Йозеф Гелинек - 10-я симфония
Миллионер поглаживал рукой с перстнем черный чемодан, в котором лежала партитура. Написанная в масонской тональности до минор — три бемоля на нотном стане, — эта вещь станет подлинным художественным трофеем для братства, которое будет хранить ее вечно и использовать для секретных ритуалов на масонских собраниях. Десятая симфония Бетховена, вершина творчества немецкого композитора, никогда и не исполнявшаяся публично, пролежала под спудом двести лет и отныне пребудет скрытой от мира во веки веков.
С помощью своих братьев по ложе, с незапамятных времен владевших искусством шифровки и расшифровки, Мараньону удалось прочитать нотную запись, вытатуированную на голове Томаса после того, как Паниагуа обнаружил первый значимый след — азбуку Морзе. Мараньону было известно, что Томас спрятал рукопись в сейфе банка «Венский кредит», но, даже зная код банковского счета, он не мог открыть сейф, не имея ключа. Чтобы открыть сейф в банке такой категории, необходимы две вещи: код и ключ. Ключ неизбежно должен был оказаться в руках палача Томаса, но Мараньон не смог, несмотря на всех нанятых им детективов, выяснить, кто расправился с музыкантом. Ключ нашелся совершенно случайно во время концерта Абрамовича из-за неприятности с мобильником. Так была установлена и личность убийцы. Донья Сусана, сидевшая во время концерта рядом с Мараньоном, забыла выключить свой телефон, и, когда он зазвонил, ей пришлось второпях открыть сумку и вытряхнуть ее содержимое, поскольку телефон, как обычно в таких случаях, оказался на самом дне сумки, погребенный под всеми другими находившимися в ней предметами. Тут Мараньон и увидел ключ от сейфа с характерной головкой в форме листка клевера и выгравированное на одной из его сторон название банка. После этого миллионеру достаточно было приказать своему секретарю дать донье Сусане мощное снотворное и оставить ее сумку у себя на ночь, как будто она была забыта в его доме из-за случившегося с ее хозяйкой обморока. На следующий день рано утром он заказал дубликат в фирме, специализировавшейся на копиях ключей от сейфа, а затем послал шофера с сумкой к судье домой, пока та не успела ее хватиться.
До посадки оставалось два с половиной часа, и Мараньон собирался отпраздновать обретение долгожданного трофея, отведав блюдо, которое в прежние времена столько раз заказывал в «Серебряной башне», своем любимом парижском ресторане: блюдо это, «утка под прессом», в Испании носит жуткое название — «кровавая утка». Миллионер лишился возможности наслаждаться этим деликатесом, когда в середине девяностых ресторан утратил одну из своих звезд по ресторанному рейтингу «Мишлен» и Мараньон больше не мог там появляться. Он надеялся вернуться в прославленный ресторан, которым заправлял Клод Террайль, как только он снова обретет потерянную звезду, но, к его удивлению, в 2006 году ресторан вновь оштрафовали, лишив еще одной звезды. Мараньон, обожавший «кровавую утку», не желал, чтобы его видели и, хуже того, могли сфотографировать во второразрядном ресторане. Тогда он за астрономическую цену купил на аукционе «Сотби» один из немногих существующих в Европе прессов для утки и нанял одного из лучших поваров мира, чтобы тот приготовил ему легендарное блюдо, рецепт которого известен со Средних веков.
Еще до взлета Мараньон предупредил повара, что измельчение костей утки с помощью серебряного пресса должно происходить в его присутствии, — он получал большое удовольствие, наблюдая, как функционируют механические приспособления.
Шеф-повар дождался приказа Мараньона, чтобы начать «прессовать» утку. Сторонний наблюдатель не заметил бы здесь больших отличий от казни с помощью гарроты, разве что птица уже была мертва — задушена, чтобы из ее тела не вытекло ни капли крови, и пресс управлялся не рычагом, а колесиком, похожим на маленький маховик.
Шеф-повар Эссан, выжав всю кровь из птицы, смешал ее с коньяком и портвейном и поместил сосуд на маленькую жаровню, чтобы выпарить часть соуса, который потом послужит приправой к утиному филе.
В какой-то момент, когда повар поднес зажигалку к газовой горелке, чтобы приступить к варке соуса, Мараньон посмотрел вправо, на то, что казалось ему отражением пламени жаровни в окне самолета.
И понял, что один из двух моторов его джета объят пламенем.
Эпилог
Через три дня после освобождения из дома судьи Родригес Ланчас Даниэль Паниагуа собрался возобновить бег трусцой в парке рядом с Отделением музыковедения, но, обнаружив, что нос при беге сильно болит, решил ограничиться прогулкой. В этот раз он забыл дома mp3-плеер и потому услышал голос, окликавший его сзади:
— Сеньор Паниагуа!
Даниэль остановился посмотреть, кто его позвал, и увидел человека, торговавшего хот-догами.
— Я вас с трудом узнал! Что это у вас на носу?
— Шина. На днях я чуть было не лишился носовой перегородки.
— Вы стали знаменитостью! Пресса пишет, что вы были ключевой фигурой при поимке убийц человека, которому отрезали голову.
— Сказать по правде, Антонио, я бы предпочел не быть ключевой фигурой и не оказаться на пороге смерти.
— Я сделаю вам хот-дог? — спросил продавец и, не дожидаясь ответа Даниэля, насадил булочку на штырь.
— Хот-дог? Вы называете их на английский манер?
— На мой взгляд, так лучше для торговли, английские слова сейчас в моде. Кроме того, — пояснил продавец, показывая на большой зонтик, защищавший прилавок от солнца, — надпись «хот-доги» умещается по краю зонтика. Ну что, вы теперь миллионер? В газетах пишут, что вы нашли место, где находилась Десятая симфония.
— Дело в том, что один человек нашел это место раньше меня, так что, когда Европол открыл сейф в банке, там было пусто.
— Значит, вы остались без гроша.
— Более-менее, — подтвердил Даниэль.
— Я читал, что один из убийц был застрелен. А судья? Ее поймали?
— В то же утро, в Альмерии. Она собиралась пересечь Средиземное море на пароме, чтобы оказаться в марокканском порту Надор. Я слышал об этом от инспектора, который мне недавно звонил. Этот сюжет непременно покажут в вечернем выпуске новостей. Ее поймали, потому что один полицейский графолог, который анализировал ее почерк в письмах тридцатилетней давности, вспомнил, что видел его в судебных поручениях, которые судья выписывала несколько месяцев назад. Она подписывалась «Л», Ланчас, так ее называл Томас, чьей возлюбленной она была в юности. Влюбленные пары часто обращаются друг к другу по фамилии.
— Значит, обезглавленный музыкант был когда-то любовником судьи? А я вроде бы читал в газетах, что он гомосексуалист.
— Томас пошел тем же путем, что и другой очень известный музыкант, Леонард Бернстайн.
— Не представляю себе, о ком идет речь.
— Но вы наверняка смотрели фильм «Вестсайдская история». Это на его музыку: I like to be in Ame-ri-ca, O.K. by me in Ame-ri-ca.[28]
Продавец хот-догов заулыбался, услышав, как Даниэль напевает самую известную песню из самого известного мюзикла в истории.
— Бернстайн, — продолжил свой рассказ Даниэль, — много лет был женат на чилийской актрисе Фелисии Монтеалегре, и у них было трое сыновей. Где-то в середине своей карьеры — кстати, тогда и развернулось движение геев, — он собрался с духом, чтобы уйти от жены и начать жить с режиссером музыкального радио Томом Котраном. Различие между Бернстайном и Томасом в том, что первый вернулся к жене, когда узнал, что у нее рак, и заботился о ней до самой ее смерти. Напротив, Томас, хотя и чувствовал себя виновным в автомобильной катастрофе, изуродовавшей его подругу, так к ней и не вернулся. Той пришлось провести несколько долгих месяцев в больнице в Альмерии, а он почти не навещал ее.
— Вот сукин сын! — заключил продавец хот-догов. — Ничего удивительного, что она ему отомстила!
— Ужасная автокатастрофа произошла с ними в тысяча девятьсот восьмидесятом. Автомобиль несколько раз перевернулся и упал на дно оврага. У него была сломана ключица, голень и малая берцовая кость левой ноги, кроме того, пришлось как следует повозиться с его головой. Но его подруга была страшно искалечена, особенно выше пояса. У нее не только парализовало половину лица, ей еще пришлось удалить одну грудь. Похоже, она была очень красивой женщиной, а этот мерзавец, злоупотребив выпивкой за обедом, превратил ее жизнь в кошмар. Если бы эта женщина несколько дней назад едва не перерезала мне глотку, я бы, пожалуй, сказал, что мне ее жаль.
— А остальные действующие лица? Я читал, что в это дело втянута куча народу: дочка убитого, его дружок, князья неизвестно откуда, директор вашего отделения и миллионер.
— Полицейский сказал мне, что убийство задумали и осуществили судья и судебный врач, которые, как я вам говорил, были любовниками. О миллионере я совершенно ничего не знаю, — солгал Даниэль. — Дочь убитого, должно быть, уже на Корсике, против нее не выдвинуто никаких обвинений, как и против партнера Томаса. Мой шеф — это мой шеф, он живет только ради своих собак. Князь Бонапарт еще в Испании, сегодня утром он выступает с интервью на Радио Насьональ. Он собирается писать книгу под названием «Как я обнаружил Десятую симфонию Бетховена».
