Роберт Мазелло - Зеркало Медузы
Мсье Эбер вернул письмо и, вытащив из кармана железный ключ, открыл им дверь в темницу королевы.
— Только сделайте все быстро. У нее было тридцать семь лет, чтобы заключить союз с богом. Даже не знаю, сможет ли она теперь наверстать упущенное.
Один из помощников засмеялся, и Эбер заулыбался, радуясь своей шутке. Маркиз с трудом проглотил комок гнева. Ярость жгла его сердце, как кипящая смола. Он вошел в тюремную камеру. В пустой комнате почти не было мебели. Мятая простыня на веревке прикрывала отхожее ведро. Комната располагалась на теневой стороне башни, и из-за заколоченного окна здесь всегда было тускло и холодно. Мария Антуанетта лежала на жестком тюфяке, подложив руку под щеку. Ее тусклые глаза рассеянно смотрели в никуда.
Сант-Анджело едва узнал ее. Он помнил милую, робкую и смущенную девушку, которая приехала из Австрии двадцать три года назад… и, конечно, веселую красивую женщину, известную своими пышными нарядами и утонченностью манер. Теперь он видел лишь призрачную тень былого величия — исхудавшую женщину, с растрепанными нечесаными волосами и лицом, которое, казалось, не знало ничего, кроме печали.
Но постарела ли она? Он придвинул стул к постели и внимательно всмотрелся в ее черты. Папа римский прислал ей настоящую «Медузу» лишь несколько лет назад. Ее нынешнее измученное выражение лица могло объясняться не возрастом, а потерей всего того, что она имела на этом свете. Тем более что теперь ее хотели лишить жизни.
— Ваше величество, — прошептал он, не желая тратить ни секунды времени.
— Я не хочу разговаривать с вами, — ответила Антуанетта, едва взглянув на его черную сутану.
— Посмотрите на меня, — сказал он. — Я прошу вас взглянуть мне в лицо.
Неохотно, словно подчиняясь еще одному приказу своих мучителей, она перевела на него взгляд голубовато-серых глаза. Ей понадобилась секунда или две, чтобы узнать в нем своего старого друга. Маркиз смотрел на нее из-под широких полей шляпы.
— Как вы…
— Вы должны выслушать меня и сделать то, что я скажу, — ответил он.
— Но вы не можете принимать причастие.
— Я пришел сюда не за этим.
Она взглянула на него опустошенным взором, будто уже не верила своим глазам. Словно она считала его очередным видением.
— Мы можем совершить побег. Мне только нужно, чтобы вы выполняли мои указания.
— Ах, милый друг, — обреченно ответила Мария Антуанетта. — Для меня все кончено. Мне очень жаль, что вы подвергаете себя такой опасности.
Она попыталась сесть, но из-за слабости ее качнуло в сторону. Сант-Анджело деликатно поддержал ее за локоть. Подняв руки к воротнику, словно для того, чтобы снять пурпурный орарь, он вытащил магический венок и опустил его между колен рядом с требником.
— Вряд ли вы поймете мои объяснения, но я умоляю поверить мне на слово. Если вы наденете этот венок на голову, он сделает вас невидимой.
— Вы сейчас говорите, как наш старый друг, граф Калиостро, — с печальной улыбкой произнесла королева.
— Его силы бледнеют в сравнении с моими возможностями, — ответил маркиз. — Разве вы не помните ту странную ночь в Трианоне?
— Да, конечно, помню, — рассеянно сказала она. — Только прошу принять мои слова без обиды. Даже если бы я могла убежать, как вы говорите, то не поступила бы так. Потому что мои дети тоже находятся здесь.
Она говорила с отстраненным спокойствием, словно пыталась урезонить безумца. Маркиз понял, что она имела в виду.
— Ваше величество, они просто дети, — возразил он, пытаясь уговорить ее. — Им не причинят вреда.
— Вы уверены в этом?
Нет, у него не было такой уверенности. Нынешние варвары не знали меры.
— Позже мы придумаем, как вырвать их из плена. Но сейчас речь идет о вашей жизни. Эти дикари хотят казнить вас, королева.
— Если моя смерть удовлетворит их жажду крови, они могут пощадить детей.
— После вашего побега тут начнется настоящий хаос, — настаивал Сант-Анджело. — Члены Национального собрания будут обвинять друг друга. Трибунал потребует провести расследование, а голову Эбера насадят на пику. И пока здесь будет царить шум и гам, я вернусь и увезу ваших детей в безопасное место. Можете поверить мне на слово.
Опустив холодную и тонкую ладонь на его запястье, она тихо сказала:
— Хватит уже и того, что вы пришли повидаться со мной. Они запретили мне прощаться с кем-либо. Не пускают ни друзей, ни членов семьи.
— Если вы, надев венок на голову, будете держаться за моей спиной, я выведу вас отсюда. Клянусь честью!
— Разве они не заметят мое отсутствие? — сухо спросила королева.
— Я устрою такой переполох, что они поверят в прилет ангелов, унесших вас на небеса.
— И куда мы пойдем, когда выйдем из крепости?
— Сначала я отвезу вас к себе домой. Там нас уже ожидает карета. К вечеру мы доберемся до моего замка и оттуда…
Ее взгляд подсказал ему, что он может не продолжать. Судя по всему, она вспомнила последнюю попытку побега, когда их карету остановили в городе Варенн. Король был узнан. Семейство с позором вернули в Тюильри. С той памятной ночи (21 июня 1791 года) их пленение стало полным. Семью систематически разлучали. Детей и родителей содержали в разных местах — каждый раз во все более ужасных, чем прежде.
— Благодарю вас, маркиз, — произнесла королева. — Сейчас я желаю лишь одного: чтобы все поскорее кончилось. Я хочу соединиться с мужем и предстать перед богом.
Склонив голову, чтобы сделать сцену причастия убедительной — ради него, — она прикоснулась к требнику в его руке и прошептала молитву.
— Время закончилось, — входя в комнату, крикнул гражданин Эбер.
Следом за ним шел цирюльник с ржавыми ножницами в руке.
— Уходите, священник.
Оттолкнув в сторону Сант-Анджело, он сорвал муслиновую косынку, прикрывавшую волосы и плечи королевы.
— Начинай стричь, — сказал он цирюльнику.
Тот приступил к работе. Мужчина собирал в кулак ее волосы и грубо состригал их, словно с какой-то овцы.
— Мы же не хотим, чтобы к лезвию гильотины пристали клочья вашего скальпа? — пошутил комиссар.
После стрижки королеве швырнули белую льняную шляпку с двумя черными шнурками, завязанными сзади.
— Встать! — рявкнул Эбер. — Руки за спину!
Этот гнусный тип испытывал острое удовольствие от каждой неучтивости, которую он выказывал королеве. Антуанетта с удивлением посмотрела на него.
— Но вы же не связывали руки королю.
— И это было ошибкой, — ответил он, сведя ее запястья за спиной и обмотав их веревкой.
Казалось, еще немного, и ее острые плечи прорвут ткань белого платья.
— Пора идти, — сказал Эбер, подтолкнув королеву коленом.
Он обходился с ней, как с индейкой на разделочной доске.
Марию Антуанетту повели в переднюю комнату, а затем на винтовую лестницу. Впереди шагал глава Комитета общественного спасения. Его помощники шли сразу за пленницей. Маркиз секунду размышлял, стоит ли немедленно напасть. Он мог бы уложить эту тройку мужчин на ступенях. А дальше что? Он знал, что Антуанетта не последовала бы за ним. Она уже приняла свою судьбу и больше не рассчитывала на постороннюю помощь. Но он не мог и не хотел оставлять ее в такой ситуации. Даже королю позволили иметь компанию. По пути на казнь его сопровождал и утешал аббат Эджворт де Фермаунт. Королеве отказали в этой милости.
Оставшись в камере один, Сант-Анджело швырнул в угол шляпу и требник. Он взглянул на венок, сделанный века назад из ситника, росшего в пруду горгон. Ему вспомнилось, как он заперся в студии, сплел эти длинные листья в венец и покрыл их серебром. Надев на голову магический предмет, он подождал немного. Маркиз знал, что эффект не будет мгновенным. Казалось, что он встал под водопад, срывавшийся с выступа скалы. На макушку головы будто вылили масло, которое начало затем стекать по его лицу и плечам. Ощущение напоминало струйки холодной воды, медленно сочившиеся вниз по его телу. Он наблюдал, как исчезла его грудь, потом — ноги и стопы. Но Сант-Анджело по-прежнему оставался плотным — порой он забывал об этом факте и больно ударялся о дверной косяк или о стул. Тем не менее для глаз смертных его тело было абсолютно невидимым.
К тому времени, когда он спустился по лестнице, аккуратно избегая контактов с надзирателями и стражниками, королеву подвели к расшатанной двухколесной повозке. Маркиз знал, что ее мужа везли на казнь в закрытой карете и осужденный монарх не слышал криков и проклятий толпы. Однако Эбер, желая помучить вдову Капет, отверг такую возможность. Королева поняла, что ее теперь отправят на эшафот. Она остановилась и, повернувшись к Эберу, попросила его развязать ей руки — хотя бы на время. Тот кивнул помощнику, носившему красную вязаную шапку с белым пером. Мужчина развязал веревку, и Мария Антуанетта начала отчаянно выискивать какой-нибудь угол двора, который мог бы дать ей видимость уединения. Поспешив к стене и приподняв подол, она опустилась на корточки. Ее бледное лицо покраснело от стыда под взглядами окружающих людей.
