Джонатам Келлерман - Пациент всегда мертв
— Так дела не делаются.
Продолжительное молчание.
— Понимаю, — сказал Бумайя.
— Что еще вам известно о Ларсене?
— Из какой области?
— Вы упомянули о каких-то других "местных делах"?
— Профессор Ларсен — человек далеко идущих интересов, но к моему заданию это не относится.
— У меня свое задание.
— Он был задействован в программах. — Последнее слово Бумайя произнес так, словно это было ругательством. — Программах, финансировавшихся ООН, частных гуманитарных программах. Ларсен влезает в эти проекты с корыстными целями.
— Речь идет о крупных суммах?
Бумайя улыбнулся:
— Проверявшие его отчетность вряд ли задумывались над тем, сколько в неделе часов.
— Вы хотите сказать, что Ларсен раздувает свои счета? — уточнил я.
Бумайя пожал плечами:
— Консультант тут, консультант там. Если верить его бумагам, то он самый занятой человек в мире.
— А что это за программы, о которых вы упомянули? — спросил Майло.
— Я знаком только с теми, которые реализуются в моей стране и в Лагосе. Речь в основном идет о школах и благотворительных организациях. По меньшей мере дюжине. Если изучить все его отчеты, то окажется, что Ларсен работал по сто пятьдесят часов в неделю.
— Какие-нибудь из этих программ касались реабилитации заключенных?
Бумайя усмехнулся.
— Попали в самую точку. Ларсен получил деньги от лютеранской церкви на программу психологической подготовки, чтобы помочь заключенным в тюрьме Нзабаказы преодолеть их преступные наклонности. Этим занимались "Стражи справедливости". Существенные выплаты Нзабаказе помогли… как говорят, "смазать дорожку"?
— Полозья, — подсказал Майло. — Смазать полозья.
— Вот-вот. В общем, заключенные, которыми занимались "Стражи справедливости", были именно тем отрядом, который Нзабаказа вооружил и отправил в Бутаре. Ларсен к тому времени уже начал идентичную программу в Лагосе, и когда в Руанде начался геноцид, он сосредоточился в основном на своем нигерийском филиале. — Большая темная рука обхватила стакан. — Думаю, что выпью еще немного.
Майло взял стакан, ушел и принес его наполненным почти до краев.
— Спасибо. — Бумайя выпил половину. — Ларсен попробовал примазаться к боснийскому кризису, но у него не получилось: была слишком большая конкуренция. В последнее время он проявлял значительный интерес к палестинской проблеме. Был одним из иностранцев, которые ездили в Дженин выразить поддержку Арафату во время израильской осады. Он кормил ООН рассказами о дженинской резне.
— Которой никогда не было, — кивнул Майло.
— Да, это короткое, но громкое международное мошенничество, а Ларсену заплатили за консультации. Его появление в регионе скорее всего было связано с тем, что его двоюродный брат — Торвил Ларсен — чиновник БАПОР[2] в Газе. Когда возникает международный конфликт, Ларсен всегда там, чтобы заработать несколько долларов. Если его не остановят.
— Вы собираетесь его остановить?
— Я, — сказал Бумайя, похлопав себя по груди, — собиратель фактов, а не человек действия.
Майло посмотрел на фото улыбающихся мальчиков:
— Где вы остановились в Лос-Анджелесе?
— В доме друга.
На свет появился блокнот Майло:
— Имя, адрес и номер телефона.
— Это необходимо?
— А что вас смущает?
Бумайя опустил глаза. Допил стакан.
— Я остановился у Шарлотты и Дэвида Кабанда. — Он медленно, по буквам произнес фамилию. — Они врачи, ординаторы в госпитале для ветеранов в Вествуде.
— Адрес?
— Шарлотта и Дэвид знают меня как университетского однокашника. Я изучал право. Они считают меня юристом.
Майло хлопнул по блокноту:
— Адрес?
Бумайя продиктовал.
— Телефон?
Бумайя назвал семь цифр.
— Если вы позвоните Шарлотте и Дэвиду и перескажете им то, что я вам сообщил, они расстроятся. Мои друзья считают, что я занят научными исследованиями в области юриспруденции.
— Их квартира — единственное место вашего обитания?
— Да.
— Вы что же, не получили от своей страны, интересы которой представляете, денег на гостиницу?
— У нас очень бедная страна. Мистер Ллойд Маккензи, наш консул, служит нам за небольшие деньги. Истинный гуманист.
— Что еще вы можете рассказать о Ларсене?
— Я уже много вам о нем рассказал.
— Мне повторить вопрос?
— Получается улица с односторонним движением. — Бумайя показал два ряда ровных жемчужных зубов. — Это все, что у меня есть рассказать по делу.
— О'кей. — Майло закрыл блокнот.
— Сэр, сотрудничество — в наших обоюдных интересах.
— Сэр, если я найду что-то интересное для вас, то вы будете проинформированы. А пока будьте осторожны. Иностранный агент, вовлеченный в проводимое американской полицией расследование… К хорошему это не приведет.
— Но у меня нет намерений…
— Тогда у нас не будет проблем, — оборвал его Майло.
Бумайя нахмурился.
— Хотите еще выпить? За мой счет? — предложил лейтенант.
— Нет, спасибо. — Снимок убитых мальчиков по-прежнему лежал на столе. Африканец взял его, положил назад в свой бумажник из змеиной кожи.
— Вы хорошо владеете огнестрельным оружием, мистер Бумайя? Вы ведь бывший коп?
— Я умею стрелять. Однако я путешествую безоружным.
— Значит, если я появлюсь возле квартиры ваших друзей, никаких инцидентов не будет?
Бумайя изобразил слабую, бесцветную улыбку:
— Видимо, я высказался недостаточно ясно. Моя единственная цель — сбор фактов и передача их моему руководству.
— Для того чтобы у Элбина Ларсена возникли неприятности?
— У него и у некоторых других.
— Эти другие здесь, в Лос-Анджелесе?
— Здесь, в других городах, в других странах. — Глаза Бумайи закрылись и снова открылись. Радужная оболочка, некогда ясная и отражающая вопрос, затуманилась. — Я еще долго буду этим заниматься.
Мы смотрели, как он уходил из бара.
— Думаешь, что я был груб с ним? — спросил Майло.
— Немного.
— Я сочувствую его делу, но мне не нужны осложнения. Если я смогу прибрать к рукам Ларсена, то это будет самым большим моим подарком для Бумайи и его руководителей.
— Справедливо.
Он нахмурился:
— Двое мальчишек. — Майло оглянулся и, подозвав Зеленую Тенниску, заказал третью порцию.
Парень посмотрел на меня:
— Вам тоже?
Я положил ладонь на свой стакан и помотал головой.
— У Ларсена биография мошенника, — сказал я. — Именно таким мы его себе и представляли. И он прибегает к насилию, когда ему это нужно.
— Тихоня, — процедил Майло и глотнул из стакана.
— Просто из любопытства: откуда ты так много знаешь об Иссе Кумдисе?
— Что, копы ничего не читают?
— Не подозревал, что ты можешь интересоваться политикой.
Он пожал плечами:
— Рик повсюду разбрасывает книги и журналы. Я подбираю. И мне как-то попался "Еврейский маяк". В нем была статья, в которой заявлялось, что Исса Кумдис — шарлатан.
— Не думал, что Рик интересуется политикой.
— Раньше он и не интересовался. Даже проблемы геев не зажигали его. — Майло поморщился. — Его родители пережили холокост.
После стольких лет знакомства я мало знал о Рике. О жизни Майло, после того как он скрывался за дверью своего домика в Западном Голливуде, — тоже.
— Родители всегда доставали его с этой темой, — сказал Майло.
— С холокостом?
Он кивнул:
— Они хотели, чтобы Рик в большей степени осознавал себя евреем. Постоянно были упреки. А когда его старики узнали, что он гей, ситуация еще более осложнилась. Его мать рыдала так, словно Рик уже умер. Отец кричал, что он глупец, так как у нацистов теперь будет сразу две причины засунуть его в печь. — Майло отпил еще немного скотча, прополоскал им рот. — Он единственный ребенок в семье, и им всем было непросто. Лучше стало, только когда прошло время и его родители состарились. В конце концов, они смирились.
А отец Майло до самой смерти не смог простить своему сыну, что тот — гей.
— Потом пришло одиннадцатое сентября, и Рик изменился, — продолжил он. — Воспринял это как личное дело. Его взбудоражил тот факт, что за терактом стояли арабы, обвинявшие во всех грехах евреев. Рика стали всерьез раздражать антисемитские помои, распространяемые из Саудовской Аравии и Египта. Он начал больше интересоваться собственным еврейством, принялся читать книги по истории евреев, об Израиле, давать деньги на мероприятия сионистов, подписываться на их журналы.
— Которые ты случайно подбирал.
— Почему мое внимание привлекла личность Иссы Кумдиса? Этот парень — аферист, однако сделал карьеру ученого. Вот что заинтриговало меня. И не только это. Он читает лекции, в которых утверждает, что нужно убивать людей. Чертовски много ненависти для профессора колледжа.
— В научных кругах вообще много ненависти.
