Стивен Кинг - Возрождение
Астрид попыталась встать, но исхудавшие ноги ее не держали. Я поймал и обнял ее, не дав ей упасть ничком.
— Еще рано, солнышко, — сказал я. – Ты слишком слаба.
Она таращилась на меня, пока я возвращал ее в кресло. Забытая кислородная маска съехала с ее лица и теперь висела на шее.
— Джейми? Это ты? Что ты здесь делаешь?
Я посмотрел на Джейкобса.
— Потеря краткосрочной памяти после лечения – обычное явление, — сказал он. – Астрид, кто у нас сейчас президент?
Вопрос, казалось, ее озадачил, но ответила она без колебаний:
— Обама. Вице-президент – Байден. Мне правда лучше? И это надолго?
— Да и да, но оставим это. Скажи мне…
— Джейми? Это на самом деле ты? У тебя так волосы побелели!
— Да, — ответил я, — и чем дальше, тем белее. Послушай Чарли.
— Я по тебе с ума сходила, — сказала она, — и хотя играть ты умел, хорошо танцевать у тебя получалось только под кайфом. После выпускного мы ужинали в «Старленде», и ты заказал… — Она запнулась и облизала губы. – Джейми?
— Я здесь.
— Я могу дышать. Я снова могу дышать!
Астрид плакала.
Джейкобс щелкнул пальцами у нее перед лицом, словно гипнотизер.
— Сосредоточься, Астрид. Кто тебя сюда привез?
— Дж-Дженни.
— Что ты вчера ела на ужин?
— Зуб. Зуб и салат.
Он снова щелкнул пальцами перед ее блуждающими глазами. Астрид моргнула и отпрянула. Казалось, мышцы у нее под кожей крепли прямо на глазах. Это было чудесно и в то же время страшно.
— Суп и салат.
— Прекрасно. Что еще за дверь в стене?
— Дверь? Я не…
— Ты сказала, что она увита плющом. И что на другой стороне разрушенный город.
— Я… не помню.
— Ты сказала, она ждет. И что… — Всмотревшись в непонимающее лицо Астрид, Джейкобс вздохнул. – Неважно. Тебе надо отдохнуть, дорогая моя.
— Да, наверное, — ответила Астрид, — но больше всего мне хочется танцевать. Танцевать и веселиться.
— Всему свое время. – Джейкобс потрепал ее по руке. Он улыбался, но я подозревал, что он глубоко раздосадован неспособностью Астрид вспомнить про дверь и город. Мне же совсем не хотелось знать, что она увидела, когда по самым укромным закоулкам ее мозга проносилось тайное электричество. Мне не хотелось знать, что таилось за скрытой дверью, о которой она говорила, но, к своему ужасу, я это, кажется, знал.
Мать.
Над бумажным небом.
Астрид проспала все утро и бо́льшую часть дня. Проснувшись, она заявила, что голодна как волк. Это обрадовало Джейкобса, и он велел Норме Голдстоун принести «нашей пациентке» сэндвич с расплавленным сыром и маленький кусочек торта без глазури. Он считал, что глазурь будет слишком большой нагрузкой для ее измученного желудка. Мы с Джейкобсом и Дженни следили за тем, как Астрид поглощала весь сэндвич и половину торта. Наконец она отложила вилку.
— Я бы и остальное съела, — объявила она, — но не лезет.
— Не торопись, — сказала Дженни. Она все время теребила салфетку, расстеленную у нее на коленях, и, похоже, не могла подолгу смотреть на Астрид, а на Джейкобса и вовсе не глядела. Это она придумала обратиться к нему, и не сомневаюсь, что ее радовала перемена к лучшему в состоянии подруги, но было очевидно, что увиденное накануне в Восточной комнате глубоко потрясло ее.
— Я хочу домой, — сказала Астрид.
— Солнышко, я даже не знаю…
— Сил у меня уже достаточно. Правда.
Астрид бросила извиняющийся взгляд на Джейкобса.
— Я, конечно, вам очень благодарна и буду поминать вас в молитвах до конца жизни, но мне хочется домой. Если только вы не…
— Нет-нет, — сказал Джейкобс. Я заподозрил, что ему и самому не терпелось от нее избавиться теперь, когда дело было сделано. — Нет лучшего лекарства, чем сон в собственной постели. И если вы выедете в ближайшее время, то попадете домой вскоре после заката.
Дженни больше не возражала и снова начала теребить салфетку. Но до того, как она опустила голову, я успел заметить облегчение на ее лице. Она хотела уехать не меньше Астрид, хотя, возможно, по другим причинам.
Вернувшийся к Астрид румянец был лишь частью происшедших с ней перемен. Она сидела в своем кресле прямо, глаза были ясные и внимательные.
— Не знаю, как мне вас благодарить, мистер Джейкобс, и уж точно не представляю, чем вам отплатить. Но если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится — только скажите, и я сделаю все, что смогу.
— Вообще-то есть несколько таких вещей. — Он принялся загибать искривленные пальцы правой руки. — Ешь. Спи. Старайся восстановить силы. Сможешь?
— Да. Конечно. И больше я в жизни не возьму в рот сигарету.
Он отмахнулся.
— Тебе и не захочется. Верно, Джейми?
— Скорей всего нет, — сказал я.
— Мисс Ноултон?
Она дернулась, будто он ущипнул ее за зад.
— Астрид должна найти физиотерапевта, или вы должны найти его для нее. Чем скорее она встанет с этого чертова кресла, тем лучше. Правильно я говорю? Шарики у меня крутятся куда надо, как мы раньше говорили?
— Да, пастор Дэнни.
Он нахмурился, но не поправил ее.
— И еще кое-что вы можете сделать для меня, милые дамы, и это очень важно: не упоминайте моего имени. У меня в ближайшие месяцы будет много работы, и меньше всего мне нужны тут толпы больных в надежде на исцеление. Вы меня поняли?
— Да, — сказала Астрид.
Дженни кивнула, не поднимая глаз.
— Астрид, когда ты придешь к своему врачу и он выразит изумление — а он непременно его выразит, ты скажешь ему только, что молилась о ремиссии и получила ответ на свои молитвы. Его вера или неверие в эффективность молитвы не имеет значения; в любом случае он будет вынужден поверить в то, что увидит на снимках. Не говоря уже про твое счастливое, улыбающееся лицо. Счастливое и здоровое.
— Хорошо. Как скажете.
— Давай я отвезу тебя в номер, — сказала Дженни. — Если мы уезжаем, то пора собираться.
«Выпустите меня отсюда» — вот каков был подтекст. И в этом они с Чарли были полностью единодушны. Шарики у них крутились куда надо.
— Хорошо. — Астрид робко взглянула на меня. — Джейми, принесешь мне колу? Я хочу с тобой поговорить.
— Хорошо.
Джейкобс проводил взглядом Дженни и Астрид, двигающихся через пустой ресторан к дальней двери, и повернулся ко мне.
— Ну так что? Сделка в силе?
— Да.
— И ты не устроишь мне СНЮ?
«СНЮ» на ярмарочном сленге значило «свинтить на юг», то есть свернуть шатер и смыться.
— Нет, Чарли. Не устрою.
— Вот и хорошо.
Он смотрел на дверь, через которую ушли женщины.
— Мисс Ноултон не в восторге от меня после того, как я покинул команду Иисуса, верно?
— Боится она вас.
Он пожал плечами. Как и улыбка, пожатие вышло несколько перекошенное.
— Десять лет назад я не смог бы вылечить нашу мисс Содерберг. Может, даже пять лет назад. Но сейчас дело пошло быстрее. К лету…
— Что – «к лету»?
— Кто знает? — ответил он. — Кто знает?
«Ты», — подумал я.
— Посмотри-ка, — сказала Астрид, когда я принес ей напиток.
Она выбралась из своего инвалидного кресла и проковыляла три шага к стулу рядом с окном. Потом оперлась на него, повернулась и уселась, выдохнув от облегчения и удовольствия.
— Не бог весть что, конечно…
— Шутишь? Это невероятно. — Я протянул ей стакан колы со льдом. На удачу я даже прицепил на краешек дольку лайма. — И с каждым днем тебе будет только лучше.
Комната была полностью в нашем распоряжении — Дженни извинилась и сказала, что ей надо собираться, хотя мне казалось, что все у нее уже упаковано. Пальто Астрид лежало на кровати.
— Похоже, я перед тобой в долгу так же, как и перед мистером Джейкобсом.
— Это не так.
— Не лги, Джейми, а то нос вырастет. Он наверняка получает тысячи писем с мольбами о помощи — даже теперь. Не думаю, что на мое он откликнулся случайно. Может, ты разбираешь его почту?
— Нет, этим занимается Эл Стампер, старый кумир твоей Дженни. Со мной Чарли связался позже.
— И ты приехал, — сказала она. — Спустя все эти годы — ты приехал. Почему?
— Потому что иначе не мог. Вряд ли мне удастся объяснить лучше, хотя могу добавить, что когда-то ты была всем моим миром.
— Ты ничего ему не пообещал? Не было никакого… как это называется… квипрокво?
— Нет, — солгал я не моргнув глазом. В свои героиновые времена я в совершенстве овладел искусством вранья, и грустная правда жизни в том, что это умение нельзя утратить.
— Подойди ко мне. Встань рядом.
Я подошел. Без малейшего колебания она положила руку мне на ширинку.
— В тот раз ты был так нежен, — сказала Астрид. – Не все парни вели бы себя так на твоем месте. У тебя не было опыта, но ты умел быть добрым. Для меня ты тоже был всем миром. — Она убрала руку и взглянула мне в глаза, в которых больше не гнездились отчаяние и боль. Теперь они светились жизнью… и беспокойством. — Ты ему что-то пообещал. Я это знаю. Не буду спрашивать, что именно, но если ты когда-то любил меня, будь с ним осторожен. Я обязана ему жизнью, но, как бы ужасно это ни звучало, мне кажется, что он – опасный человек. Наверно, ты и сам это знаешь.
