналином. Будучи новичком, да к тому же единственной женщиной в команде, Риццоли уже приходилось однажды выполнять приказ выбить дверь в квартиру подозреваемого. Это было испытанием на прочность, и коллеги-мужчины ожидали и даже надеялись, что она провалит его. Пока они стояли в предвкушении ее позора, Риццоли собрала всю свою ярость и обрушила ее на дверь. Двумя резкими пинками она вышибла ее и заслужила одобрительные аплодисменты.
И вот сейчас она пребывала в таком же состоянии. Прицелившись, Риццоли три раза выстрелила в замок. Потом резко ударила ботинком по двери. Дерево хрустнуло. Она снова ударила. На этот раз дверь подалась, и она влетела внутрь, держа оружие наготове. Огляделась по сторонам. Кухня. Жалюзи были опущены, но света оказалось достаточно, чтобы увидеть, что там никого нет. Грязная посуда в раковине. Жужжащий холодильник.
«Здесь ли он? Может, в соседней комнате поджидает меня?»
Черт, надо было надеть жилет. Но она не ожидала такого поворота событий.
Пот струился по ней градом, затекая под спортивный бюстгальтер. Она заметила на стене телефонный аппарат. Сняла трубку. Гудка не было. Шанса вызвать подкрепление тоже.
Риццоли оставила трубку висеть и подкралась к двери следующей комнаты. Здесь была гостиная, обставленная потертым диваном и несколькими стульями.
Где же Хойт? Где он?
Она двинулась дальше. На полпути она замерла, испугавшись вибрации собственного пейджера. Черт! Риццоли отключила его и продолжила путь.
В холле она остановилась. Входная дверь была настежь распахнута.
«Ушел».
Она вышла на крыльцо. Не обращая внимания на москитов, она осмотрела двор, выглянула на дорогу, где стояла ее машина, отметила густые заросли травы и протянувшуюся невдалеке кромку леса. Слишком много мест, где можно укрыться. Пока она, как последняя идиотка, ломала заднюю дверь, он выскользнул из дома и удрал в неизвестном направлении.
«Корделл в доме. Ищи ее».
Риццоли вернулась в дом и поспешила к лестнице. Наверху было душно, и она взмокла, пока осмотрела три спальни, ванную и гардеробные. Корделл нигде не было.
Господи, она же здесь задохнется от жары.
Она спустилась вниз, и от воцарившейся в доме тишины ей стало не по себе. Она вдруг поняла, что Корделл уже мертва. Что вопль, который она слышала, находясь в амбаре, был предсмертным — последний звук, вырвавшийся из умирающего горла.
Она вернулась на кухню. Из окна над раковиной хорошо просматривался амбар.
«Он увидел меня, когда я шла через заросли травы к амбару. Видел, как я открывала двери. Он знал, что я найду „Мерседес“. И понял, что время пришло. Тогда он прикончил свою жертву и сбежал».
Холодильник дернулся и замер. Она услышала собственное дыхание, которое показалось ей барабанной дробью.
Обернувшись, она увидела дверь, ведущую в подвал. Это было единственное место, которое она еще не обыскала.
Она открыла дверь и увидела темноту под ногами. О черт, как же она ненавидела это — спускаться по ступеням навстречу ужасу. Она не хотела идти, но понимала, что там, внизу, лежит Корделл.
Риццоли полезла в карман за фонариком. Следуя за его тонким лучиком, она спустилась на одну ступеньку, потом на следующую. Воздух становился все более прохладным и сырым.
Она почувствовала запах крови.
Что-то прошелестело прямо перед ее лицом, и она в ужасе отпрянула. Потом вздохнула с облегчением, когда в свете фонаря увидела свисающую с потолка цепочку выключателя. Она протянула к ней руку и дернула. Свет не зажегся.
Ладно, обойдемся фонариком.
Она вновь направила луч фонаря на ступени и продолжила спуск, крепко прижимая к себе пистолет. После одуряющей жары в прохладном подвале ее начал бить озноб, и холодный пот выступил на коже.
Риццоли дошла до последней ступеньки и встала на сырую землю. Здесь было еще холоднее, а запах крови ощущался все сильнее. Воздух был густым и влажным. И тишина как в склепе. Самым громким звуком было ее дыхание, со свистом вырывающееся из легких.
Она посветила фонариком в арку и едва не вскрикнула, когда на нее уставилось собственное отражение. Она стояла с оружием в руке, оцепенев от ужаса, постепенно осознавая, что видит прямо перед собой.
Стеклянные сосуды. Огромные аптекарские сосуды, выстроенные в ряд на полке. Ей не нужно было смотреть, что плавает внутри, она и так знала.
«Его сувениры».
Всего было шесть сосудов, каждый под своим именем. Жертв оказалось больше, чем им было известно.
Последний сосуд стоял пустым, но имя уже было обозначено на этикетке. Контейнер ждал своего приза. Лучшего из всех призов.
«Кэтрин Корделл».
Риццоли резко обернулась, и луч фонарика заплясал по потолку, стенам, выхватывая из темноты массивные колонны и камни фундамента. Наконец он замер в дальнем углу. На стене темнело пятно.
Кровь.
Она посветила туда, и свет упал на тело Корделл, привязанное к кровати. На нем блестела свежая кровь. На белом бедре алела отметина, как будто оставленная ладонью Хирурга. Возле кровати стоял лоток с инструментами — набор пыточных приспособлений.
«О Боже! Я ведь могла тебя спасти…»
Обезумев от ярости, она посветила фонариком вдоль окровавленного тела. На шее не было зияющей раны от смертельного удара.
Луч света, казалось, дрогнул. Нет, дрогнул не свет, а грудь Корделл!
«Она еще дышит».
Риццоли сорвала скотч с губ Корделл и почувствовала ее теплое дыхание. Увидела, как дрогнули ее веки.
«Слава Богу, жива!»
Одновременно с дикой радостью пришло вдруг ощущение: что-то не так. Но думать об этом было некогда. Она должна вытащить отсюда Корделл.
Зажав фонарик в зубах, она быстро перерезала ленту на запястьях Корделл и нащупала пульс. Пульс был — слабый, но определенно был.
И все-таки она не могла избавиться от неприятного ощущения тревоги. Даже когда освобождала от оков щиколотки Корделл, в голове вертелась неясная навязчивая мысль. И наконец она поняла, в чем дело.
Тот крик. Она слышала крик Корделл, когда была в амбаре.
Но у Корделл рот был заклеен скотчем.
«Он сорвал его. Он хотел, чтобы она закричала. Он хотел, чтобы я услышала этот крик. Ловушка!»
В тот же миг рука ее потянулась к пистолету, который она положила на кровать. Но дотянуться она не успела.
Прямо в висок обрушился удар такой силы, что она тут же распласталась на земляном полу. Она отчаянно пыталась встать на четвереньки, но безуспешно.
Последовал новый удар, заваливший ее на бок. Риццоли услышала, как хрустнули ребра, и от боли перехватило дыхание. Она опрокинулась на спину, чувствуя, что задыхается.
Над головой зажегся свет — одинокая лампочка болталась под потолком.
Он стоял над ней, и его лицо вырисовывалось черным овалом. Это был Хирург, обозревающий свою новую добычу.
Она перекатилась на другой бок и все-таки попыталась приподняться.
Он пихнул ее ногой, и она снова завалилась на спину. Удар пришелся на сломанные ребра, и она взвыла в агонии боли, больше уже не в силах шевельнуться. Даже когда увидела занесенный над головой ботинок.
Подошвой он пригвоздил ее руку к полу.
Она закричала.
Хирург потянулся к лотку с инструментами и взял скальпель.
«Нет! Господи, только не это!»
Он склонился на ней, ботинком все еще прижимая ее руку к полу, и занес скальпель. Потом безжалостно полоснул им по ее раскрытой ладони.
Она издала дикий вопль, когда сталь пронзила руку насквозь, пригвождая ее к земле.
Он схватил следующий скальпель. Взял ее правую руку и так же придавил к полу подошвой. И снова занес нож над головой. А потом опустил, прорезая и плоть, и землю.
На этот раз крик вырвался слабый. Это был, скорее, стон побежденного.
Он поднялся и какое-то время любовался ею, как любуется коллекционер, пришпиливая очередную бабочку к доске.
Потом подошел к лотку с инструментами и взял третий скальпель. Распластанная на земле, пригвожденная к ней, Риццоли могла только наблюдать и ждать финального акта. Он обошел ее сзади и опустился на корточки. Схватил за волосы и грубо задрал ей голову, обнажая шею. Теперь она смотрела прямо на него, и его лицо стало не просто черным овалом. Оно превратилось в черную дыру. Она чувствовала, как пульсирует на ее горле сонная артерия, в такт биению сердца. Кровь жила своей жизнью, путешествуя по артериям и венам. Ей оставалось лишь гадать, как долго она продержится в сознании. И будет ли смерть постепенным погружением в темноту. Она уже понимала ее неизбежность. Всю свою жизнь она оставалась борцом, всю жизнь сопротивлялась поражению, но на этот раз ей не повезло. Ее шея была безжалостно подставлена холодному орудию убийцы. Она видела его сверкающее лезвие и зажмурилась, когда оно коснулось кожи.
