Михаил Март - Вальсирующие со смертью
— Ты считаешь, что тебя не нашли бы?
— Не считаю, а знаю. Вы искали маньяка, а не человека. Ловили всех подряд методом тыка, а я сидел и ждал, когда меня арестуют. Гадал на ромашке. Одну убил и скрылся. Вторую убил и жду. Третью убил и скрылся. Четвертую убил и жду. А они мимо бегают. Очевидно, маньяки в их понимании иначе выглядят. После шестого убийства я сидел на платформе и ждал электричку. Поздно, темно, вокруг ни души. Труп уже найден, кругом облавы, план-перехват в действии. Мог бы и уехать, а три электрички пропустил. И только один ушлый мент обратил на меня внимание. И что же? Начал задавать глупые вопросы. Кого я видел? Кто здесь проходил? Как выглядел? Меня злость взяла, я сел и уехал в Москву.
— За что же ты мстил своим жертвам?
— Этот вопрос надо было поставить в первой строке заведенного дела. Найди причину, а потом разбирай следствие. Все женщины, с которыми я разделался, на момент смерти были замужем. Каждая из них изменяла своему мужу. Порядочных я не трогал. Пять лет назад меня бросила жена и уехала с любовником за границу. Я ее очень любил. Она любила его. Но зачем выходить замуж за нелюбимого? Оказывается, все очень просто. Ему назло! Обо мне она и не думала. Я был раздражителем в ее руках. В конце концов голубки помирились и упорхнули. Я остался. Больше всего на свете я ненавижу предательство. А следствие не интересовалось тайной жизнью жертв. Труп всегда невинен.
— Тебя поймали с поличным. Так ведь? А ты утверждаешь, что сыскари ничего не стоят.
— Смешно. Когда я придушил эту бабу, то успел позавтракать и выспаться. Когда нагрянули менты, труп уже окоченел, а я сидел рядом и курил. Крик, мат, маски, автоматы, бронежилеты. Целая армия на одного безоружного хлюпика. Все наиграться не могут в казаков-разбойников. Как дети.
— Скажи мне, Паша, тебя обвинили в четырех убийствах. Следующие четыре эпизода ты предъявил сам. - Добрушин постучал по толстой папке ладонью. - Твое чистосердечное признание заняло тридцать шесть страниц. Ты веришь в снисхождение суда?
— Пожизненное заключение. Четыре эпизода или восемь, значения не имеет. Я знал, на что шел. Я свою задачу выполнил. А сейчас я просто устал и решил остановиться. Моя жизнь кончилась. Мне плевать. Вы, Семен Семеныч, мне понравились. Человек, с которым можно поговорить. В папке лежит не чистосердечное признание, а исповедь. Я неверующий человек и к священнику не пошел бы. А вот перед вами исповедовался, чтобы камень с души сбросить. Это не бахвальство и самоутверждение. Мол, вот какой я герой! Нет. Убийца-одиночка это очень тяжелая ноша. Таскать в себе такой груз не каждому под силу. На то и придумана религия, чтобы люди освобождались от душевной тяжести и получали всепрощение. Тоже своего рода кодирование. Согрешил, помолился и опять чистенький. Начинай снова. Все мы грешники, но у каждого своя вера и свое оправдание собственным грехам. Человек не способен искренне признать свою вину, он всегда найдет себе оправдание. Но только себе, а не кому-то другому…
— Число жертв ты себе сразу наметил?
— Нет, конечно. Я не знал, на какой по счету меня поймают. Плохо ловили, вот и получилось восемь. Если бы я наметил себе двадцать, то действовал бы иначе.
— Это как же?
— В первую очередь каждое убийство должно было в корне отличаться от другого. Никакого почерка. Как правило, когда человек убивает впервые и его не ловят по горячим следам, он думает, что выбрал правильный метод, и продолжает действовать теми же средствами. А это и есть почерк. Тот же шаблон. Вот так нас и ловят. Ну и потом, необходимо менять районы, а не сваливать свои жертвы на одной полянке. Если подходить к делу творчески и с умом, можно наметить себе сколько угодно жертв. Успех гарантирован, если не вмешается его величество случай! Я к этому не стремился, однако звание «маньяк» четко утвердилось за моей персоной. Впрочем, я не возражаю. Мне плевать.
— Спасибо за исповедь, Паша.
Котов подписал ряд протоколов, документов, постановлений, и его увезли в Бутырку.
Добрушин долго сидел за столом и задумавшись смотрел на папку с материалами следствия.
4
Он не сопротивлялся собственным инстинктам. Ноги сами привели его на вокзал, и он купил билет до Снегирей. Дальше дело осложнилось. Убегать проще, чем возвращаться. Куда дальше? Он слонялся по станции больше часа, пока не заметил знакомое лицо кондукторши возле киоска «Мороженое». Она и привела его к нужному автобусу. Стояли долго, пассажиров в будние дни набралось немного. Потом дорога. Он смотрел в окно и запоминал.
Спустя сутки многое изменилось в нем самом, а местность и природа оставались прежними. Ну умер человек, и что? Ничего. Мир не перевернулся. Ни один листочек не упал с дерева. Все мы песчинки на этой грешной земле, и если с ели упадет иголка, то елью быть не перестанет ель. Просто на душе скребли кошки и где-то в глубине острой занозой засела тревога.
Он шел к дачному поселку не торопясь, оглядываясь и старался оставаться незаметным. В старых сталинских дачах жили пенсионеры. Тут не было кирпичных дворцов и высоких заборов. Все тихо, пристойно и надежно. Сколоченные в пятидесятых, срубы стояли крепко.
По дороге ему встретился какой-то старикашка и поздоровался. Вежливый народ, непуганый. Видно, что дачник, а не местный. Дорогая оправа очков, затемненные стекла и кроссовки вместо сапог.
Дважды он проходил мимо дома и не решался зайти в калитку. Сквозь штакетник он видел стоявшую на участке «восьмерку» и застывший в тени дом.
Наконец он решился и толкнул калитку. Она скрипнула и открылась.
Он почувствовал, как напряглись его мышцы. Ему казалось, что за ним наблюдают сотни глаз и только ждут момента, когда он зайдет в ловушку и на руках защелкнутся наручники.
Никто за ним не наблюдал, и никого чужие проблемы не интересовали. Птицы продолжали щебетать, вот только ветер усилился и нагнал тяжелые тучи, спрятав солнечный свет за тяжелым серым покрывалом.
Он долго не решался войти в дом, гуляя по саду, и в конце концов сумел взять себя в руки и переступил порог. Ничего не изменилось. Даже проигрыватель продолжал вертеться с тихим однообразным шорохом.
Да, покойники сами не уходят. Она лежала на прежнем месте, белая как простыня, и не реагировала на мух, которые кружились над ее телом и ползали по застывшему лицу и рукам. Он сдернул плед с кресла, подошел к покойнице и накинул покрывало на лицо.
Ничего страшного, уговаривал он сам себя. Все мы там будем. Каждый в отведенный ему час. Живем и не задумываемся о смерти, а она поджидает нас там, где мы ее не рассчитываем встретить.
И что теперь он должен делать? Странно. Он думал о чем угодно, но так и не решил, как ему поступить. Ехал-ехал и приехал! Для чего? Сжечь дом вместе с трупом? Слишком шумно, слишком навязчиво и подозрительно.
Он начал осматриваться, разглядывать вещи, заглядывать в шкафы. Поднялся наверх по той лестнице, с которой она упала. Огромная спальня с широченной кроватью. Постель свежая, расстелена. На столике свечи, два бокала, запечатанная бутылка шампанского. Да, она серьезно подготовилась к встрече. На что же рассчитывала эта женщина? Ущемленная гордость, глупая блажь или обычная бабья тоска?
Он открыл один из шкафов и увидел военный мундир с погонами полковника. Рядом висела шинель и пара штатских костюмов. Пятидесятый размер, пятый рост. Он сам носил тот же и не мог ошибиться. В соседнем шкафу его ждал сюрприз. Зеркальная дверца скрывала за собой полку, на которой стояла заряженная пленкой видеокамера. Провода от камеры скрывались за фанерной стенкой. С внутренней стороны зеркало выглядело обычным стеклом. Глаз камеры был направлен на кровать. - «Вот что задумала эта стерва! - Он скрипнул зубами. - Змея подколодная!» В эту секунду он ненавидел ее, забыв, что женщина мертва.
Возле кровати, под ковром, он нашел провод с кнопкой. Тут и проверять не имело смысла. Кнопка включала камеру, на которой запечатлялась домашняя порнуха и отличный материал для шантажа.
Некоторое время он сидел на кровати и о чем-то думал. Ему хотелось развалиться и выспаться после бессонной ночи. Уютная обстановка располагала к покою. Однако он не за тем сюда приехал. Производя обыск, он нашел в спальной тумбочке несколько газет «Из рук в руки». Все они были открыты на странице, где печатались брачные объявления. Некоторые из них обведены синим фломастером. Он подошел к окну и прочел одно из них: «Мужчина среднего возраста, вдовец, военный, материально и жильем обеспечен, одинокий, ищет подругу жизни, одинокую, аккуратную. чистоплотную женщину от сорока до пятидесяти лет. Прошу ответить по адресу: Москва, а/я 113276. Ракову Е. С.»
Другие объявления оказались схожими с первым. Везде фигурировали военные, средних лет мужчины, тоскующие от одиночества. Он вспомнил, как она рассказывала ему о знакомстве с военным атташе. Теперь, сидя на его даче, она продолжает поиски и таскает сюда любовников под объектив кинокамеры… Точнее, таскала. Все они стервы продажные. Ничего святого! Лишь бы самой было хорошо. Он вспомнил свою жену. Когда они встретились, у него голова пошла кругом. Любовь с первого взгляда. Когда он сделал ей предложение, она сказала: «Хорошо. Начинаем жизнь с нового листа. Мое прошлое тебя не касается, а твое не интересует меня». Какое там к черту прошлое, когда ей едва стукнуло двадцать пять, а ему уже тридцать семь. И правильно. Живут уже четыре года душа в душу и никаких проблем. А если говорить правду, то, кроме проблем, ничего. Но это его личное дело. С двумя высшими образованиями можно было и большего добиться. Сам виноват, а теперь крутись белкой в колесе.
