Питер Джеймс - Одержимый
Ее квартира была уютной, заставленной невероятным количеством вещей, со стенами, обклеенными театральными афишами и плакатами с поэтических вечеров и полом, заваленным видеокассетами, компакт-дисками, книгами и подушками. Гнездо, а не квартира.
Майкл сидел в кривобоком кресле с жалобными пружинами, рядом с большим окном с подъемной скользящей рамой, открытой навстречу душной ночи. С многополосного Клапам-Коммон-Уэст слышался многоголосый рев автомобильных двигателей. Во время прослушивания пленки он наблюдал за выражением лица Лулу. Он нервничал – как всегда, когда слышал запись своего голоса.
– Аманда? Где ты? С тобой все в порядке?
– Майкл, мне страшно. Мне не нравится эта игра. Прекрати, пожалуйста.
– Игра? Какая игра? Господи, как ты? Слава богу, ты позвонила. Я чуть с ума не сошел. Где ты?
– Не трогай меня.
– Аманда, я не понимаю. Что случилось? Почему ты расстроена?
– Не трогай меня. Не трогай меня! Я думала, ты любишь меня, Майкл, любишь.
По сигналу Майкла Лулу нажала на клавишу «Стоп». Она не сводила с него глаз – чайных блюдец. Некоторое время она молчала, затем сказала:
– Надо прослушать еще раз.
Майкл взял огромную кружку с горячим сладким кофе, отхлебнул из нее и кивнул. На стене прямо напротив висел большой плакат, на котором был только текст, чья-то цитата – светло-зеленые буквы на темно-зеленом фоне:
«Если ты думаешь, что ты слишком мал для того, чтобы что-то изменить, то представь, каково жить комару».
Он взглянул на Лулу! При других обстоятельствах это высказывание показалось бы ему оригинальным.
Они прослушали пленку еще дважды. Лулу встала и прошлась по комнате взад и вперед.
– Ее голос звучит странно, – сказала она.
– Да?
– Да. Это ее голос, но… он звучит очень странно.
– В каком смысле?
– Она напугана, Майкл.
– Да, я заметил.
– Он звучит неестественно. Понимаете, что я имею в виду?
– Да.
– Давайте проиграем пленку еще раз.
Они прослушали запись.
– Ее ответы… Она говорит не с вами. Будто она на наркотиках или что-то вроде. Но этого не может быть!
– С чего вы взяли?
– Потому что она что-то приняла лет десять назад, еще когда была студенткой, и чуть с ума не сошла. Очень плохая была поездочка. Без дураков. Ей даже пришлось обратиться к психиатру.
– Я не знал.
Когда Лулу говорила, она помогала себе оживленной жестикуляцией. К тому же у нее была очень живая мимика.
– ЛСД. Ее это здорово высадило. Она несколько раз говорила мне, что это навсегда отвадило ее от наркотиков. Брайан баловался кокаином, еще чем-то. Она говорила мне, что он много раз предлагал ей поторчать за компанию, но она всегда отказывалась. Она очень волевая. Я знаю, что она никогда бы ничего не приняла.
– Ладно, – сказал Майкл. – Эту возможность мы исключаем.
– Как насчет Брайана? – спросила Лулу.
Майкл рассказал о своем вчерашнем визите к Трасслеру. Лулу не удивилась, услышав, что у него есть другая женщина.
– Этот мужик – то еще дерьмо. Я никогда не обсуждала это с Амандой, но про него всякое говорили.
Майкл уловил томное выражение в глазах-блюдцах, будто их обладательница жалела, что Трасслер не положил глаз на нее.
– Значит, мы можем исключить и Брайана Трасслера?
– Пока да, – ответила Лулу. – Вы психиатр. Скажите мне, как можно еще объяснить это ее состояние.
– Резкое изменение личности может быть вызвано разными факторами. Например, эпилепсией, или опухолью, или инсультом.
На лице Лулу появилось выражение ужаса.
– Эти факторы могут стать причиной паранойи, сопровождаемой агрессией.
– Не страхом?
– Вполне возможно возникновение и развитие мании преследования. Может быть, Аманда считает, что я хочу причинить ей вред.
– Какова наиболее вероятная причина в ее случае?
– Паранойи?
– Да. – Лулу села на пол и взяла кружку.
– Изменение биохимии мозга создает условия, благоприятные для изменения личности. То, что мы подавляем всю жизнь, может вылезти наружу. Особенно ярко это проявляется у лиц, скрывающих низкую самооценку.
– Не похоже на ту Аманду, которую я знаю.
– Да. Но она демонстрирует резкую смену поведения, полностью укладывающуюся в схему психического расстройства, одним из классических симптомов которого является расценивание пациентом дружеских по отношению к нему действий как враждебных. Что мы здесь и наблюдаем.
– А что вы на самом деле думаете? Что у нее произошло масштабное изменение личности в результате прогрессирующей эпилепсии, опухоли мозга или инсульта?
– Вы уверены, что у Аманды никогда не бывало депрессивных состояний?
– Настолько, насколько в этом вообще можно быть уверенным. И все-таки надо быть идиотом, чтобы писать неправду в бланке медицинской страховки, верно?
– Контракт потеряет силу при первом же обращении к врачу. – Майкл отпил еще кофе. Он был голоден, но не хотел терять время на еду. Для него имела значение сейчас только Аманда, и его беспокойство росло с каждой секундой.
Он странно себя чувствовал в квартире Лулу. Будто где-то недалеко была Аманда.
– В общем, совсем не обязательно, что у нее психическое расстройство. У правил всегда бывают исключения, хотя настораживает агрессивность. При депрессивном расстройстве ситуация несколько иная, но мы уже договорились, что депрессии – не ее удел. Мы зашли в тупик.
Лулу кивнула.
– Непонятно, чем она испугана.
– Да. – Майкл перемотал кассету и вытащил ее из кассетной деки.
Лулу протянула руку:
– Можно посмотреть? Ее записали в студии сегодня вечером?
– Да.
– Может быть, стоит проанализировать голос?
Майкл подавил зевок – адреналин уже сдавался под напором усталости. Воздух в комнате стал густым и тяжелым.
– Я знаю человека, который может это сделать.
Он вытащил из кармана мобильный телефон и позвонил на домашний номер своего продюсера.
Ему ответил сонный ворчливый голос, ставший открыто неприязненным, когда Крис Бимиш понял, что ему звонит Майкл:
– Черт, сейчас десять минут двенадцатого. Я хотел сегодня выспаться. Ты мне уже достаточно насолил сегодня. Позвони утром.
Майкл успел выкрикнуть, чтобы Бимиш не клал трубку, и взмолился:
– Слушай, у меня чрезвычайная ситуация! Мне нужна твоя помощь.
Бимиш молчал.
– Крис, ты же работал на полицию в качестве эксперта по анализу магнитных лент?
– Да. И до сих пор работаю, – кисло ответил Бимиш. – И на полицию, и на страховые компании, и на детективные агентства. А что?
– Ты любишь свою жену и детей. У тебя трое детей, верно?
– Что ты несешь, Майкл? Ты звонишь среди ночи, чтобы спросить, сколько у меня детей? Может, тебе стоит записаться на прием к психиатру – особенно в свете того представления, которое ты устроил сегодня в студии. Извини, никого не могу посоветовать – я знал одного хорошего, но он, кажется, спекся.
Связь оборвалась. Бимиш повесил трубку.
Майкл в ужасе посмотрел на телефон, затем позвонил снова. Трубку сняли на втором звонке. Бимиш, уже взявший себя в руки и настроенный более миролюбиво, сказал:
– Ну что тебе, Майкл?
– Я звонил совсем не для того, чтобы спросить, сколько у тебя детей. Женщина, которая звонила в студию, – я говорил тебе, что она пропала, – возможно, попала в беду. Мне нужна твоя помощь. Она значит для меня столько же, сколько значат для тебя твои жена и дети. Я в своем уме и не стал бы звонить тебе в такой час, если бы у меня не была на счету каждая минута. Помоги мне, Крис. Я никогда не просил у тебя помощи и больше никогда не попрошу, но во имя Господа помоги мне сейчас.
Краткая пауза.
– Хочешь привезти пленку сейчас?
– Сейчас? – с облегчением вскричал Майкл.
– Я не сплю. Сью не спит. Дети не спят. Пес не спит. Волнистый попугайчик тоже не спит, и рыбка в аквариуме, и хомяк. Давай вези.
– Мне жаль…
– Нет, тебе совсем не жаль, Майкл. Просто поторопись.
77
Это должно сработать. Аманда понятия не имела, сколько времени у нее в запасе. Может быть, у Майкла есть очки ночного видения. Он мог видеть, что она плющит язычок ременной пряжки, когда принес поднос. Но если он видел, почему позволил ей продолжать?
Отмахнувшись от таких вопросов, она сосредоточилась на том, что нужно было сделать. Она сложила матрас вдвое и прислонила его к стене, отметив место второй туфлей мертвеца. С пряжкой, зажатой в кулаке так, что расплющенный язычок выдавался вперед, подобно жалу отвертки, она осторожно, стараясь не терять равновесия, взобралась на матрас и, подняв свободную руку, схватилась за вентиляционную решетку.
К ее облегчению, расплющенный кончик язычка пряжки идеально подошел под шлиц первого шурупа. Крепко сжимая пряжку в руке, она начала поворачивать ее. Шуруп не поддавался. Она надавила сильнее. Не помогло. Еще сильнее.
