Крис Павон - Экспаты
Из прибывшего лифта высыпались парочка тинейджеров, два типчика, похожих на банковских клерков, и одинокая женщина, которая поймала взгляд Кейт и изобразила на лице нечто вроде солидарности.
Кейт вошла в лифт — одна — и стала ждать, когда он тронется. Потом услышала топот ног в тоннеле — кто-то спешил, хотел успеть. Похоже, мужчина — тяжелые шаги, широкая поступь. Она нажала кнопку, еще и еще — нерациональный и бессмысленный порыв, но все же понятное и приемлемое действие.
Двери закрылись в тот момент, когда мужчина подбежал и попытался вставить руку в щель между сдвигающимися стальными панелями, но опоздал на долю секунды.
Лифт поднимался медленно, погромыхивая и поскрипывая тросом. Добравшись наверх, Кейт вышла на улицу, на плато Сент-Эсприт, к административному комплексу, задним дворам, правительственным учреждениям и небольшой площади посередине, между неправдоподобно чистенькими зданиями. Территория была отлично освещена, но пуста и погружена в полное молчание.
Кейт торопливо пошла по булыжной мостовой. Миновала ночной клуб — изнутри доносилась грохочущая музыка, но снаружи не было ни души. Повернула за угол и двинулась в сторону следующей площади. Здесь имелся бар, фонтан, роскошный ресторан, стояло такси. Пара среднего возраста вышла из ресторана и села в машину.
Она оглянулась через плечо: никого. Быстро миновала площадь, выбралась на улицу — тротуар взрыт, в глубоких рытвинах валяется строительное оборудование. И услышала за спиной шаги.
Кейт заспешила, перешла на рысь, потом снова на быстрый шаг. Пробежала перекресток, оставила позади битком набитый итальянский ресторан, дворец великого герцога, и поняла, что сейчас окажется прямо под окнами Маклейнов.
Человек позади нее, несомненно мужчина, не отставал, его башмаки звучно стучали по камням мостовой. Она оглянулась. Длинное черное пальто, шляпа с полями. Тот же самый, из тоннеля? Возраст и рост не определить, их скрывает ночная тьма. Ничего не распознать.
Кейт посмотрела на итальянский ресторан, подумала, не рвануть ли туда в поисках убежища. Но продолжала идти дальше еще быстрее — мимо китайского ресторана, бара, потом резко свернула в переулок — кратчайший путь к ее дому, к сожалению, слишком крутой — и перешла на бег. Бежать было неудобно, она спотыкалась и подскальзывалась на высоких каблуках на этом крутом подъеме, вымощенном мокрым булыжником. Дотянувшись до оштукатуренной стены, Кейт попыталась избежать падения, заскребла пальцами по неровной поверхности, на полной скорости свернула за угол, помогая себе раскрытым зонтиком, сосредоточенная на единственной цели — скорее добраться до дома; она бежала уже практически со спринтерской скоростью, но, нырнув в темный проход, переменила решение.
Проход вел к парадной двери здания, похожего на ее дом, — еще одно средневековое строение, обновленное и перестроенное до полной неузнаваемости, каменные стены оштукатурены, деревянные балки заменены новыми, в окнах рамы с двойным остеклением, каминные трубы забраны в современные кожухи.
Она прижалась к стене, распласталась, укрылась, спряталась, затихла, приготовилась.
Шаги все ближе грохочут по булыжнику — звук скольжения по крутому подъему, и вот уже совсем рядом, в трех секундах от нее, потом в двух, потом…
Кейт оттолкнулась от стены, вылетела на узкую улочку, подняв правую руку, импульс изначального толчка помог замахнуться в полную силу — в мощный удар напряженной ладонью, обрушившийся на шею мужчины, она сумела вложить всю силу, сломив сопротивление плоти и костей.
Мужчина упал на колени, хватаясь руками за шею, пытаясь глотнуть воздуха. Она перехватила зонтик обеими руками, развернула его деревянной ручкой и ударила преследователя по затылку, и тот упал лицом в булыжную мостовую, наверное, сломав себе нос.
Кейт проверила, действительно ли он без сознания, но живой. И тут заметила, что на нем нет шляпы. Это был не тот мужчина, что следовал за ней несколько секунд назад.
Она достала из его кармана бумажник и выяснила, что только что напала на швейцарца адвоката, жившего в одном с ней доме.
Сегодня, 4 часа 57 минут.
С тех пор, когда Кейт в последний раз носила с собой оружие, прошло немало времени. Тогда ей приходилось опасаться полиции и камер наружного наблюдения и стараться не нервничать. Знакомые ощущения, напоминающие боль в старой зажившей ране.
Она бросает взгляд на экран над платформой метро. Первый поезд, идущий до станции «Ла Шапель», прибывает через минуту, следующий через четыре. Она подождет второго. Правда, ей нужно ехать на первом из них, чтобы добраться до места к пяти или чуть позже.
Кейт оглядывается, осматривает платформу. Она еще пытается определить, кто из пассажиров следит за ней, но это бессмысленное занятие. Она листает «Пари матч», видит фотографии людей, обычных на этих страницах. Она когда-то считала, будто французские сплетни о знаменитостях отличаются от американских, что они выше классом. Но, прожив год во Франции, поняла, что это не так.
Второй поезд больше набит людьми, чем первый, толпа пассажиров растет и уплотняется по мере приближения часа пик. Свободных мест нет, придется стоять. Она прислоняется к стене вагона возле дверей, переминается с ноги на ногу, все больше волнуясь.
Кейт ничего не может с этим поделать: ей ужасно хочется узнать, кто же ее преследует. Она изучает и обдумывает все возможные кандидатуры — обычный набор завсегдатаев метро в пять часов вечера. Никто не встречается с ней взглядом, не отводит намеренно глаза. Это может быть любой из окружающих. Или никто из них.
Поезд останавливается на станции «Сольферино» — ничего вокруг не меняется. Далее следует «Национальная ассамблея» — по-прежнему никаких изменений. Потом «Конкорд», поезд замедляет ход, подъезжая к огромной, забитой пассажирами платформе; толпы людей, ожидающих посадки, бросаются к поезду, еще не успевшему остановиться. Она слышит мужской голос, низкий и важный, как раз в тот момент, когда двери открываются.
— Перейдите здесь на другую линию. И идите в «Бобур», в кафе наверху.
Двери открылись, и она выходит из поезда.
Она так и не видела мужчину, передавшего ей это распоряжение; она даже не пыталась его увидеть. Он повернулся к ней спиной, когда последний звук его голоса еще висел в воздухе, преднамеренно тихий, никому не слышный в шуме и гомоне толпы шепот.
Кейт прокладывает себе путь через correspondence, переход с одной линии на другую, сперва вверх по ступеням, потом вниз, поворот за один угол, за другой, длинные тоннели, выходящие в еще более длинные, пока она наконец не останавливается на платформе. Поезд как раз въезжает на станцию, он набит битком, как и все поезда на этой центральной линии, — толпы закончивших работу устремляются в вагоны на каждой остановке, люди толкаются и бегут; все эти неудобства продолжаются целых пять перегонов, пока она не позволяет толпе вынести ее наружу на станции «Отель де Билль».
И вот она уже наверху, на улице, идет прочь от реки, и тут — без всякого предупреждения! — впереди возникает гигантское переплетение громадных водопроводных труб, это чудовищное уродство — Центр Помпиду; он угрожающе нависает над ней — примитивные, словно первобытные цвета и сверкающая сталь на фоне ярко-синего послеполуденного неба.
Кейт покупает билет, входит, ступает на эскалатор, она здесь единственный пассажир.
Она хорошо ориентируется в этом музее. Это одно из тех мест, куда она ходит вместе с Декстером на каждую новую выставку, где они обычно проводят час, прежде чем устроить себе ленч в ресторане на крыше, откуда открывается прекрасный вид на правый берег Сены.
Она входит в ресторан, кивает официантке, направляется к угловому столику у дальней стены. На столике стоит бутылка минеральной воды и два стакана. За столиком сидит человек.
Женщина по соседству бросает взгляд на Кейт, переводит его на чашку кофе, а ее спутник изучает свои ногти. Это ее прикрытие.
Пульс у Кейт ускоряется. Она вскользь вспоминает о заряженном пистолете в тайном отделении на дне ее сумочки, равно как и о спрятанном оружии у людей вокруг — в сумках, в подплечных кобурах — здесь, у этой рафинированной публики, сидящей на крыше, спортивные пиджаки свободного покроя, позволяющие скрыть «пушки», которые они всегда таскают.
Хайден привстает, чтобы поцеловать ее в щеку, отросшая к полудню щетина царапает ей кожу, сухую после длительного пребывания на открытом воздухе в летнюю жару, а также из-за давнего пренебрежения ко всяким солнцезащитным кремам. Его дыхание пахнет кофе и мятой.
— И опять в музее, — говорит Кейт, присаживаясь. — Да ты, оказывается, большой ценитель искусства, не так ли?
— Это одна из главных причин, почему я живу в Европе.
