Кит Маккарти - Мир, полный слез
– Да.
Сорвин взглянул на Айзенменгера, словно ища подтверждения, но тот продолжал сидеть с непроницаемым видом. К несчастью, доктор Аддисон заметила этот взгляд и сразу поняла, что он означает; ее комплекс неполноценности получил хорошую подкормку.
– Я правильно понимаю, что доктор Айзенменгер присутствует здесь, чтобы выразить свое особое мнение?
Этот вопрос застал Сорвина врасплох – он не привык к проявлениям чувствительности со стороны медиков.
– Вовсе нет, – поспешил ответить он, однако на этом его словарный запас иссяк, так что пришлось заговорить Айзенменгеру.
– Это я попросил разрешения присутствовать при вскрытии, – примирительным тоном произнес он. – Профессиональный интерес, не более того, доктор Аддисон. – Он изобразил на своем лице почтительную улыбку. – Более того, я как раз думал о том, какую серьезную работу вы проделали.
Однако доктор Аддисон по-прежнему колебалась и продолжала выискивать что-либо намекающее на насмешку.
– А-а, – вырвалось у нее. – Благодарю вас.
Айзенменгер склонил голову и улыбнулся, а затем перешел к неприятной части.
– И еше мне очень хотелось бы взглянуть на тело Альберта Блума.
– Зачем? – вновь вспылила Аддисон.
– Просто у меня есть одно предположение, которое вы могли не учесть.
Доктор Аддисон онемела и начала издавать какие-то невразумительные звуки, словно вернувшись на самую раннюю стадию эволюции речи. Она повернулась к Сорвину, а тот осторожно спросил Айзенменгера:
– Какое?
– Что это самоубийство.
– Боже мой!
Тереза побледнела, а Тристан прикрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от всего мира. Хьюго обхватил голову руками и запустил пальцы в волосы. Елена подошла к Терезе, взяла ее за руку и помогла добраться до кресла. Они находились в оранжерее, в окружении заиндевевших окон и гулкого эха, разносившегося среди плетеной мебели. Казалось, Тереза вот-вот расплачется.
– Совершенно очевидно, что младенец пробыл в земле долгое время, и до проведения необходимой экспертизы мы мало что можем сказать, – мягко констатировала Фетр.
– Конечно, конечно, – с отсутствующим видом откликнулся Тристан – с таким же успехом она могла бы читать вчерашнюю сводку погоды глухому.
Тереза с полными слез глазами качала головой.
– Думаю, вы вряд ли знаете, как там мог оказаться труп младенца? – смущенно спросила Фетр.
У Тристана словно прорезался слух.
– Нет. Нет. Ни малейшего представления, – вскинув голову, ответил он.
Фетр кивнула и собралась уйти, но Тристан еще не договорил.
– За многие годы в поместье работала не одна тысяча людей. В буквальном смысле слова. Как бы там ни было, мы никогда не занимались охраной границ своих владений. Так что любой мог зайти на нашу землю и похоронить кого угодно.
Фетр записала это. Она не видела смысла продолжать беседу: в любом случае это было чистой формальностью – в ее задачу входило не столько допросить обитателей замка, сколько поставить их в известность о том, что случилось. Фетр встала, а Тристан, обычно являвший собой образец учтивости, так и остался сидеть, глядя на свою жену.
– Не стану больше вас беспокоить, – тихо сказала Фетр.
– Черт, – пробормотал Хьюго.
– Да-да. Спасибо, – словно очнувшись, откликнулся Тристан и поднялся.
– Сколько смертей, – потерянным голосом произнесла Тереза. – Как это все ужасно.
Тристан и Фетр оглянулись.
– Ничего, Тереза, ничего, – нежно обхватив ее за плечи, промолвила Елена, и та ответила ей благодарной улыбкой. Тристан вновь повернулся к Фетр.
– Я провожу вас, констебль, – сказал он.
Когда Фетр вышла во двор, она увидела, как из своей конторы появился Грошонг, беседуя с кем-то по мобильному телефону. Его лица Фетр видеть не могла, но движения управляющего выдавали крайнюю озабоченность. Он был настолько поглощен беседой, что заметил Фетр, лишь когда она оказалась в пяти метрах от него. Грошонг захлопнул крышку мобильника и с суровым, почти что грозным видом уставился на Фетр.
– Мистер Грошонг, я так понимаю, вы уже слышали новости?
Управляющий не ответил и только кивнул. Казалось, он был потрясен еще больше, чем Тереза Хикман.
– Естественно, нас интересует, кто это может быть. Возможно, у вас есть какие-нибудь предположения?..
Он смотрел на нее с таким видом, по которому трудно было понять, что он собирается сделать – разрыдаться, закричать или наброситься на нее с кулаками.
– Цыгане, – пробормотал он наконец помертвевшими губами.
– Прошу прощения?
– Цыгане! – На этот раз он закричал. – Эти ублюдки способны на все, что угодно!
– Вы уверены в том, что это были цыгане?
Он пожал плечами.
– Кто знает, что они могут вытворить? У нас всегда с ними проблемы.
– То есть вам не доводилось слышать о том, что у кого-нибудь в округе пропал ребенок?
– Нет. – Это было сказано с такой уверенностью, что невольно внушало сомнения, однако Фетр решила пока не задерживать на этом внимания.
Поэтому она двинулась прочь, размышляя о том, с кем мог так напряженно разговаривать Грошонг.
– Нет!
Реакция Сорвина ничуть не удивила Беверли. Ведь Айзенменгер пытался опровергнуть его версию, согласно которой убийцей был Майкл Блум; а нет ничего ужаснее, чем намеренное разрушение прекрасной и всех устраивающей гипотезы.
Спокойнее.
– Послушай, Эндрю, даже если Альберт Блум совершил самоубийство, это еще не конец света. Ты ведь еще никому ничего не сообщал по национальному телевидению. Ты арестовал его сына, и у тебя для этого были веские основания. Если Айзенменгер и докажет, что Аддисон ошибалась, лично тебе это никак не повредит.
Они сидели в кабинете морга друг напротив друга. Только что прибывший Сайм стоял между ними. Ему уже сообщили о предположении Айзенменгера. И он пока никак на него не отреагировал.
– А что насчет Мойнигана? Что насчет ребенка?
– А что насчет них? В случае Мойнигана у нас нет доказательств того, что это не было самоубийством. Что касается младенца, то он умер много лет тому назад, и, скорее всего, это случайная находка, независимо от того, убили его или нет.
Беверли видела, что Сорвина так и подмывает возразить. Но кроме подозрений, которые могли оказаться не более чем фантазиями, у них действительно не было ничего, что опровергало бы версию о мучительном самосожжении Мойнигана.
– Возле корней дерева были обнаружены следы раскопок, а у Мойнигана в машине была найдена лопата, – упрямо произнес Сорвин.
– Которую, по твоим словам, он мог использовать для того, чтобы откапывать машину из грязи.
– Но у нас нет свидетельств того, что он переживал депрессию или был склонен к самоубийству. Он даже не оставил записки, – заметил Сайм.
Однако Беверли с легкостью разбила этот довод:
– Лишь двенадцать процентов самоубийц оставляют предсмертные записки; и даже если бы нам удалось найти таковую, мы все равно столкнулись бы с проблемой авторства.
– Но ничто не доказывает, что он находился в депрессии. А люди обычно не поджигают себя без достаточных на то оснований.
– Кто знает? Вряд ли миссис Глисон и Майкла Блума можно рассматривать как показательные примеры. А кто еще с ним общался?
– Фиона Блум, – задумчиво произнес Сайм.
– В последние месяцы она была с ним ближе всех, – поспешила вмешаться Беверли, заметив некоторый прогресс и поворачиваясь к Сорвину. – Нам надо поговорить с ней, Эндрю. Может быть, она сумеет объяснить нам, почему он решил покончить с собой. Как бы то ни было, она должна рассказать нам, что стало с ее ребенком.
– Да. Совершенно определенно мы должны разузнать об этом побольше, – поддержал ее Сайм, и Беверли почувствовала, что побеждает.
– Не исключено также, что ребенок у нее был вовсе не от Грошонга. Может, она только Мойнигану так сказала.
– Тогда кто же отец? – осведомился Сорвин.
– Мойниган.
На лице Сорвина отразилось глубочайшее сомнение, и Беверли поспешила добавить:
– Они поссорились, и она решила унизить его, заявив, что ребенок не от него. После этого Мойниган вступает в драку с Грошонгом, и его вышвыривают с работы. И все живут тихо, пока Мойниган не сталкивается в Лестере с Фионой, которая к этому времени уже стала проституткой. Мойниган снова сближается с ней и вскоре узнает правду.
Беверли потеряла нить рассуждений, но Сайм был готов ее слушать.
– Продолжайте, – медленно проговорил он.
– Видимо, с ребенком что-то произошло сразу после его рождения, – продолжила Беверли. – Он был избит то ли самой Фионой, то ли ее партнером. После чего они похоронили его на территории поместья, полагая, что теперь все концы спрятаны.
