Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять
В общей тишине Монд немного подумал, мысленно, должно быть, пытаясь представить себе картину самых последних шагов и минут Бертье… Что им двигало — страх ответственности, обычное человеческое раскаяние? Или вновь заключительный рывок к финалу был, как все его утренние поступки, импульсивен и алогичен сверх всякой меры? Вот на эти-то, как раз самые простые вопросы, Монд знал, никаких ответов уже никогда не будет…
После этих печальных раздумий Монд вздохнул и затем опять обратился к слушателям:
— Смерть Бертье наступила в интервале от четырнадцати тридцати до пятнадцати часов десяти минут. Из отчета Инклава видно, что, со слов экономки, когда она пришла, ровно в три часа, видеомагнитофон в комнате Жана Бертье работал. В половине четвертого «Панасоник» выключился, прокрутив кассету, рассчитанную ровно на час звучания. Физико-химическая и фармакологическая экспертизы называют более точное время смерти — от четырнадцати тридцати пяти до четырнадцати часов пятидесяти минут. В этом интервале Бертье перелил содержимое склянки с ядом в бутылку, бросив склянку рядом с тахтой на коврик. После этого наполнил стакан на четверть и поставил его на столик. Некоторое время он еще сидел на тахте, — может, просто в раздумье, а может, творя молитву. Характерно, что последний в своей жизни напиток Жан Бертье выпил лежа, — согласитесь, редко кто из самоубийц столь тщательно выбирает позу, в какой он предстанет вскоре перед Всевышним. То, что это было именно так, подтверждает акт экспертизы: на полу и на коврике обнаружены капли яда, есть следы от остатков смеси на тахте, на одежде, на подбородке и на шее Бертье… Экономка Силена Стилл, пришедшая ровно в три, обнаружила труп лишь где-то в половине четвертого, когда она собиралась подать Жану кофе, услышав, что видеомагнитофон в его комнате перестал работать. Остальное вы знаете: эти скорбные и довольно нелепые обстоятельства гибели экономки Бертье телерепортажи воспроизводили довольно точно.
— У меня вопрос, — сказал Вацлав.
— Мы внимательно слушаем, — дал ему слово Монд.
— В день убийства я был в управлении полиции и поздно вечером беседовал с комиссаром Доулингом. Кстати, познакомился там, в кафе, с журналистом Хьюзом, с тем, что выступил потом со статьей в «Экспрессе». Впрочем, это сейчас неважно…
— Это важно, — сказал Монд, — но об этом — немного позже…
— Хорошо, — согласился Вацлав. — Так вот… Во время беседы с Доулингом мы с ним коснулись одной интересной темы. Что, если Жан Бертье, этот явно малохольный, пришибленный тип со странностями, в день убийства, в среду, как, впрочем, и во все остальные дни, вообще из дому не выходил? Надо ведь было не просто выйти, а с винтовкой в руках, пусть даже и в чехле, отыскать заброшенные конюшни, чтобы столь грамотно устроить свою засаду! Говоря короче, надо было знать местность не хуже, чем знаешь свою квартиру. Кстати, что находят на чердаке конюшен трасолог Пейн и инспектор Руди? Вроде бы очень многое: три стреляные гильзы и множественные следы от ботинок Жана. Но при этом — ни одного отпечатка пальцев! Вот я и спросил тогда у комиссара Доулинга, о чем это говорит? В тот момент мы с ним согласились, что все это говорит лишь о том, что место, откуда стреляли, найдено и что именно в этом месте были утром ботинки Жана Бертье, но отнюдь не говорит о том, что Бертье — убийца. Тот, кто грохнул собачку Марфи, графа и Эмму Хартли, мог вполне потом подбросить — и ботинки, и чехол, и все мокрое шмотье — на Рейн-стрит, 16. Благо времени на то было вдоволь. И подбросить, кстати, с помощью все той же экономки Силены Стилл. А несчастный Бертье был затем отравлен. Поясните мне, мистер Монд, эта версия в ходе следствия отрабатывалась?
— Эта версия отрабатывалась, — сказал Монд. — Миссис Силену Стилл вместе с телом ее собачки к ее дому от места убийства довез на своей машине инспектор Инклав.
— Но ведь, как видно из отчета, в дом к ней Инклав не заходил, не так ли? А, быть может, убийца в это время уже находился в доме, с приготовленным пакетом мокрой одежды Бертье, которую только и оставалось подкинуть к нему в коттедж?
— Это все проверено, — сказал Монд. — Прежде чем опечатать домик Силены Стилл, полиция произвела в нем тщательный обыск. Никаких улик против экономки не обнаружено, так же как и следов присутствия каких-либо посторонних лиц. Кроме того, одорологическая экспертиза, с ее точными данными о конкретном «букете запахов», однозначно утверждает: именно эти ботинки, именно эта одежда были на Бертье в день убийства. Вы, надеюсь, удовлетворены?
— Вполне, — сказал Вацлав Крыл.
— Мари, ты успевала записывать? — спросил Монд.
— Да, — сказала Мари. — Я хочу добавить. Мне понятна тревога Вацлава, которая прозвучала в его вопросе. В своей версии он лишь выразил те сомнения, что, надеюсь, поселились в душе у каждого из нас при знакомстве с делом. И мне кажется, единственная их причина — исключительно в обилии тех вопросов, на которые в ходе следствия у людей комиссара Доулинга попросту не нашлось ответов. Все эти вопросы я выписала отдельно и, если хотите…
— Да, Мари, пожалуйста, прочти, — сказал Монд.
Мари взяла со столика лист бумаги.
— Первое: шесть квитанций, — начала она. — То есть кому Бертье звонил регулярно в Лондон? Второе: кто еще мог навещать его, кроме Силены Стилл? Соответственно, третье: от кого он мог «прятаться»? Четвертое: как попала на Рейн-стрит, 16, главная улика — письмо без подписи — и куда делся от него конверт? Пятое: что заставило Эмму Хартли приехать из Лондона именно в этот день? И последнее, шестое: как и когда Бертье сумел присмотреть чердак для своей засады?
— Я бы добавил сюда еще пару пунктов, — сказал Вацлав Крыл. — Как ему удалось открыть и закрыть за собой эти непомерные ворота и почему он все же угрохал собачку Марфи?
— Принимается, — сказал Монд. — Если мы найдем ответы на эти восемь вопросов, мы выполним просьбу Доулинга… Кстати, Андрей, вы почему молчите?
— Я работаю, — сказал Городецкий.
— Хорошо, продолжайте работать, — сказал Монд, кажется, ничуть не удивленный таким ответом. — Думаю, что сегодняшний общий сбор всем дал пищу для размышлений. Если вы еще не совсем устали, я попробую подвести хотя бы некоторые итоги. Официально так и будет считаться — для высокого начальства, для прессы и для самой широкой публики, — что дело Бертье закрыто. Если потребуется, Доулинг выделит нам людей, вообще окажет любую помощь. Сам же он должен оставаться пока в тени. Связь нашей следственной группы с управлением полиции будет осуществляться только через помощника Доулинга — капитана Рикардена. Для сотрудников управления каждый приказ Рикардена по нашему делу будет равносилен приказу Доулинга. Для начала в помощь нам назначены двое: это инспектор Рудольф и инспектор Инклав… Да, да, Инклав, не удивляйтесь, — добавил Монд, увидев, как Крыл вскинул голову, — и не забывайте, что за одного битого дают двух небитых. Начинаем с нуля, посему — никаких нареканий, старых обид, а тем более упреков в некомпетентности. То, что преступление совершено из-за ревности, тоже предлагаю пока забыть. Если в самом деле кто-то стоит за спиной Бертье, то подлинные мотивы убийства рано или поздно сами себя проявят. В первую же очередь нам с вами необходимо заняться вот чем… Вацлав свяжется заново с Джуди Гастингс, с этой самой подругой убитой Хартли, для чего, разумеется, придется поехать в Лондон. Я считаю, сюда ее больше привозить не стоит… Городецкого мы попросим заново пройти весь путь Бертье — от коттеджа на Рейн-стрит, 16, до заброшенных конюшен, затем — обратно. Все ключи — у Рикардена, и от дома, и от конюшен тоже.
— Извините меня, мистер Монд, но весь этот путь я на той неделе уже прошел, — неожиданно для всех заявил Андрей. — А ключи для меня не проблема. Вчера…
— Это надо же! — так и взвился Крыл, перебив Андрея. — А теперь он сидит и молчит!.. Ты хотя бы, надеюсь, прошел этот путь как сыщик?.. Или как простой любопытный, черт побери!
— Я прошел этот путь как простой любопытный сыщик, — сказал Андрей.
— Мы вас слушаем, слушаем, — сказал Монд.
— …и вчера, — продолжал Андрей, — я звонил капитану Рикардену с просьбой проверить еще раз верхнюю одежду Бертье и особенно — куртку, что была на нем в день убийства. И представьте себе, как меня капитан обрадовал, когда насчитал в боковых карманах вельветовой легкой куртки… восемнадцать смятых упаковок от «Терминатора», то есть от любимой жвачки Бертье!
— А пивные этикетки, наклейки, фантики — вы еще с капитаном считать не пробовали? — тут же подъехал Крыл. — В чем же тут, пропади она пропадом, радость-то?..
— Тут все просто, — сказал Андрей. — Осмотрев чердак, я открыл окно, из которого Бертье стрелял, вылез на покатую крышу и тоже ее обследовал. Я еще не знал тогда, что Бертье не курит, потому искал наугад хоть что-то… Ну, как это, в общем, всегда бывает: лоскуточек, волосочек, да хоть, наконец, плевочек — все в дело! Но, представьте, нигде ничего… Потом вижу вдруг — надо же! — круглый катышек жвачки! Он застрял на поребрике, по пути к водостоку, зацепившись за ржавеющий край отлива. Остальные (вместе с этим их было как раз восемнадцать) ливень смыл в водосточную трубу, в середине которой, на самом сгибе, обнаружилась жуткая пробка из каких-то старых прошлогодних сучков и листьев. В общем, нет там теперь трубы…
