Говард Лавкрафт - Затаившийся страх (сборник)
Когда же разобрали наклонную стену Гилмановой комнаты, в заколоченном треугольном зазоре между этой перегородкой и северной стеной дома обнаружилось куда меньше строительного мусора, нежели в комнате, даже принимая во внимание небольшие размеры, и однако ж пол покрывал жуткий слой останков более древних: при виде него рабочие заледенели от ужаса. Вкратце, зазор служил самым настоящим склепом, битком набитым костями маленьких детей: часть их относилась к современности, другие – чем дальше, тем древнее, – принадлежали к периодам настолько давним, что почти рассыпались в прах. На этом плотном слое костей покоился огромный нож, явно очень древний, гротескный, изысканно украшенный, фантастической формы – а сверху на него был навален всякий хлам.
В куче всего этого хлама, между поваленной балкой и грудой зацементированных кирпичей от развалившейся трубы застрял предмет, которому суждено было вызвать в Аркхеме куда больше недоумения, завуалированного страха и откровенно суеверных пересудов, нежели все прочие находки из облюбованного призраками проклятого здания. То был полураздавленный скелет гигантской крысы-переростка, чьи уродства по сей день служат предметом споров среди представителей кафедры сравнительной анатомии Мискатоникского университета, и притом столь многозначительно замалчиваются. Крайне немногое об этом скелете просочилось за пределы кафедры, но рабочие, обнаружившие находку, потрясенно перешептывались, обсуждая клочья длинной бурой шерсти.
По слухам, кости крохотных лапок наводили на мысль о хватательных свойствах, более типичных для небольшой мартышки, нежели для крысы; а маленький череп с хищными, противоестественными желтыми клыками под определенным углом казался миниатюрной пародией на чудовищно выродившийся череп человека. Обнаружив этого кощунственного уродца, работники в страхе перекрестились – а после поставили свечи в церкви святого Станислава в благодарность за то, что никогда больше не услышат визгливого, призрачного хихиканья.
1933Тень над Иннсмутом
I
Зимой 1927/28 года чиновники федерального правительства провели секретное расследование неких событий, происшедших в старинном массачусетском порту Иннсмут. Население впервые узнало об этом в феврале, когда последовали многочисленные облавы и аресты, а затем в той же обстановке таинственности были взорваны и сожжены вытянувшиеся вдоль берега многочисленные ветхие и замшелые лачуги, давно уже покинутые своими хозяевами.
Некоторые из окрестных жителей по простоте душевной связывали действия властей с преследованием нарушителей сухого закона. Зато люди более или менее образованные изумлялись столь массовым арестам, не менее озадачивало их большое число привлеченных правоохранительных сил и тщательная конспирация в отношении арестованных. Печать хранила упорное молчание. Велись ли по этому делу судебные процессы? Были ли предъявлены обвинительные заключения? Так или иначе, в государственные тюрьмы не поступил ни один из обвиняемых. Ходили слухи о некой эпидемии и о специальных лагерях, а позднее – о размещении заключенных в военных тюрьмах, но ни во что определенное эти слухи так и не вылились.
Долгое время Иннсмут оставался наполовину вымершим городом, только недавно в нем появились первые признаки возрождения.
Либеральные круги выступили с протестами по поводу утаивания от общественности фактов расследования, и тогда отдельным депутациям позволено было посетить некоторые лагеря и тюрьмы. Любопытно, что после этих поездок протесты мгновенно прекратились. Труднее оказалось заткнуть рот прессе, но и она в конце концов сдалась. Только одна бульварная газетенка с неодолимой тягой ко всему скандальному проболталась, что некая подводная лодка сбросила за Рифом Дьявола несколько глубоководных бомб. Однако это сообщение, поданное со слов моряков, сочли не относящейся к делу болтовней – зловещий риф лежал не менее чем в полутора милях от Иннсмутской гавани.
Жители округи и близлежащих городов долго толковали об этих событиях, но в большой мир слухи не просочились. Впрочем, население здешних мест поговаривало о черных делах, творившихся в постепенно вымиравшем Иннсмуте вот уже почти сто лет, причем и сами рассказы, и недомолвки равно приводили в трепет. Люди здесь приучились держать язык за зубами, и никакими силами невозможно было их разговорить. Да и знали они на самом деле не так уж много: огромные солончаковые болота, где не жила ни одна живая душа, отделяли Иннсмут от ближайших поселений.
И вот теперь я решаюсь наконец пролить свет на таинственные события. Со всей этой нечистью, убежден, покончено насовсем, и потому гласность не принесет вреда, разве что заставит испытать глубокое отвращение, пережитое некогда участниками операции в Иннсмуте. Кроме того, сами события не однозначны и могут навести на иные объяснения. Уверен, что даже мне не известна вся правда, хотя, надо сказать, и у меня есть причины не копать глубже. Слишком уж близко соприкоснулся я с этим делом – ближе, чем любой из местных жителей, и то, что испытал при этом, требует и посейчас от меня крайней осторожности.
Ведь именно я в панике покинул Иннсмут ранним утром 16 июля 1927 года и затем бомбардировал правительство полными беспредельного ужаса письмами, где описывал случившееся со мной, требуя незамедлительного расследования и самых жестких мер. Пока шло следствие, я ни с кем не откровенничал. Теперь же, когда страсти утихли и все, как говорится, быльем поросло, меня тянет поведать о тех страшных часах, что я провел в этом морском порту с дурной репутацией, в городе, где свили себе гнездо смерть и безграничное зло. Сама попытка поделиться пережитым укрепляет меня в мысли, что я не безумец и не жертва чудовищной галлюцинации. Она, уверен, даст мне силы и для последнего ужасного шага, который мне предстоит совершить.
Прежде у меня не было случая побывать в Иннсмуте. Но тем летом, отмечая свое совершеннолетие, я путешествовал по Новой Англии, знакомясь с ее достопримечательностями и славным прошлым. Преследовал я и личные цели: намереваясь лучше ознакомиться со своей родословной, собирался из старинного Ньюберипорта направиться прямо в Аркхем, откуда происходило семейство матушки. Машины у меня не было, и я старательно избирал повсюду самый дешевый вид транспорта, путешествуя то автобусом, то поездом, то троллейбусом. В Ньюберипорте мне сказали, что до Аркхема ходит только поезд, проезд на нем стоил довольно дорого, и вот тут-то я впервые услышал об Иннсмуте. О нем упомянул кассир, плотный мужчина с хитроватым лицом и, судя по речи, не местный. Догадавшись о скудости моего кошелька, он отнесся к моему положению с пониманием и посоветовал добраться до Аркхема другим путем.
«Туда еще ходит автобус, – нерешительно протянул он. – На нем не любят ездить, хотя он и не петляет. Все потому, что автобус идет через Иннсмут. Водит его Джо Сарджент, сам-то он родом из Иннсмута. Странно, что автобус до сих пор не сняли с линии: ни здесь, ни в Аркхеме в него не садятся. Ни разу не видел в нем больше двух-трех человек, а ведь билеты недорогие. Только иннсмутцы и ездят. Автобус отправляется с площади, прямо от аптеки Хеммонда, в десять утра и в семь вечера, если ничего не изменилось. Старая развалина, никогда сам не ездил в нем».
Вот так я услышал впервые о загадочном Иннсмуте. Разумеется, меня сразу заинтересовал этот город, не нанесенный на карту и не упоминавшийся в последних путеводителях, а таинственные намеки кассира только разожгли мое любопытство. Город, способный пробудить такую неприязнь у соседей, думал я, наверняка таит в себе нечто необычное и заслуживает внимания путешественника. Если автобус останавливается в нем перед Аркхемом, пожалуй, сойду. Придя к такому решению, я обратился к кассиру с просьбой рассказать еще что-нибудь об этом городке. Тот, осторожно подбирая выражения, начал свой рассказ, и в тоне его чувствовалось некоторое пренебрежение к теме разговора.
«Иннсмут? Занятный городишко, расположен в устье Меньюксета. Раньше был довольно многолюдным. Известный перед войной 1812 года порт. Но за последние сто пятьдесят лет все изменилось. Поезда туда не ходят – ветка из Раули давно травой заросла.
Теперь в нем больше пустых домов, чем людей. Заняться нечем, разве что ловить рыбу или омаров. Тамошние жители ездят продавать улов сюда, в Аркхем или в Ипсвич. Раньше в городке было несколько фабрик, но теперь все они закрыты, кроме ювелирной, да и та на ладан дышит – когда работает, когда на замке.
В свое время фабрика славилась на всю округу, а ее нынешний владелец, старый Каин Марш, слыл богатым человеком – сам Крез ему в подметки не годился. Теперь же стал чудаком и затворником. Все отсиживается в своем доме. То ли из‑за кожного заболевания, то ли еще какой порок открылся. Дело основал его дед, капитан Абед Марш. Мать Каина была иностранка, кажется, с Карибских островов, и поэтому многие высказывали свое неудовольствие, когда Каин пятьдесят лет назад женился на девушке из Ипсвича. С уроженцами Иннсмута не любят родниться, а те, в ком течет их кровь, стараются это скрыть. Впрочем, дети и внуки Марша ничем не отличаются от прочих людей. Они не раз покупали у меня билеты. Старшие что-то давно не появлялись. А самого старика я вообще никогда не видел.
