Дэниел Силва - Сезон Маршей
— КГБ использовал террористические и националистические группировки в странах НАТО — ИРА, «Фракцию Красной Армии», итальянские «Красные Бригады», басков из ЭТА в Испании, «Директ Аксьон» во Франции и так далее. Я убивал людей, принадлежавших порой к противостоящим лагерям — единственно с целью создать беспорядок. Те случаи, которые ты назвал, это лишь малая часть моих дел.
— А потом, когда Советский Союз развалился?
— Мы с Арбатовым расстались. Правда, не сразу.
— И ты занялся частной практикой?
Делярош кивнул и потер колено.
— У Арбатова повсюду были контакты, он умел выходить на нужных людей и прекрасно вел переговоры. Некоторое время он был моим агентом — рассматривал предложения, договаривался об оплате и все такое. Так что у нас было разделение труда.
— А потом вам предложили сбить пассажирский самолет.
— Мне заплатили миллион долларов — самый крупный контракт в моей карьере. Но бил самолет не я. Для этого использовали одного палестинского психопата, Хасана Махмуда.
— А ты потом убрал Махмуда.
— Верно.
— И сделал так, чтобы мы, найдя тело, заподозрили «Меч Газы».
— Да.
— А потом те, кто оплатили уничтожение самолета, наняли тебя, чтобы ликвидировать других, тех, кто слишком много знал: Колина Ярдли в Лондоне и Эрика Штолтенберга в Каире.
— И тебя.
— Кто тебя нанял? — спросил Майкл. — Кто нанял тебя, чтобы убить меня?
— Они называют себя Обществом международного развития и сотрудничества, — начал Делярош. — Офицеры секретных служб, бизнесмены, торговцы оружием, боссы криминального мира. Их цель — влиять на ход мировых событий таким образом, чтобы делать деньги и защищать собственные интересы.
— В существование такой организации трудно поверить.
— Тот пассажирский самолет сбили лишь для того, чтобы американский поставщик вооружений, его имя Митчелл Эллиот, смог убедить президента Бекуита в необходимости создания системы противоракетной обороны.
Майкл и сам подозревал, что Эллиот имеет отношение к той трагедии; он даже изложил свои подозрения в докладной записке на имя директора ЦРУ. Но одно дело подозрения, а другое их подтверждение другим источником. Ему вдруг стало физически плохо: по спине побежал пот, к горлу подступила тошнота.
— Они знали, что ты подобрался к правде слишком близко, и приняли решение убрать тебя, пока дело не зашло слишком далеко. Ликвидацию поручили мне.
— Как они узнали, что я что-то подозреваю?
— У них есть источник в Лэнгли.
— Что было потом? После Шелтер-Айленд?
— Я стал работать исключительно на Общество.
— Кто руководит Обществом?
— Человек, называющий себя Директором. По-другому его не называют. Он англичанин. С ним всегда девушка по имени Дафна. Это все, что мне известно.
— Ты убил Ахмеда Хусейна в Каире.
Делярош повернулся и удивленно посмотрел на Майкла.
— Убийство организовало Общество по просьбе Моссада. Как ты узнал, что там был я?
— За Хусейном вели наблюдение египтяне. Мне показали видеозапись убийства, я обратил внимание на шрам на правой руке киллера и понял, что ты жив и продолжаешь заниматься своим делом. Вот тогда мы и обратились в Интерпол.
— И об этом сразу же стало известно нам, — сказал Делярош, рассматривая правую руку. — У Директора отличные контакты в западных спецслужбах, но он сам упомянул, что на этот раз информация поступила непосредственно от источника в Лэнгли.
— Общество было как-то связано с последними событиями в Северной Ирландии?
— Да. Они посчитали, что мирное соглашение противоречит их интересам. В прошлом месяце на Миконосе заседал исполнительный совет Общества. На этом совещании и было принято решение убить твоего тестя и поручить исполнение мне.
— Женщина в «вольво» — Ребекка Уэллс?
— Да.
— Где она сейчас?
— Об этом мы не договаривались.
— Чем им помешал я?
— Директор вложил в меня слишком много денег и хотел защитить инвестиции. Тебя же рассматривал как потенциальную угрозу.
— Источник из Лэнгли был на Миконосе?
— На Миконосе были все.
В городок Гринпорт на Лонг-Айленде они прибыли в начале шестого утра. Проехали по пустынным улицам и остановились у паромной переправы. До первого рейса через пролив оставалось около часа. Платный телефон удалось обнаружить возле дощатой будки рядом с терминалом.
— Где ты шляешься? — раздраженно спросил Эдриан Картер. — Тебя все ищут.
— Позвони мне по этому номеру с уличного телефона.
Продиктованный Майклом десятизначный номер был далек от настоящего. Много лет назад они разработали простой код, к которому прибегали только в общении между собой — номер следовало читать в обратном порядке, к первой цифре настоящего добавлялась единица, от второй отнималась двойка, к третьей прибавлялась тройка и так далее. Повторять номер Майкл не стал — Картер, как и он сам, был отмечен проклятием совершенной памяти.
Ожидая, пока Картер оденется, сядет в машину и доедет до платного телефона, Майкл закурил. Телефон зазвонил через пять минут.
— Может быть, ты все-таки соизволишь объяснить, что, черт возьми, происходит?
— Объясню, когда приедешь.
— Куда? Где ты?
— Приезжай на Шелтер-Айленд.
— Что ты там делаешь? Кстати, перестрелка на Ки-Бридж… без тебя там не обошлось?
— Все узнаешь в свое время. И поторопись, Эдриан. Ты мне нужен.
Картер вздохнул.
— Ладно, постараюсь, хотя и не понимаю, что ты задумал.
Вернувшись к машине, Майкл обнаружил, что Деляроша нет, но оглядевшись, увидел его у ржавого металлического ограждения.
— У тебя есть план? — спросил Делярош, не поворачиваясь, глядя через пролив на низкий, темный силуэт острова.
— Ты хочешь получить свои деньги и свободу — мне нужны имена и факты. Бесплатно ничего не бывает.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты помог мне ликвидировать источник в Лэнгли.
— Ты знаешь, кто он?
— Знаю. Только не он, а она — Моника Тайлер.
— Того, что я знаю, недостаточно, чтобы уничтожить Монику Тайлер.
— Хватит.
Черные воды пролива как будто притягивали киллера.
— Поговорить мы могли бы и в другом месте. Зачем ты привез меня сюда? — спросил Делярош. Майкл не ответил. — Ладно. Мне нужно знать кое-что. Как умерла Астрид?
— Ее убила Элизабет.
— Как?
Майкл рассказал. Делярош закрыл глаза. Некоторое время они стояли рядом, вцепившись в перила ограждения. Появились первые пассажиры. Загудел паром.
— Ничего личного, — сказал наконец Делярош. — Всего лишь бизнес. Ты меня понимаешь, Майкл? Всего лишь бизнес.
— Из-за тебя моя семья прошла через ад. Этого я тебе никогда не прощу. Но я тебя понимаю. Теперь я все понимаю.
Глава сорок вторая
Шелтер-Айленд, Нью-Йорк
У ворот Кэннон-Пойнт их встретил охранник по имени Том Мур, бывший армейский рейнджер, плотный мужчина с квадратными плечами и коротко подстриженными волосами.
— Извините, Том, я не предупредил, что приеду.
— Ничего страшного, мистер Осборн. Мы уже слышали, что здесь произошло, и, конечно, желаем послу скорейшего выздоровления. Надеюсь, этих мерзавцев все же поймают. По радио сказали, что они исчезли бесследно.
— Похоже, что так. Это мой друг. — Майкл кивком указал на Деляроша. — Останется на пару дней.
— Ясно, сэр.
— И вот что еще, Том. Приходите на ланч. Надо поговорить.
— Не хочу иметь к этому никакого отношения, — заявил Эдриан Картер. — Передай всю информацию в контрразведку. Или, еще лучше, спихни Бюро. Пусть эти болваны и разбираются. В общем, мне наплевать, что ты сделаешь. Главное — избавься от подарочка, потому что он слишком опасен.
Они шли по дорожке вдоль ограды, опустив головы, засунув руки в карманы, как отправленные на поиски тела полицейские. Утро выдалось безветренное и холодное, вода в проливе отливала серым, металлическим блеском. Картер был в той же нейлоновой куртке, которую надевал на встречу с Майклом в Центральном Парке, когда уговаривал его вернуться в ЦРУ. Пару лет назад он покончил с вредной привычкой, бросив курить, но под впечатлением от обрушившихся новостей вытряхнул из пачки Майкла сигарету.
— Она — директор Центрального Разведывательного Управления. Контрразведка под ее контролем. А что касается ФБР, то какого нам их привлекать? Это дело — внутреннее, наше с тобой. Отдадим его Бюро — будем долго потом утираться.
— Ты не забываешь, что наш единственный свидетель это Джек Потрошитель? — Картер кивнул в сторону особняка. — Не думаю, что все так уж проникнутся к нему глубоким доверием. Ты вообще допускаешь возможность того, что он все придумал?
— Он ничего не придумал.
