Колин Маккалоу - Плотский грех
Он нахмурился, чуть откинув назад ничем не примечательное лицо.
– Каковы ваши причины, доктор Уэйнфлит?
– Я провела в общей сложности двести часов – двадцать заходов по десять часов каждый – производя микрохирургические операции на мозге этого человека. Я бы желала произвести полное анатомическое и гистологическое исследование этого мозга, чтобы увидеть, что я могу подтвердить, а что исключить из моей техники, – ровным тоном объяснила Джесс.
– В таком случае, когда я закончу, вы сможете забрать его мозг. Если я найду причину смерти раньше, чем препарирование мозга станет необходимым, вы сможете получить его нетронутым. – Он улыбнулся Джесс, которую не имел причин воспринимать иначе, чем просто коллегу. – Если мне все же придется анатомировать мозг, я постараюсь быть аккуратным.
– Благодарю вас! – искренне сказала Джесс.
– Это очень любопытное вскрытие, – начал свою речь доктор Феннелл, обращаясь к своему лениво вращающемуся магнитофону, – поскольку нельзя пойти коротким путем. Мною получено указание – недвусмысленно установить причину смерти, что означает непременное исследование на предмет обнаружения поверхностных поражений, в частности мест инъекций или царапин, вызвавших кровоподтеки…
Так продолжалось несколько часов – кропотливые исследования кожи тела, скальпа, ногтевого ложа, слезных каналов, слюнных желез и так далее, до тех пор, пока Гус смог категорически исключить внешний фактор, кроме проникновения чего-то через рот. Затем последовал осмотр внутренних органов, многочисленных биологических жидкостей и образцов тканей, которые были отправлены Полу Бахману на предмет обнаружения токсинов; изучение артерий на предмет шумов, жировой или воздушной эмболии, а также исследование вен, лимфатических каналов и узлов, желез внутренней секреции. Тромбы? Отсутствуют. Ровным счетом ничего.
Наконец настал черед головы, удаление тканей лица, чтобы обнажить ротовое отверстие в черепе, и, наконец, рассечение черепа с помощью пилы, чтобы снять огромную крышку, закрывавшую мозг.
– Ах! – воскликнул Гус. – Субарахноидальное кровоизлияние!
После долгого молчания послышался голос Джесс Уэйнфлит:
– Аневризма? Это невозможно!
Из черепной коробки был вынут мозг, поверхность его побагровела, почернела, местами превратившись в бесформенную массу. Гус подвигал массивным увеличительным стеклом над основанием мозга, который держал в руке.
– Я провела на нем все мыслимые анализы! – забормотала Джесс. – Я сделала все, говорю вам! Пневмоэнцефалограммы – артериограммы и правой, и левой сонных артерий – артерии прекрасно наполнялись, превосходное артериальное дерево с каждой стороны! – Она стукнула кулаком. – Аневризмы не было!
– Была, моя дорогая, – мягко сказал Гус. – Посмотрите сами! Видите? На базилярной артерии в районе мозжечка и варолиевого моста – прямо перед тем, как она разделяется на позвоночные артерии, видите? Смазано, но видно. Единственное место, которое плохо наполняется красителем, однако аневризма именно там. Исходя из осмотра областей ниже виллизиева круга, я бы сказал, что имелось эпизодическое крохотное кровотечение перед самой катастрофой. Причина смерти очевидна. Мне не понадобится сам мозг. Вам он все еще нужен, доктор Уэйнфлит?
– Да, – произнесла она устало. – И благодарю вас.
Было девять часов вечера, никто не ел с обеда, а Джон Сильвестри требовал, чтобы ему немедленно доложили о положении вещей. Комиссар собрал Кармайна, Эйба, Пола и Гуса и повел их в «Мальволио» на поздний ужин.
– Первое, в чем я нуждаюсь, – это бурбон с содовой, – сообщил Кармайн.
– И я тоже, – поддакнул Эйб.
– Я человек воздержанный, но давно мечтаю о бокале красного портвейна, – согласился со всеми Гус. – По крайней мере, никто из вас не курит.
Весь во власти любопытства, Луиджи решил сам обслужить столик с тяжелой артиллерией, периодически подсаживаясь к этим важным людям, когда выдавалось окно. Будучи однокашником Сильвестри по Сент-Бернарду (а также его кузеном), он, как все знали, даже под пыткой не стал бы трепаться об услышанном.
После двух восхитительных глотков бурбона Кармайн заговорил:
– Гус, первым делом объясни результаты вскрытия и почему они так огорчили Джесс Уэйнфлит.
– Двести часов нейрохирургии! – хихикнул Гус. – Это поражает воображение. Джесс проделала на Уолтере двадцать операций по десять часов каждая, – как я понимаю, в некой попытке перемонтировать его мозг. Ну так вот: вы не станете вкладывать столько времени, пока не убедитесь, что физически мозг пациента в безупречном состоянии – никаких скрытых опухолей, или рубцов, или аневризм. Аневризмы труднее всего обнаружить, поскольку, для того чтобы увидеть аневризму, требуется сделать опасный анализ – артериограмму. Что такое аневризма? Это слабое место в стенке артерии, вроде пузыря. Покуда кровяное давление остается стабильным, этот пузырь не мешает. Но если давление возрастает, может образоваться крохотная дырочка и подтекать. Если давление поднимется очень сильно, пузырь разорвется и кровь изольется в мозг. Где бы аневризма ни находилась, результатом будет смерть. Джесс делала артериограммы. Это означает, что она вводила иглу, полную красителя, в сонную артерию и наблюдала, как краситель перемещается по артериям мозга. С обеих сторон мозга. Она была убеждена, что у Уолтера нет аневризм – они вообще не очень распространены, и у людей редко встречается более одной. Но аневризма Уолтера оказалась на той артерии мозга, которая не всегда полностью наполняется красителем. Вот почему Джесс ее пропустила, – заключил Гус, маленькими глоточками потягивая свой портвейн. – Весьма неудачно!
– Почему ей так хотелось получить его мозг? – спросил Эйб.
– О, она засядет за микротом[68] и нарежет мозг на такие тонкие ломтики, что папиросная бумага по сравнению с ними покажется кирпичом, – ответил Пол. – Ей хочется узнать, какой эффект произвели те двести часов проведенной ею микрохирургии. Она же ученый.
– Наводящий ужас, – добавил комиссар.
– Дело еще не закончено, – сказал Эйб, – но прежде чем я объясню, что имею в виду, я намерен заказать обед и еще одну выпивку.
Луиджи встал и махнул рукой, прося повторить напитки.
– Делайте ваши заказы, джентльмены. Есть все, только блюдо дня закончилось.
К тому времени как ужин был съеден и заказан горячий шоколад (Луиджи знатно его готовил), полицейские распланировали завтрашний день. Пол сделает анализы биологических жидкостей и тканей после вскрытия Уолтера Дженкинса, Джон Сильвестри удалится в свое орлиное гнездо, Гус вернется к менее срочной работе, а два детектива встретятся с Делией, Лиамом, Тони и Донни в восемь часов утра в кабинете Кармайна.
Понедельник, 8 сентября 1969 года
Делия провела восхитительное воскресенье у Руфуса и Ра, которые обучали ее сочинять остроумные тексты к песням, лимерики и всевозможные дурашливые стишки. Они нашли гениальный способ отвлечь ее от криминальных дел, ведь нельзя заниматься творчеством, задействуя только один сегмент ума; требовалось вовлечение всего интеллекта. И все участники много смеялись, порой чуть не до истерики.
Таким образом, узнав о последних событиях минувшего дня, Делия испытала полнейший шок – настолько сильный, что была рада, что сама во всем этом не участвовала. Она бы ничем не смогла помочь, только сама страдала бы от огромной личной душевной боли.
– Я надеюсь сегодня завершить все это скорбное дело, – сказал Кармайн, закончив пересказ событий. – Доктор Уэйнфлит очень скользкий клиент, мастер превратить, казалось бы, непригодную для обороны позицию в выигрышную. Наша конституция писалась словно специально для нее. Всякий раз, когда мы с ней видимся, она должна быть снова предупреждена о ее конституционных правах, это ясно? Делия, мне жаль, что приходится тащить тебя туда сегодня, но на каждом допросе должна присутствовать женщина, а Джесс слишком умна, чтобы я мог пригласить просто женщину-патрульную. Я знаю, что ты для нее нечто вроде своего человека в суде, но тут ничего не поделаешь. Ты нужна просто для того, чтобы не позволить ей поднять шум, что ее подвергли сексуальному насилию или физическому воздействию. Если тебе необходимо быть в тапочках, то будь в них, хорошо?
– Спасибо, шеф, но мои ноги не сильно поранены. Если я надену толстые носки и длинные брюки, мои черные туфли на низком каблуке будут выглядеть сносно.
– Тогда пойдем.
– Почему вместо меня не Эйб с его командой? – спросила Делия, когда «Форд Ферлейн», ворча, тронулся по направлению к Сто тридцать третьему шоссе.
– Какая ты дипломатка! – оценил Кармайн. – На самом деле это имеет отношение к твоей дружбе с Джесс. Она не любит мужчин. Под этим я не подразумеваю, что она мужененавистница. Это гораздо сложнее, гораздо холоднее. Мужчины для нее – враг в обстановке войны, а она видит себя выступающей на стороне ангелов. Ничто и никогда не смогло бы убедить ее, что она недостаточно квалифицирована, чтобы править миром. Джесс уверена: не будь она женщиной, подавляемой в силу ее пола, она бы им правила. Не знаю, является ли мания величия настоящей болезнью или нет, но она определенно ею страдает. То, что она осудила бы в любом другом, она может извинить в себе как свое неотъемлемое право стоять выше законов, которые сковывают и связывают весь остальной мир. Беда в том, что ее преступления так хорошо скрыты, что ее нельзя призвать за них к ответу.
