Николь Жамэ - Тайна острова Химер
Мобильник завибрировал в кармане полицейского, усиливая возбуждение от погони.
Провал был уже в десяти метрах.
Квадри не снижал скорости. Лукас подумал об этой женщине — без нее ничего не осуществилось бы, но сегодня она стала неудобной.
Либо теперь, либо никогда.
Выпущенная пуля пробила заднюю шину квадроцикла, мчавшегося на полной скорости, когда до провала оставалось метра два.
Квадроцикл подпрыгнул вместе с пассажиркой, все еще вцепившейся в руль.
Лицо Вивиан перекосилось от страха при виде разверзнувшейся под ней пустоты.
Квадроцикл средней частью упал на край провала, передние колеса повисли над пустотой. Он, возможно, уравновесился бы, если бы не вес Вивиан, еще не потерявшей скорость инерции.
Она полетела вниз.
Мари затаила дыхание, глядя широко раскрытыми глазами, как машину Лукаса сначала занесло, а потом она застыла на краю провала. Как безумный он выскочил из нее и бросился к пропасти.
Снизу послышался звук взрыва, эхом отдавшийся наверху, и очень быстро оттуда поднялось облако дыма.
Стоя на коленях на краю, Лукас прищурился.
Тут он и увидел ее — меньше чем в метре под ним, распластавшуюся на скальной стенке, рукой вцепившуюся в какой-то торчащий корень. Корень опасно сгибался под ее тяжестью и готов был переломиться. Но когда?
Лукас бросил взгляд назад: машина Ангуса была в сотне метров.
Тогда он нагнулся, протянул Вивиан руку, за которую она сразу ухватилась.
— Помоги мне… Не отпускай…
Лукас видел наполненные ужасом глаза любовницы.
— Не хочу рисковать… Ты заговоришь…
— Я ничего не скажу…
— Все… Жаль, Вив… — И он разжал пальцы.
Тело Вивиан разбилось на камнях тридцатью метрами ниже, недалеко от догоравшего квадри.
В тот же момент подоспели Мари и Ангус.
Мари отвела глаза, разглядев внизу переломанное тело Вивиан.
Память отослала ее на несколько часов назад, в кухню, когда Вивиан с огромным синяком на лице сказала, что Лукас очень болен…
Мари перенесла свое внимание на мужа, глаза которого все еще были устремлены в пустоту.
— Почему ты это сделал? — глухо и резко заговорила она. — Почему ты сам расправился с ней? Если бы мы все были здесь и допрашивали Вивиан, она была бы жива!
Он повернул к Мари отупевшее лицо, словно пробуждаясь от дурного сна.
— Я не хотел ее смерти… Я только хотел узнать почему. Почему она хотела тебя убить? Почему она убила моего близнеца? Она не оставила мне ни одного шанса узнать это, ни одного!
Голосом, в котором слышалась печаль, он повторил, что отдал бы все ради того, чтобы она сказала почему. Все…
Ангус соболезнующе положил ему на плечо руку.
— Всем нам пришлось когда-то лично переживать какое-то преступление, даже когда мы не были к нему причастны. Может быть, кое-какие ответы мы найдем в ее квартире…
— Я к вам присоединюсь, — сказала, вставая, Мари. — Вот только дождусь судмедэксперта.
27
Квартира Вивиан кишела криминалистами. И лишь Броди, Броди Голубому, как мило в насмешку прозвал его Лукас, удалось найти монашеское облачение в тайнике стенного шкафа.
И красный маскарадный костюм. Алый.
— Судя по всему, именно это напялила на себя Вивиан в конюшне, когда на Мари напал псевдофантом Даны, — заявил Ангус.
Лукаса они нашли в оранжерее.
Полицейский только что вывалил на пол содержимое мусорного бака, в котором Вивиан сожгла какие-то бумаги, в том числе старые записные книжки, почти полностью уничтоженные огнем. Без сомнения, это были научные дневники Фрэнсиса Марешаля.
Ферсен осторожно положил их в пластиковый пакет и попросил Броди все срочно отправить в лабораторию.
Фургон, зафиксированный камерой видеонаблюдения, тот, на котором вывезли похищенное тело близнеца, был найден в ближайшем гараже, снятом пейзажисткой на год.
Среди разнообразного садового инвентаря обнаружили ящичек с приспособлением для клеймения, подобным тому, каким пользуются ковбои, чтобы клеймить рогатый скот.
Найденное клеймо изображало трискел с тремя спиралями, вращающимися влево, — печать Алой Королевы.
На ней еще остались кусочки обгорелой кожи.
— Некоторые принадлежат Мари, — процедил сквозь зубы Лукас. — Отправить в лабораторию.
Повернувшись к Ангусу, он пожал плечами.
— Даже если я искренне сожалею о ее смерти, для меня облегчение знать, что она и есть истинная виновница.
Жандарм ответил не сразу. Он выглядел озадаченным. Не то чтобы он сомневался в очевидной причастности Вивиан, но…
— Такое множество улик мне кажется чрезмерным, как и в случае с Фрэнком. А если убийца все еще манипулирует нами? Если Вивиан была только пешкой? Да и Эдвард Салливан все еще на свободе…
Мари в последний раз посмотрела на лицо Вивиан, затем отвернулась от тела и подошла к судмедэксперту, начавшему священнодействовать над трупом.
По тому, как она обратилась к нему, было очевидно, что тема ей крайне неприятна. Ей хотелось знать, наследственной ли являлась болезнь Элен и передается ли она потомкам.
Врач не мог дать ей однозначного ответа:
— Вполне возможно, но это пока не установлено.
Тогда она напомнила ему о провалах памяти, резких переменах настроения, даже об агрессивности своего мужа.
Судмедэксперт обнадежил ее:
— Люди с болезнью Альцгеймера действительно теряют память и без всякой причины переходят от веселости к подавленности, но агрессия у них наблюдается очень редко. — Он хитро взглянул на нее снизу вверх, не обманутый причиной ее расспроса. — У вашего мужа просто поднялось давление, и ему трудно совладать с собой, — успокоил он ее.
Затем, сочтя тему закрытой, он открыл свою сумку и положил необходимые инструменты так, чтобы они были под рукой: на ноги трупа.
Пребывая в нерешительности, Мари не двигалась с места. Врач взял скальпель и точным движением разрезал брюшную полость от подбородка до лобка. Каплями выступила кровь.
Мари отвела глаза.
— Я хотела вас спросить… У однояйцевых близнецов дактилоскопические линии идентичны?
Заглушенный звук скальпеля, брошенного им в кювету.
— Нет. Это даже единственное, что уникально у двойняшек.
Взяв расширитель, он разделил грудную клетку.
Ему совсем не было нужды оборачиваться, он и так знал, что ей сейчас не по себе. И не только из-за неприятного хруста ломающихся ребер.
— У меня не было времени снять отпечатки пальцев близнеца. Но если вам нужно было сравнить их с отпечатками пальцев вашего мужа…
Мари залилась краской, словно ее застали с поличным, когда она осмелилась подумать, что, возможно, умер не близнец, а Лукас.
— Этим объяснялись бы провалы в памяти, смена настроения, приступы ярости. Он так… изменился, — потерянным голосом пробормотала она. — Я в отчаянии, не знаю, почему я все это вам рассказываю.
Он резко повернулся к ней:
— Наверное, потому, что я не отважусь повторить это кому бы то ни было здесь…
Она была признательна ему за его деликатность.
— Глупо, я знаю, но… Спасибо вам.
Голос врача заставил ее остановиться на пороге:
— Есть еще один способ удостовериться.
Мари повернула к нему голову.
— Принесите мне образец отпечатков вашего мужа, я сравню их с отпечатками Лукаса Ферсена в нашей картотеке.
Мари нерешительно улыбнулась ему, покачала головой:
— Очень любезно с вашей стороны… Пока нет необходимости.
Лукас в конце концов нашел новые батарейки и разговаривал сам с собой в полный голос, чтобы не сойти с ума в этом узилище, куда не проникал ни один звук.
Свет у него теперь был, осталось только сообразить, чем метить дорогу, чтобы не потерять свои ориентиры.
Он посмотрел на хлеб, лежащий на блюде с завтраком, который он так и не съел.
Опять вспомнился Мальчик-с-Пальчик… Нет, не годится. Он пробежал взглядом по сотням книг библиотеки, и лицо его прояснилось.
Наугад он выхватил одну, заглавие которой вызвало у него саркастическую гримасу: «Лабиринт».
Очень кстати, шутливо подумал он. Шутить, смеяться над собой надо было во что бы то ни стало, чтобы не свихнуться.
И он опять полез в вентиляционную трубу.
Вырывая страницы по возрастающим номерам, он отмечал свое продвижение по галереям, полный решимости на этот раз обследовать их все, не рискуя заблудиться.
Поднялся ветер.
Раскачивались и хлопали ванты в порту Киллмора.
Мари стояла на набережной у причала, где еще накануне покачивалась яхта Кристиана.
Она была погружена в свои мысли, когда ее окликнул владелец соседнего судна:
— Я узнал вас… Ваше лицо вырезано на носу яхты, нет?
Она неохотно согласилась.
— Нехорошо получилось… — проворчал тот.
