Хайд - Расселл Крейг
– До места назначения мы еще не дошли, милая, – сказал незнакомец. – Это всего лишь остановка, перевалочный пункт на великом пути. Дорога наша дальняя, и тебе предстоит еще многое увидеть. Не сомневайся – тебе откроются все тайны. Ты узришь и познаешь истину. Ее чудовищная, ослепительная ясность выжжет тебе глаза, от ее трубного гласа ты содрогнешься до мозга костей.
Глава 46
Время как будто замедлилось – Хайд смотрел, как Маккендрик кувыркается по крутому скату черепичной крыши. Капитан понимал, что низкий зубчатый окоем недостаточно высок и прочен, чтобы остановить падение – сейчас Маккендрик перекатится через край и рухнет на мощенный булыжниками двор позади изогнутой улицы стоящих вплотную таунхаусов. Высоты трех этажей достаточно для того, чтобы человек разбился в лепешку.
Хайд одним прыжком поравнялся с падающим Маккендриком, когда тот был уже на краю, и схватил его за пальто. Столкновение замедлило падение, но сила инерции перекинула Маккендрика через край. Капитан скрючился в водосборном желобе, лежа на животе и двумя руками вцепившись в пальто повисшего над пропастью человека. Вес Маккендрика выворачивал суставы в плечах; обжигающая боль полыхнула в мышцах и сухожилиях на правой руке – разошелся шов на раненом предплечье.
Даже не думая выпускать добычу, Хайд подтянул под себя одно колено и уперся ступней второй ноги в окоем. Он знал, что этот зубчатый барьерчик, хотя и сделан из камня и цемента, несет чисто декоративную функцию и не предназначен для того, чтобы выдержать вес двух взрослых мужчин.
Маккендрик, чьи ноги болтались в пустоте, умоляюще смотрел снизу вверх на Хайда.
– Хватайтесь руками! – прохрипел тот. – Я вас подниму, насколько смогу, а вы хватайтесь за край и подтягивайтесь.
От рывка плечи заломило уже невыносимо; капитан почувствовал, что правый рукав промок от крови из открывшейся раны.
Маккендрик сделал все, как ему велели: исхитрился ухватиться одной рукой за зубчатый ложный парапет. Хайд перехватил пальто поудобнее сначала с одной стороны, потом с другой и теперь надежно держал его за воротник.
– Приготовьтесь, – велел он сквозь стиснутые зубы. – Когда я дерну, подтягивайтесь. Давайте!
Хайд зарычал от боли, изо всех сил рванув Маккендрика вверх, и тот, подтянувшись, схватился за парапет второй рукой.
Раздался хруст – Хайд увидел, как бетон между камнями зубчатой кладки, удерживавшей большую часть веса Маккендрика, начал трескаться. Он уперся обеими ногами в окоем и снова рванул ношу на себя. Маккендрик, закинув ногу на край крыши, перекатился через парапет в водосборный желоб, наконец оказавшись в безопасности.
Оба некоторое время сидели, прижавшись спинами к черепичной крыше и тяжело дыша. Хайд кривился от боли в руке; он видел, что его правая кисть вся залита кровью – будто на руку надета черно-багровая перчатка, тускло отблескивающая в ночной темноте.
– Капитан Хайд! – донесся снизу крик. – Капитан Хайд! Вы в порядке, сэр?!
Хайд посмотрел в полумрак заднего двора и различил среди теней крепкую фигуру Фрейзера, старшего сержанта, который, запрокинув голову, пытался разглядеть его на крыше. В узком проходе между домами зазвучал топот – несколько пар ног торопливо огибали таунхаус, и вскоре во дворе вокруг горца прибавилось черных силуэтов.
– Я в порядке! – отозвался Хайд. – И наш беглец со мной. Но спуститься через чердак мы оба уже не в состоянии. Тащите лестницы!
Пока они ждали подмогу, капитан повернулся к Маккендрику:
– Почему вы решили сбежать? У вас были основания нас бояться?
– Встречный вопрос: почему вы вооружены? – сказал Маккендрик. – Зачем набрасываться такой толпой на людей, которые не могут оказать сопротивления?
– Мы думали, что ваш клуб – штаб-квартира Темной гильдии, о которой, как я полагал, вам многое известно.
– Темная гильдия? – Маккендрик горько рассмеялся. – Вы, часом, не общались с одним типом из Скотленд-Ярда по фамилии Мелвилл?
– Почему вы спрашиваете?
– Мелвилл – ирландец, обернувшийся против своего народа. Этот кельт принял власть саксов и продал душу за идеалы империи. Вы – полицейский, а он – нет. Мелвилл – шпион и палач, оплот и радетель политического статус-кво, не гнушающийся никакими средствами: он разрушает репутации всех, кто угрожает равновесию Британской империи. Ведь это он внушил вам мысль о моей связи с Темной гильдией, признайтесь.
Хайд взглянул на профиль Маккендрика, вычерненный ночной тьмой. Абрис вьющейся шевелюры и бороды вкупе с орлиным носом напомнил ему голову Януса на брелоке с ключом и на латунной пластине, висевшей на двери подвала. Но у этого профиля, нарисованного обстоятельствами на фоне ночного неба, не было зеркального отражения.
– Мелвилл тут ни при чем, – сказал Хайд, морщась от не отпускавшей боли в раненом предплечье. – На улице на меня напал человек, который, как я думаю, был членом Темной гильдии. Я также уверен, что Сэмюэла убил кто-то, связанный напрямую с вашим кругом общения. А потом мы нашли тело Генри Данлопа, фотографа, которому вы позировали…
Маккендрик – черный силуэт на крыше – повернулся к Хайду:
– Что? Генри мертв?
– Ему перерезали горло и усадили перед холстом с высокогорным шотландским пейзажем. В довершение ко всему я обнаружил, что вы и Элспет Локвуд послужили ему моделями для фотопортретов в образе героев шотландской истории.
– Генри был моим другом, – сказал Маккендрик. – Не могу поверить, что он убит…
– А меня беспокоит судьба вашей, так сказать, коллеги по постановочной фотографии. Элспет Локвуд пропала несколько дней назад, и я опасаюсь за ее жизнь.
– Элспет пропала? – переспросил Маккендрик.
– Стало быть, вы признаете, что знакомы с ней?
– Мы познакомились не в студии Генри Данлопа. И о ее знакомстве с Генри я был не в курсе.
Тьма скрывала лицо Маккендрика, и Хайд, привыкший определять, лжет человек или говорит правду, по выражению лица, был лишен этой подсказки.
– Но с Элспет вы все же общались?
– Вам уже известен ответ на этот вопрос, – пожал плечами Маккендрик, – благодаря неуклюжей попытке вашего юного коллеги внедриться в нашу ячейку. Тогда, на собрании в Лейте. Да, Элспет – убежденная националистка и время от времени бывает на наших сходках.
– Как вы с ней познакомились?
– Она пришла на одно из моих выступлений года два назад – молча сидела в дальних рядах, но я ее, конечно, узнал. Локвуды в ту пору, после смерти брата Элспет, были в зоне повышенного внимания. Думаю, это событие произвело на нее сильнейшее впечатление, она начала задаваться вопросами о себе и своем месте в обществе и политике. Потом я не видел ее два или три месяца, пока Фредерик не устроил у себя в доме на западной оконечности Нового города soiree [59] в честь нашей ячейки. Он и представил нас с Элспет друг другу.
– Фредерик Баллор?
– Да.
В этом простом, односложном ответе Маккендрика, в его тоне что-то насторожило Хайда, но тьма снова помешала ему прочесть выражение лица собеседника.
– Вы хорошо знаете Баллора?
– Одно время мы были близки. Теперь – нет.
– Почему?
– Сейчас у Фредерика другие увлечения. Его интересы и пристрастия постоянно меняются. Кроме того, я обнаружил, что он профан и шарлатан. Его убеждения, духовные и политические, фальшивы – они служат инструментом извлечения выгоды, это всего лишь уловка, чтобы выманивать у людей деньги. Хотя я думаю, так было не всегда.
– Неужели?
– Повязка у него на глазу – вовсе не маскарадный аксессуар. В юности ему повредил глаз человек из дружины лэрда [60].
– Баллор – горец?
– Родился горцем. Его отец принадлежал к feartaic — таксманам, и был одним из последних представителей этого сословия средних землевладельцев-арендаторов. С таксманами правительство обошлось еще хуже, чем в свое время с шотландскими крестьянами в эпоху «очистки высокогорных имений» [61]. Семью Фредерика переселили, но, как и многие другие, они получили помощь от лэрда, вождя их клана, преданного принципу dùtchas — кровных уз и землячества. Вождь счел своим долгом оплатить переезд семьи Фредерика в Новый Свет и их обустройство в незнакомом месте. Потому-то, кстати, Картофельный голод в Ирландии [62] оказался куда страшнее, чем подобные бедствия в высокогорной Шотландии. Английским и англо-ирландским помещикам, не жившим на своих земельных владениях, плевать было на арендаторов, тогда как в Шотландии лэрды были связаны со своими крестьянами кровными узами.
