Клер Макинтош - Личный мотив
Впереди меня автобусная остановка, но я продолжаю идти, находя утешение в размеренном ритме своих шагов. Постепенно я успокаиваюсь. Иен просто играет в свои игры, вот и все. Если бы он хотел меня убить, то сделал бы это, когда пришел в мой коттедж.
Дело идет к вечеру, когда я наконец добираюсь домой. Над головой собираются темные тучи. Я захожу внутрь только затем, чтобы надеть непромокаемую куртку и позвать Боу, после чего веду его на берег побегать. Внизу, у моря, я снова могу дышать свободно и понимаю, что этого мне будет не хватать больше всего.
Снова возникает ощущение, что за мной следят, и я поворачиваюсь спиной к морю. Я замечаю одинокую фигуру на обрыве, стоящую лицом ко мне, и сжимаюсь от страха, а сердце вновь заходится. Я зову Боу и беру его за ошейник, но он лает и, вырвавшись, бежит по пляжу к тропинке, ведущей наверх, где по-прежнему стоит мужчина. На фоне неба мне виден только его силуэт.
– Боу, вернись!
Не обращая на меня внимания, он бежит дальше, а я словно приросла к земле. Фигура наверху двигается с места только тогда, когда Боу, добежав до конца пляжа, легко взлетает по тропе на обрыв. Мужчина нагибается, чтобы погладить пса, и я тут же узнаю знакомые движения. Это Патрик.
После нашей последней встречи я могла бы испытывать меньше энтузиазма, увидев его, но облегчение, что это он, так велико, что я бессознательно иду по размазанным следам Боу на песке, чтобы присоединиться к ним.
– Как поживаешь? – спрашивает он.
– Хорошо.
Мы, словно незнакомцы, кружим друг перед другом в хитросплетениях разговора.
– Я оставлял тебе сообщения на голосовую почту.
– Я знаю.
Я все их проигнорировала. Сначала я их слушала, но потом поняла, что не могу слышать, что я с ним сделала, так что все последующие просто удалила без прослушивания. В конечном счете я просто выключила телефон.
– Я скучаю по тебе, Дженна.
Я находила его злость оправданной, и с ней мне было проще справиться, но сейчас вид у него притихший и умоляющий, и я чувствую, как моя решимость рушится. Я поворачиваю в сторону коттеджа.
– Тебе не следовало сюда приходить.
Я с трудом борюсь с искушением обернуться, чтобы проверить, не следят ли за нами, потому что я в ужасе от мысли, что Иен может увидеть нас вместе.
На лицо мне падает капля дождя, и я натягиваю на голову капюшон. Патрик шагает рядом со мной.
– Дженна, поговори со мной. Перестань убегать!
Именно это я всю жизнь только и делала, когда не могла защитить себя.
Вспыхивает молния, и дождь хлещет уже так, что у меня перехватывает дыхание. Небо темнеет настолько быстро, что наши тени исчезают, а Боу припадает к земле, прижав уши. Мы бежим к коттеджу, и я распахиваю дверь как раз в тот момент, когда раздается оглушительный удар грома. Боу пробирается у нас под ногами и пулей взлетает по лестнице. Я зову его, но он не выходит.
– Пойду взгляну, все ли с ним в порядке.
Патрик уходит наверх, а я закрываю дверь на засов и через минуту следую за ним. Я нахожу его сидящим на полу спальни с дрожащим Боу на руках.
– Все они одинаковые, – с улыбкой говорит он, – что вечно взвинченные пудели, что мачо-мастифы: все дружно ненавидят гром и фейерверки.
Я опускаюсь на колени рядом с ними и глажу Боу по голове. Он слегка повизгивает.
– Что это? – спрашивает Патрик.
Из-под кровати выглядывает моя деревянная шкатулка.
– Это мое, – резко говорю я и ногой со злостью заталкиваю ее обратно под кровать.
Глаза Патрика округляются, но он ничего не говорит, просто поднимается на ноги и несет Боу вниз.
– Возможно, неплохая идея включить для него радио, – говорит он.
Сказано это так, будто он снова ветеринар, а я – его клиентка, и я задумываюсь, сделал ли он это по привычке или решил, что с него достаточно. Патрик устраивает Боу на диване, укрывает его одеялом и включает «Классик ФМ» достаточно громко, чтобы заглушить самые тихие раскаты грома. Когда он заговаривает снова, голос его звучит более нежно:
– Я присмотрю за ним без тебя.
Я закусываю губу.
– Оставь его здесь, когда будешь уезжать, – говорит он. – Тебе не нужно специально встречаться со мной или говорить со мной. Я возьму его к себе, пока ты… – Он делает паузу. – Пока тебя не будет.
– Это могут быть долгие годы, – говорю я, и голос мой на последнем слове дает трещину.
– Давай просто проживать каждый день, когда он наступает, – говорит Патрик, наклоняется и осыпает мой лоб легкими поцелуями.
Я даю ему запасной ключ из выдвижного ящика в кухне, и он уходит, не сказав больше ни слова. Я борюсь со слезами, которые не имеют права литься из моих глаз. Это моя собственная затея, и, как бы это ни было больно, дело должно быть сделано. Однако сердце мое все же подскакивает, когда менее чем через пять минут раздается стук в дверь и я представляю себе Патрика, который вернулся за чем-нибудь.
Я распахиваю дверь.
– Я хочу, чтобы вы уехали из моего коттеджа, – без всякого вступления заявляет Йестин.
– Что? – Я опираюсь ладонью о стену, чтобы не упасть. – Почему?
Он не смотрит мне в глаза, просто наклоняется, чтобы потрепать Боу по ушам.
– Вы должны выехать к утру.
– Но я не могу, Йестин! Вы же знаете, что происходит. По условиям временного освобождения я должна находиться по этому адресу до суда.
– Это не мои проблемы. – Йестин наконец поднимает на меня глаза, и я вижу, что удовольствия это ему не доставляет. Лицо у него суровое, но в глазах боль, и он медленно качает головой. – Послушайте, Дженна, весь Пенфач знает, что вас арестовали за то, что вы переехали того парнишку. И все знают, что вы здесь только потому, что вас временно освободили. И что вы снимаете у меня коттедж. Послушать их, так я и сам мог оказаться за рулем того автомобиля. Это только вопрос времени, когда поприбавится вот этого, – он указывает на разрисованные двери, – или даже чего похуже. Собачье дерьмо в почтовом ящике, пиротехника, бензин… В газетах постоянно читаешь про такие вещи.
– Мне некуда идти, Йестин.
Я пытаюсь разжалобить его, но он в своей решимости непоколебим.
– В деревенский магазин больше не принимают мою продукцию, – говорит он, – настолько они недовольны тем, что я предоставляю кров убийце.
Я делаю судорожный вдох.
– А сегодня утром они отказались обслужить Глинис. Одно дело, когда они достают меня, но когда они добираются до моей жены…
– Мне нужно еще всего несколько дней, Йестин, – умоляю я его. – Я должна явиться в суд через две недели и тогда уеду отсюда навсегда. Пожалуйста, Йестин, разрешите мне остаться здесь до этого времени!
Йестин сует руки в карманы и на мгновение устремляет взгляд на море. Я жду, зная, что мне больше нечего добавить, чтобы он изменил свое решение.
– Две недели, – наконец говорит он, – но ни днем дольше. И если в вас есть хоть капля здравого смысла, до того времени в деревне не показывайтесь.
41
Ты находилась в своей студии целыми днями и пропадала бы там и по вечерам, если бы я не сказал, чтобы ты этого не делала. Похоже, тебе не было дела до того, что я всю неделю упорно тружусь и вечером мне, возможно, хочется немного домашнего уюта и чтобы кто-то расспрашивал меня, как прошел мой день. Когда ты при первой же возможности стремглав неслась в этот сарай, то была похожа на мышь, прячущуюся в свою норку. Каким-то образом ты в итоге стала известным местным скульптором – и не за свои бросовые горшки, а за лепные фигурки высотой восемь дюймов. Меня лично не привлекали все эти покоробленные лица и непропорциональные конечности, но, похоже, на такие вещи существовал спрос и ты едва успевала их изготавливать.
– Я купил один диск, чтобы посмотреть сегодня вечером, – сказал я, когда ты однажды в субботу зашла в кухню, чтобы приготовить кофе.
– Хорошо.
Ты не спросила, что это за фильм, да и я только собирался чуть позже выйти и что-нибудь выбрать.
Пока закипал чайник, ты прислонилась к кухонной стойке, зацепившись большими пальцами рук за карманы своих джинсов. Волосы твои были распущены, но заправлены за уши, и я заметил что-то вроде царапины у тебя на лице. Ты заметила, куда я смотрю, и поправила волосы, чтобы прикрыть щеку.
– Хочешь кофе? – спросила ты.
– Да, пожалуйста.
Ты налила кипяток в две кружки, но кофе засыпала только в одну.
– А сама ты не будешь?
– Я себя неважно чувствую. – Ты отрезала ломтик лимона и бросила его в свою кружку. – Мне уже несколько дней как-то не по себе.
– Дорогая, ты должна была мне об этом сказать. Иди сюда, садись.
Я придвинул стул для тебя, но ты покачала головой.
– Все нормально, мне просто нездоровится. Я уверена, что завтра все уже будет хорошо.
Я обнял тебя и прижался щекой к твоей щеке.
– Бедняжка… Я позабочусь о тебе.
Ты откликнулась на мои объятия, и я начал легонько тебя раскачивать, но ты отстранилась. Я ненавидел, когда ты так упиралась. Это было все равно что отказ, тогда как я пытался утешить тебя. Я стиснул зубы и сразу заметил настороженность в твоих глазах. Я был рад увидеть это – это показывало, что ты следишь за тем, что я думаю и что делаю, – но в то же время это вызвало у меня раздражение.
