Фред Варгас - Заповедное место
— Она очень боится пожара. Панически. И решила устроить в доме запасной выход. Но это идиотство, у нее великолепная линия жизни.
— Она живет одна?
— Да.
— Спасибо, Эмиль.
— Ты не натворишь глупостей с моим псом, а?
Адамберг связался с обеими оперативными группами. Одна была в пути, другая только выезжала. Он описал им ситуацию. В доме Воделя не горел свет, ставни были закрыты, занавески задернуты. Адамберг несколько раз постучал в дверь мадам Бурлан. Дом был точно такой же, только гораздо более запущенный. Нелегко уговорить одинокую женщину открыть дверь среди ночи, и вряд ли тут поможет слово «полиция», которое всегда всех настораживает. Люди либо не верят, что это действительно полиция, либо верят, но считают, что это еще хуже.
— Мадам Бурлан, я от Эмиля. Он в больнице и просил вам кое-что передать.
— А почему вы пришли ночью?
— Он не хочет, чтобы меня видели. Это по поводу подземного хода. Он говорит, если об этом узнают, у вас будут неприятности.
Дверь приоткрылась сантиметров на десять, ее удерживала цепочка. Маленькая, хрупкая женщина лет шестидесяти внимательно разглядывала Адамберга, поправляя на носу очки.
— А чем вы докажете, что вы действительно друг Эмиля?
— Он говорит, у вас великолепная линия жизни.
Дверь открылась, а когда Адамберг вошел, хозяйка снова заперла ее на засов.
— Я друг Эмиля, а еще я комиссар полиции, — сказал Адамберг, предъявляя удостоверение.
— Этого не может быть.
— Может. Откройте мне проход между подвалами — это все, о чем я прошу. Мне надо попасть в дом Воделя. После меня по этому коридору должны пройти две группы полицейских. Вы их пропустите.
— Там нет прохода.
— Я могу разблокировать его и без вашей помощи. Не мешайте мне, иначе про дверь узнают все соседи.
— Ну и что? Разве это преступление?
— Могут подумать, что вы собирались обокрасть старика Воделя.
Хрупкая женщина быстро пошла за ключом, ворча и на все корки ругая полицию. Адамберг спустился вслед за ней в подвал, в стене которого был проделан проход.
— Полицейские стараются изо всех сил, — говорила женщина, отпирая засов, — а в итоге делают сплошные глупости, одна хуже другой. Обвинили меня в краже. Прицепились к Эмилю, потом к этому молодому человеку.
— Полицейские нашли его носовой платок.
— Глупости. Оставлять платки в чужих домах вообще не принято, так кто же оставит свой платок в доме человека, которого убил?
— Не идите за мной, мадам Бурлан, — сказал Адамберг, отталкивая маленькую женщину, которая семенила сзади. — Это опасно.
— Убийца там?
— Да. Возвращайтесь к себе и ждите подкрепления, а пока сидите тихо.
Женщина быстро засеменила в обратном направлении. Адамберг бесшумно поднялся по лестнице, ведущей из подвала Воделя в кухню. Ступеньки были заставлены всяким хламом, и Адамберг включил фонарик, чтобы не споткнуться о ящик из-под фруктов или бутылку. Замок на двери в кухню был стандартный, и Адамберг открыл его за одну минуту. Из кухни он сразу пошел по коридору к большой комнате, где стоял рояль. Если Паоле решил инсценировать самоубийство Кромса, это должно выглядеть так: преступник, замученный угрызениями совести, возвращается на место преступления и пускает себе пулю в лоб.
Дверь в комнату закрыта, увидеть ничего нельзя. Услышать тоже: ковры на стенах приглушают голоса. Дальше по коридору находилась ванная. Адамберг зашел туда. Под потолком, в стене, отделявшей ванную от гостиной, была вентиляционная отдушина. Адамберг влез на корзину для белья и сквозь решетку отдушины заглянул в гостиную.
Паоле стоял спиной к нему, держа в вытянутой, но не напряженной руке пистолет с глушителем. А напротив, в кресле эпохи Людовика XIII, сидел и плакал Кромс: сейчас в нем не осталось и следа от наглого, зловещего «гота». Паоле буквально приковал, вернее, пригвоздил его к креслу. Кисть левой руки, лежавшая на подлокотнике, была проткнута ножом, острие которого прочно засело в дереве. Вокруг уже натекло много крови: парень не первый час был пленником этого кресла, он исходил потом от боли.
— Кому? — повторял Паоле, вертя у него перед глазами телефон.
Наверно, Кромс опять попытался подать сигнал бедствия, но на этот раз Паоле его застукал. Щелкнуло лезвие выкидного ножа, Паоле схватил правую руку Кромса и покрыл ее порезами. Он делал это неторопливо, как будто резал рыбу и словно бы не слыша криков молодого человека.
— Теперь не будешь дурить. Кому?
— Адамбергу, — простонал Кромс.
— Ах как скверно, — сказал Паоле. — Значит, сын уже не стремится победить отца? При первой же царапине он зовет папочку на помощь? Por, Qos. Что ты хотел ему сказать?
— Я хотел послать сигнал SOS. Но не смог набрать его правильно. Он ничего не поймет. Отпустите меня, я вас не выдам, я ничего не скажу, я ничего не знаю.
— Но ты мне нужен, мой мальчик. Пойми, легавые зашли уже слишком далеко. Ты останешься здесь, на месте твоего преступления, распятый на этом кресле, покрытый ранами, которые нанес себе сам, стремясь к смерти. Вот и все. У меня много дел, и я хочу жить спокойно.
— Я тоже, — выдохнул Кромс.
— Ты? — произнес Паоле, выключая его мобильник. — А какие у тебя дела? Мастерить безделушки? Петь? Обжираться? Так ведь всем на это наплевать, мой бедный мальчик. Ты ни на что не годен и никому не интересен. Твоя мать уехала, отец от тебя отказался. В сущности, смерть станет для тебя благом. Ты прославишься.
— Я никому не скажу. Я уеду далеко. Адамберг не поймет.
Паоле пожал плечами.
— Разумеется, он не поймет. У него пустая башка, не лучше твоей, это никчемный тип. Яблоко от яблони недалеко падает. Но каким бы он ни был, поздно звать его на помощь. Он умер.
— Неправда, — сказал Кромс, дернувшись на кресле.
Паоле тронул рукоять, и нож, вонзенный в руку Кромса, закачался, расширяя рану.
— Успокойся. Он действительно мертв, мертвее не бывает. Замурован в склепе с жертвами Плогойовица в Кисельево, в Сербии. Так что вряд ли он соберется к тебе в гости.
Паоле говорил тихо, словно бы сам с собой, а по лицу Кромса было видно, как ускользает от него последняя надежда.
— Но из-за тебя мне придется поторопить события. Если они все-таки нашли его тело, значит, нашли и мобильник. Перехватили твое сообщение, определили, чей это номер, откуда шел сигнал, и теперь знают, где ты. Точнее, где мы с тобой. Возможно, у нас меньше времени, чем предполагалось, так что готовься, мой мальчик, пора сказать «прости» этому миру.
Паоле отошел от кресла, но он был еще слишком близко от Кромса. Пока Адамберг будет открывать дверь и прицеливаться, Паоле успеет выстрелить в парня. Надо придумать отвлекающий маневр, чтобы выиграть время. Адамберг достал блокнот и вытряхнул вложенные туда разнокалиберные листки. Он сразу узнал измятый и грязный клочок бумаги, на который переписал надпись с могилы Плогойовица. Достал телефон и быстро составил эсэмэску: «Dobro veče, Proclet — Здравствуй, Про́клятый». Подпись: Плогойовиц. Не бог весть какая идея, но на большее он сейчас был неспособен. Главное — озадачить Паоле, войти и заслонить парня.
В кармане у Паоле зазвонил телефон. Он взглянул на экран, нахмурился, и через мгновение дверь распахнулась. Между ним и Кромсом стоял Адамберг. Паоле слегка покачал головой, словно воспринимал вторжение комиссара как дурацкую шутку.
— Это вы так развлекаетесь, комиссар? — спросил он, указывая на экран телефона. — В такое время суток уже не говорят «Dobro veče». Надо говорить «Lacu noč».
Странно было слышать этот беспечно-пренебрежительный тон. Паоле не удивился, не испугался, а ведь он думал, что Адамберг умер в склепе. Это восстание из мертвых взволновало его не больше, чем кочка на дороге. Держа под прицелом Паоле, Адамберг дотянулся левой рукой до Кромса и вытащил нож из подлокотника.
— Смывайся, Кромс! Быстрее!
Кромс выбежал из комнаты, хлопнув дверью, и в коридоре послышался его топот.
— Как трогательно, — сказал Паоле. — И что теперь, Адамберг? Мы стоим друг против друга, у обоих оружие. Вы целитесь мне в ноги, я вам — в голову. Если вы первый попадете в меня, я все равно выстрелю, правда ведь? У вас нет ни единого шанса. Пальцы у меня сверхчувствительные, хладнокровие — абсолютное. В данной ситуации, когда все зависит от техники, ваша приоткрытая дверь в бессознательное ничем вам не поможет. Наоборот, она замедлит вашу реакцию. Вы повторили ошибку, которую совершили в Кисельево? Любите гулять в одиночестве? Пришли сюда один, как тогда на мельницу? Знаю, знаю, — добавил он, подняв свою огромную ручищу. — Ваш эскорт скоро будет здесь.
Он взглянул на часы, потом сел.
— У нас в запасе несколько минут. Я еще успею догнать молодого человека. За эти несколько минут я хочу узнать, как вы на меня вышли. Я не имею в виду сегодняшний вечер и сообщение этого дурака Армеля. Вы ведь знаете, что ваш сын дурак, верно? Я говорю о вашем позавчерашнем визите, когда вы жаловались на шум в ушах. Вы уже все знали, я уверен в этом, потому что постоянно чувствовал, как ваша голова сопротивлялась моим рукам, отвергала их. Вы уже были не со мной, вы были против меня. Когда вы догадались?
